Чисто научное убийство - Песах Амнуэль

Бутлер выразительно дернул головой, показывая, чего стоит некий Баркан в качестве защитника.

Я записал номер телефона в записную книжку, недоумевая, зачем он, собственно, мне понадобился. Тяжелая еда с выпивкой сказывается на серых клеточках — недаром Пуаро был трезвенником и вегетарианцем… Или Холмс? Впрочем, неважно, никто из них наверняка не пробовал жареной индейки а ля Рина.

Статью, связавшую итоги двух операций — «Возмездие» и «Гроздья гнева», я закончил в срок, и утром того знаменательного дня держал в руках свежий номер «Гаарец» с собственным опусом на третьей полосе. Читать я предпочитаю «Едиот ахронот», но пишу всегда в «Гаарец». Согласитесь, что читать и писать — принципиально разные сферы деятельности, и лучше их не смешивать. Впрочем, причина была вполне прозаической — в «Гаарец» платили больше.

Статья получилась хорошей (еще бы, я потратил на нее два месяца!), и я представлял себе, что скажут в мой адрес профессор Бар-Леви, и доктор Радзиевский, и сам декан Сандлер. Все они хвалили статью, мне приятно было слышать их воображаемые голоса, и потому я не сразу обратил внимание на заметку, опубликованную на той же странице.

«Завтра начнется суд над Гаем Шпринцаком, убившим два месяца назад своего дядю, известного хирурга и бизнесмена Иосифа Гольдфарба. Обвиняемый так и не признал своей вины, хотя следствие располагает всеми изобличающими уликами. Обвинитель будет требовать пожизненного заключения, в то время как адвокат предполагает, что, учтя все факторы, суд приговорит Шпринцака к десяти годам.» Я смотрел на газетные строчки и вспоминал, как мы с Романом осматривали место трагедии, и как мы допрашивали Гая Шпринцака, а он смотрел на меня странным взглядом перетрусившего звереныша. Вспомнились мне ночи, когда я лежал, глядя в темноту, и пытался самостоятельно разобраться в этой проблеме. Удивительное ощущение: я уверен был, что давно все понял, что знаю истинного убийцу, но знание это сидело глубоко в подсознании, и извлечь его оттуда могло лишь какое-то ключевое слово. Или действие. Нечто, промелькнувшее и почти не оставившее следа. Забытое сразу же, как забывается сон…

По ассоциации мне и вспомнился кошмар, преследовавший меня однажды под утро — Отелло, гнавшийся за Дездемоной с воплями о платке, выпачканном кровью. Я еще подумал тогда, что…

Я аккуратно сложил газету, стараясь шелестом страниц не спугнуть мысль, наконец-то вернувшуюся домой после долгого отсутствия.

Идиот, сказал я вслух, имея в виду то ли комиссара Бутлера, то ли инспектора Соломона, а скорее — себя самого.

Где, черт возьми, записан у меня номер телефона адвоката Баркана? Или — лучше позвонить Роману? Нет, дело уже передано из полиции в суд, от комиссара Бутлера сейчас ничего не зависит.

Где же я записал этот проклятый номер?

Глава 9

Несколько капель крови

Выйдя из тюрьмы, Гай Шпринцак созвал друзей и всю ночь пил с ними, каждые полчаса поднимая тост за то, чтобы Иосиф Гольдфарб никогда не попал в рай. Говорят еще, что Гай Шпринцак явился на кладбище в Кирьят-Ювель, где на могиле Гольдфарба уже стоял мраморный памятник, и положил на плиту огромный камень — то ли в память о дяде, лишившем племянника законного наследства, то ли для того, чтобы душа Гольдфарба не могла подняться в высшие сфирот и соединиться с Творцом. Что ж, поступок, достойный иудея — зуб, как говорится, за зуб…

— Видишь ли, — сказал я в тот же вечер Роману, явившемуся без приглашения и в неурочный час выпить чашку гнусного растворимого кофе, — видишь ли, когда мы с тобой стояли в кабинете Гольдфарба, а твой инспектор надиктовывал для протокола описание места преступления, я обратил внимание на одно странное обстоятельство. Но был настолько взволнован, что сразу же упустил мысль, а потом не мог поймать. Собственно, даже и вспомнить не мог, что такая мысль была. Потом она явилась мне во сне, и я опять не понял намека… Ну хорошо, я дилетант, но ты-то и твои люди куда смотрели?

