Церковный вор - Алексей Макеев

Прихватив кольцо, я вышел из номера и захлопнул за собою дверь. Околачивающаяся рядом Смольникова бросилась мне на шею.

– Игорь, я так переживала, что просто ужас! – проговорила она мне в ухо прерывающимся голосом. – Пойдем быстрее отсюда!

– Конечно, пойдем! – Я поцеловал молодую женщину в губы, и мы в обнимку направились в конец коридора, где маячили фигуры Аксеновой и Теплякова.

Я обернулся и махнул рукой Березину и Тропининой, давая им знак спускаться вниз.

Несколькими минутами позже все мы, за исключением изволившей почивать Аксеновой-младшей, снова собрались в моем номере. Егор и Женя расположились на большой кровати, за ними, на маленькой, рядком – Березин, Тропинина и Смольникова. Все сидели ко мне лицом как в учебном классе, я же стоял перед ними, словно учитель у доски.

– Ну давай, рассказывай, что случилось с Сильвестровым и зачем ты проник в его номер? – проявила нетерпение женщина-хлорофитум.

Я собрался с мыслями, а потом поведал слушателям о том, как ко мне в номер пробрался Николай Сильвестров, как пытался убить меня, как я погнался за ним, как искал его на крыше, а потом он сорвался вниз. Рассказал и о том, что заподозрил Николая в похищении креста и других драгоценностей из церкви Санта-Лучина. На основании этих подозрений я и проник в его номер, где моя догадка подтвердилась – под подушкой нашелся перстень, украденный из церкви. В подтверждение своих слов я достал из кармана тот самый перстень и продемонстрировал его присутствующим.

В номере надолго установилась тишина. Все сидели с напряженными лицами, переваривая информацию.

Наконец в разговор вступил Михаил Березин:

– А зачем Николаю нужно было убивать тебя?

Тропинина сморщила нос, как это делают очкарики, когда приглядываются к чему-то, и, уставившись на сидевшего рядом с ней историка, произнесла:

– Ну, неужели не понятно, Миша? Когда Игорь пригрозил, что непременно найдет воришку, Николай испугался, что он выйдет на него, и попытался его убить.

Тропинина попала в самую точку, добавить к сказанному было нечего, и я промолчал.

– Можно посмотреть перстень? – задал Михаил вопрос, завороженно глядя на перстень, который я крутил в руке.

Я прекрасно понимал интерес Березина к моей находке – историк, вещь, очевидно, культовая, старинная, ему, разумеется, любопытно на нее взглянуть. Что ж, пусть смотрит.

– Пожалуйста! – я протянул Михаилу перстень.

Он взял его и стал разглядывать с любознательностью ребенка, заполучившего новую игрушку.

– Интересно, интересно. Вещь явно дорогая, из драгоценного металла.

– А зачем ты вообще взял этот перстень из номера Николая? – вдруг спросила Тропинина, и в ее голосе отчетливо прозвучали злые нотки.

От такого вопроса меня даже взяла оторопь. Я не знал, что ответить, и недоуменно пробубнил:

– Ну как зачем, Маша?!

– Вот именно, зачем?! – накинулась на меня Тропинина. – Это же вещественное доказательство того, что кражу совершил Сильвестров. Пусть бы полицейские нашли перстень в его номере и подозревали бы в краже Николая.

– Правильно Маша говорит, – произнес Березин, продолжая любоваться перстнем.

Я пришел в себя и довольно активно возразил:

– Нет, это глупо. Другое дело, если бы в номере Сильвестрова нашлись все драгоценности. Полиция успокоилась бы, и на этом расследование наверняка закончилось бы. А если бы полицейские нашли только один перстень, то они продолжили бы поиски и других драгоценностей, и тогда, разумеется, вышли бы на нас. А нам это нужно?

– Игорь прав! – вступился за меня Тепляков. – Нас бы задержали, как говорится, до выяснения обстоятельств, а нам надо уехать отсюда побыстрее. Мне через неделю на работу выходить нужно.

– Все правильно Игорь сделал, – вступилась за меня и Смольникова. Не зря я, видать, с нею любовь крутил, хоть в чем-то прок будет. – Нельзя было в номере Сильвестрова украденный им из собора перстень оставлять. Мы на себя бы подозрения навлекли. Мы же все вместе в пещере были. Поймут, что и в храм Санта-Лучина той же компанией забирались.

– Только вот куда Сильвестров остальные драгоценности дел? – печально заметила Женя. Она пребывала в состоянии грусти, вызванном невольным напоминанием Теплякова о скорой разлуке.

Я был полон решимости найти похищенное из церкви Санта-Лучина и потому твердо и не без пафоса пообещал:

– Куда бы Сильвестров ни дел крест и драгоценности, я обязательно найду их и верну Испании.

Смольникова в знак одобрения показала мне большой палец и проговорила:

– Я тебе верю, Игорь! Ты один можешь помочь нам всем выбраться из того дурацкого положения, в какое нас всех поставил своим поступком Николай, и снять с нас обвинения в похищении реликвий Каталонии.

С надеждой смотрели на меня и Женя Аксенова, и Егор Тепляков, и Мария Тропинина, даже помешанный на истории Михаил Березин перестал разглядывать перстень и выжидающе уставился на меня.

Я не мог обмануть этих, в общем-то, неплохих людей, потерявших голову от желания разбогатеть, а потому по глупости влезших в собор Санта-Лучина, из-за чего оказались, как говорится, в глубокой заднице. Куда вместе с ними, тоже по глупости, угодил и я.

Я поднял руку, соединив в колечко большой и указательный пальцы, выставил их вперед, показывая таким образом, что все будет о’кей, и заверил своих гостей:

– Я вас не подведу, друзья!

Глава 19

Новости от сеньора полицейского

На следующий день рано утром в мою дверь раздался громкий требовательный стук. Я спал крепким сном, поскольку накануне лег довольно поздно, а потому с трудом разлепил веки и, зевая, глянул на часы. Время было семь тридцать. Рановато для подъема на курорте. Я встал, натянул шорты, спросонья прыгая на одной ноге, и прошлепал босыми ногами к входной двери. Глянул в глазок и так и застыл с открытым ртом. На пороге стоял тот самый, допрашивавший нас в связи с гибелью в пещере Константина Коронеля, невысокий толстый лысоватый следователь с большими карикатурными ушами, отвисшими губами, с мешками под глазами и носом, похожим на огромную сползшую по стеклу каплю воды. Зовут его, кажется, Антонио Вердагер.

«Черт, зачем я ему понадобился? Уж не по поводу ли смерти Сильвестрова? Но меня вроде вчера вечером никто не видел на крыше». Мысли вихрем пронеслись в моей голове, я разволновался, но постарался взять себя в руки и открыл дверь. Рядом с толстым полицейским стоял высокий худой смуглый субъект с короткой стрижкой и бородкой. Если бы я не был в Каталонии, то запросто мог бы решить, что передо мной не представитель местного народа, а араб. Антонио Вердагер был одет в темно-синюю полицейскую форму, его сопровождающий – в белую рубашку и темные брюки.