Неугасимый огонь - Биверли Бирн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На лице Лиама появилось такое выражение, будто он только что получил неожиданный подарок.
– А если не Пабло Луос, то кто же тогда?
– Твой брат Роберт.
Лиам перевел взгляд с брата на отца, потом снова посмотрел на Роберта.
– Вы так решили с Доминго, когда ты был в Испании?
– Ничего я не решал, – ответил Роберт. – Эта идея принадлежит отцу.
Лиам продолжал вертеть головой, адресуя вопрошающие взгляды то Роберту, то отцу.
– Прошу меня простить, но я ничего не понимаю.
– Боже Всемогущий! – наконец взорвался Бенджамин. – Неужели ты не способен усмотреть в этом элементарную логику. В Кордове сейчас нет человека, способного стать лидером дома Мендоза. Единственный, из оставшихся в живых, сын Доминго – урод, маньяк, который носится по Испании с одной корриды на другую, погрязнув в созерцании крови убиваемых быков. В общем так… – Бенджамин замолчал, как бы решая сложную задачу, и внимательно осмотрел сидящих перед ним своих сыновей. – Тебе, – он указал пальцем на Лиама, – предстоит продолжать наше дело здесь, в Англии, когда я совсем выбьюсь из сил, а Роберт – самая подходящая фигура для Кордовы. Лучшего выбора быть не может… С тобою в Англии и Робертом в Испании дом Мендоза ждет такое процветание, какого нам еще не приходилось знать.
«Хорошо сработано, ах ты, старая лиса», – в душе восхитился Роберт. Ведь все подано так, что Лиаму ничего не остается, как чувствовать себя польщенным от оказываемой ему чести. И он не ошибся, Лиам с невесть откуда взявшимся энтузиазмом принялся с отцом обсуждать планы на ближайшее будущее.
– Осуществить это мы должны без всякой драматизации событий, – продолжал Бенджамин: – Роберт вернется в Кордову и, как можно быстрее, возьмет в свои руки бразды правления, которые, без сомнения, уже в руках Пабло Луиса. Мне кажется, что этот горбун только и ждет, чтобы кто-нибудь взял их у него.
– И если он заупрямится, то неизбежно проиграет, – тихо добавил Роберт. – Если бы он согласился сотрудничать, это было бы наиболее пристойное решение проблемы.
– Ну, знаешь, пристойное или не очень – роли не играет, – возразил отец. – Делай так, как мы решили. Пусть он с тобой потягается, этот одержимый быками идиот. А помощь ты сможешь найти там, откуда ее и не ждешь. – Бенджамин смотрел на Роберта в упор, его взгляд был тверд… Через минуту, как бы расслабившись, он произнес: – Я даже, грешным делом, забыл сейчас о том, что не сидел сложа руки все эти двадцать шесть лет… Ну, а теперь, Лиам, я тебя больше не задерживаю. Через час в Адмиралтействе совещание, на котором, я полагаю, тебя будут ждать.
– Еще корабли? – поинтересовался Роберт, как только Лиам удалился.
– Да, – ответил отец.
– Ты уже распространялся на тему стремления к власти, – Роберту не терпелось продолжить с отцом беседу.
– Да… Власть это всегда борьба. Но людям, командующим битвами, война никогда не идет на пользу. Они всегда лишь кулаки, приводимые в движение силами более высокого порядка. Кстати, мне из надежного источника стало известно, что наш новый премьер-министр собирается потребовать мира, заключить с Наполеоном своего рода соглашение. Мне кажется, это придумано не им самим, а Питтом, поэтому он и ушел и обходными маневрами усадил в свое кресло Эддингтона. Так ведь проще: кто же поверит человеку, который во всю глотку призывал нацию к войне, а теперь также громко станет призывать к миру.
– Возблагодарит Бог любого, кто за это возьмется. Если у него это получится, то мы снова сможем начать отправку вина морем, – воодушевился Роберт.
Бенджамин кивнул.
– Сможем. Но, независимо от того, идет война или все живут в мире, наша роль должна состоять в том, чтобы иметь возможность контролировать расходы тех, кто финансирует армию и флот… Вот это настоящая власть, сынок. Именно поэтому ты завтра отправишься на континент. – Произнеся это, Бенджамин выставил на крышку письменного стола небольшую шкатулку. – У меня для тебя кое-что имеется. Взгляни-ка вот на это.
Роберт открыл шкатулку. На синем вельвете лежал старинный медальон, довольно большой – сантиметров восемь в длину и около пяти в ширину. Он рассмотрел его и поинтересовался:
– Тебе не кажется, что эта надпись сделана на древнееврейском языке?
– Да, я знаю, что ты не сможешь прочесть эти слова, но о чем говорится догадываешься?
– Нет, я не могу сказать, – Роберт взглянул на отца.
Тот улыбался.
– Боже мой, я же знаю что это, – пробормотал Роберт. – Этот медальон лежал вместе с распиской! Я же читал об этом. Его предъявили вместе с распиской, чтобы убедиться в том, что она не фальшивая. Феликс Руэс передал этот медальон Мигелю Антонио в 1575 году.
– Да, я тоже так полагаю. А вот что Рамон Мендоза привез с собой в Англию именно этот медальон, мне известно доподлинно. С тех пор и возникла традиция, согласно которой он переходит от отца к сыну. И теперь он перейдет от меня к тебе.
Скорее всего, к старшему сыну. Теперь Роберт понимал, почему отец не стал демонстрировать свою приверженность традиции в присутствии Лиама. Он взвесил медальон на руке.
– Ты можешь мне сказать, что на нем написано?
– Это строчка из одного псалма: «Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя». Легенда дома Мендоза говорит о том, что эту строчку сделали девизом семьи, когда она из-за репрессий в Кордове вынуждена была бежать в Танжер. На воротах своего дома в Африке глава семейства вырезал эти слова. Сделано это было для того, чтобы напоминать своим детям, что их Иерусалимом была и остается Кордова, их единственная настоящая родина.
– Седьмой век? Невероятно, – прошептал Роберт. – Невероятно!
– Я думаю, что так и было. История дома говорит и о том, что один из поздних Мендоза оказал финансовую помощь маврам, которые напали на Испанию… Он сделал это, естественно, ради того, чтобы вновь укрепиться в Кордове.
– Неужели это все правда?
Бенджамин пожал плечами.
– Ты имеешь в виду эти легенды? Не знаю. Но, независимо от того, правда это или нет, мы должны это знать. Никогда не забывай, Роберт, о том, что ты прочел в «Истории Рамона», ни того, что ты знаешь об Англии. Тебе потребуется хитрость. Все не будет таким простым и легким, как я объяснил Лиаму. Но ты победишь, и дом Мендоза станет еще богаче и влиятельнее, чем когда-либо.
Плыть пришлось теми же окольными путями, что и в первый раз. Виной всему была все еще продолжавшаяся блокада французов. Ночь была туманной и холодной.
Роберт находился на палубе голландского двухмачтового китобойного судна. Защищаясь от холода, он притулился к бухтам сметанных буксирных тросов.