Блеск клинка - Лоуренс Шуновер

В течение очень, очень длительной войны возникло множество удобных правил этикета. Одно из них гласило, что монархи и крупные вельможи могли давать охранные грамоты своим людям, передвигающимся по территории противника. Договоренность всегда соблюдалась.

— В самом деле, твое предложение напоминает слова государственного деятеля, — произнес его дядя. — Ты хорошо подходишь для гражданской государственной службы. Полагаю, что священник станет меня критиковать, так как убежден в невиновности Пьера. Я тоже считаю, что сейчас не время для суда. И, разумеется, со словом Тальбота все считаются. Пьер никогда не казался мне убийцей. Вероятно, в этом деле что-то кроется.

— Я убежден в этом, сэр Джон.

— Я освобожу его из тюрьмы. Ты можешь сам написать охранную грамоту, если она нужна тебе. Без сомнения, ты сформулируешь ее лучше, чем я продиктую.

— Шестьдесят тысяч фунтов не требуют чрезмерной риторики, мой благородный дядюшка. Я горжусь вашими честными словами.

Хлопоты Изамбара в защиту Пьера находили отклик в высших сферах, но были тщетными среди простых людей. Он нашел нескольких свидетелей, но все они с мрачными лицами подтверждали, что Пьер убил Томаса Берольда: «Кулаками, Преподобный Отец, с жестокостью. Гореть мне тысячу лет в чистилище, если я не прав».

Священник отвечал:

— Не берите грех на ваши души! — но они клялись, что говорят правду, а некоторые из них были убеждены в этом.

За день до того, как сэр Джон отдал приказ об освобождении Пьера из камеры, Изамбар постучался в дверь кухни Марии. На веревке, завязанной узлом и служившей ему поясом, висел маленький мешочек из непромокаемой кожи, похожий на кошелек. Крест хлопал по нему при каждом шаге священника.

— Мои связи — не самые высокие, — сказал он, когда Мария впустила его, — но, по крайней мере, Пьера выпустят из тюрьмы. Правитель освобождает его под честное слово своего внучатого племянника. Пьер будет сопровождать друга, отправляющегося с поручением на юг Франции. Таким образом, оба смутьяна будут на время удалены из Руана.

— Но это же прекрасно! — воскликнула Мария. — Это почти прощение!

— Я бы хотел, чтобы это было прощение, — ответил Изамбар, — но нет. Юный Уильям дал слово, что Пьер вернется и предстанет перед судом, когда суд начнется, а он держит слово. Мы должны найти способ вывести Пьера из-под юрисдикции руанского суда насовсем или, по крайней мере, до тех пор, пока не откроются факты, гарантирующие справедливость суда. Я обескуражен тем, что многие горожане готовы поклясться, будто они действительно видели убийство человека Пьером. Вы ведь не думаете, что Пьер совершил убийство, Хью?

— Конечно, нет, Отец.

— Пьер — не убийца, — добавила Мария.

— Я с вами согласен, — задумчиво произнес Изамбар. — Это не в его характере, и я довольно долго беседовал с ним об этом несчастном происшествии. Надеюсь, вы не думаете, будто я хочу помешать справедливому решению лишь потому, что люблю вашего приемного сына.

Он открыл мешочек и достал письмо, написанное добротным старомодным готическим шрифтом, который мог прочитать любой грамотный человек.

— Лорд Стрейнж и ваш сын отправляются в Монпелье, чтобы встретиться с министром финансов, главным сборщиком налогов Жаком Кером, казначеем Франции.

— Неужели продавец капусты вознесся так высоко? — изумилась Мария.

— Дела у купца шли хорошо, — заметил Хью. — Я слышал кое-что о его карьере.

— Я подумал, что он, возможно, сохранил добрую память о вашей мастерской, Хью. В этом письме я представляю ему Пьера и высказываю предложение, чтобы Кер взял его к себе на службу.

Хью молча кивнул. Его лицо было решительным и серьезным. Мария воскликнула:

— Как долго он будет отсутствовать, Отче?

Хью сказал:

— Он уже взрослый, Мария. Он не может всегда оставаться здесь. Он мог бы, конечно, жить с нами, но Пьера это не удовлетворит. И как ты знаешь, дорогая жена, иногда полезно на время покинуть родные места. Вспомни, как мы уехали из Милана.

— Все из-за твоего дурацкого языка, Хью, — сказала его жена.

— А в случае Пьера все из-за его дурацких кулаков, — ответил Хью.

— Не знаю, как долго это будет, — произнес Изамбар. — Я даже не уверен, что казначей примет к себе Пьера. Но скоро мы это узнаем.

— Каким образом? — спросил Хью.

— Не думайте, — ответил священник, — что медленное передвижение лорда Стрейнжа и его кавалькады по направлению к Монпелье является мерой скорости, с которой известия сегодня пересекают территорию Франции. Предприимчивый министр финансов ввел сложную систему смены лошадей, так что курьер может скакать день и ночь, пока его не сразит сон, и в каждом городе он найдет свежих лошадей, приготовленных для королевской службы. Жак Кер узнает о прибытии Пьера задолго до того, как Пьер появится у него. Он узнает также о том, что лорд Стрейнж везет ему, насколько я понимаю, финансовый документ исключительной важности, секретный и имеющий отношение к заключению мирного договора.

— Пьер оказался в центре важных событий, — заметил Хью. — Участие в такой миссии — большая честь. Это может повлиять на его судьбу.

— А это опасно? — спросила Мария.

Изамбар хихикнул:

— Я не разглашу секрета, если скажу, что лорд Стрейнж везет деньги для Франции. А поскольку дело касается денег, министр финансов обеспечит безопасность миссии. Пьер не находился бы в большей безопасности даже в собственной спальне, мадам.

— Я полагаю, что мы не должны вставать у него на пути, — произнесла Мария.

— В любом случае у нас нет выбора, — практично добавил Хью.

Изамбар запечатал пергамент в цилиндр из рога и оставил его для Пьера. Он тяжело вздохнул, передавая его в руки Хью.

— Сомневаюсь, смогу ли я еще как-то помочь юноше, — сказал он. — Пьер перешагнул тот возраст, до которого провинциальный священник может быть полезен ему.

— Вы были лучшим другом мальчика, — уверенно произнес Хью. — Я надеюсь, что ваши молитвы будут сопровождать его в пути.

— Ну, конечно, — ответил священник с кротким удивлением. — Я всегда молюсь за Пьера.

Уильям и Пьер были еще на полпути к Монпелье, когда в Руан прибыли два письма от французского министра финансов. Первое было прочитано Джону Тальботу: его вежливо благодарили за деньги, которые были еще в пути, с изысканным комментарием по поводу осмотрительного английского метода их доставки; в письме выражалась благочестивая надежда, что в будущих отношениях двух стран не возникнет осложнений, которые потребовали бы более быстрой доставки известий с помощью смены лошадей.