Роман ответил не сразу, кому хочется признавать свои промахи?

— Такая мелочь, — сказал он наконец. — Смотри, в девяти случаях из десятка мы имеем дело с убийствами грубыми и, в принципе, ясными. Привыкаешь не вглядываться в такие тонкости, если в целом картина ясна…

— Ну так вот, — я не стал развивать дальше тему недостаточной компетентности полицейских экспертов и роли серых клеточек в мыслительной деятельности дилетантов-историков. — Ну так вот, когда я послушался совета Отелло и обратил, наконец, внимание на пресловутый платок Дездемоны, выпачканный кровью, все детали этого дела заняли нужные места…

— При чем здесь Отелло? — раздраженно сказал Роман. — Он задушил жену, а не стрелял в нее из пистолета.

— Платок! — воскликнул я.

— На платке Дездемоны не было крови, что ты несешь, Песах?

— При чем здесь Дездемона? — раздраженно сказал я. — Речь идет о платке Гольдфарба.

— Ты помнишь, — продолжал я, — что, подняв с пола платок, инспектор Соломон сказал так: «несколько капель крови и след от туфли. Гольдфарб наступил на него.»

— Именно так написал и эксперт, — подтвердил Роман.

— Но он не написал: «несколько пятнышек крови на обеих сторонах»!

— Эксперт не мог этого написать, потому что изучал уже развернутый платок. Он не знал, что платок был сложен вдвое, когда Соломон поднимал его с пола.

— Вот именно. И написал просто о нескольких капельках крови. Что же было на самом деле? Капли оказались на обеих сторонах платка: той, что прилегала к полу, и той, что была сверху. И нужно было только понять значение этого факта, а потом цепочка выстраивалась уже автоматически… Еще кофе?

— Налей вина, — сказал Роман. — От твоего кофе у меня наступает депрессия.

— Твое здоровье, — сказал я и продолжил рассуждения, не дожидаясь, когда Роман опустошит свою рюмку. — Что же получается? На полу уже была цепочка кровавых следов, когда платок выпал из чьей-то руки. Так капельки отпечатались на нижней стороне платка. Потом на платок наступил Гольдфарб, и капельки крови упали на верхнюю сторону. Это могло означать только одно: на самом деле на полу была не одна цепочка следов крови, а две. Поскольку тело убитого было обнаружено посреди комнаты, это означало, что Гольдфарб получил пулю не тогда, когда стоял у окна, как сказано в экспертом заключении. Нет, в него стреляли, когда он находился посреди комнаты. Смертельно раненый, он сделал несколько шагов к окну, а потом вернулся обратно, уронив платок и наступив на него ногой. Упал и умер. Возникает вопрос: зачем он ходил по комнате?

— Господи, — сказал Роман, — раненый человек, за минуту до смерти… Он мог бегать по комнате, пока не потерял сознание. Мог броситься к окну, чтобы позвать на помощь, но окно было закрыто, а за домом стройка, крик никто бы не услышал… Он бросился к двери и упал. Хочешь еще варианты?

— Согласен. Странность с платком остается всего лишь зарубкой в памяти, если не связать ее с показаниями Гая. Ты не верил ни одному его слову, и никто не верил, даже его адвокат. Вы считали, что он отпирается весьма неправдоподобно… А он говорил правду. Он действительно явился на виллу потому, что его вызвал дядя. Сказано было, что речь пойдет о наследстве, мог ли Гай не явиться? Он приехал, наследил у входа, но войти не смог, у него уже год не было ключа. Обойдя виллу, он обнаружил свой пистолет под окном кабинета. И увидел тело убитого дяди — сквозь стекло. Будучи трусом по натуре, он, естественно, в панике сбежал. В общем, он сам сделал все, чтобы засадить себя за решетку. Следуя чужому сценарию, конечно, но разве он об этом догадывался? Если бы не платок, запачканный с обеих сторон, сейчас бедняга Гай сидел бы в Абу-Кабире…

— Послушай, Отелло, — поморщился Роман, — научись излагать мысли связно.

— Почему я должен излагать их связно, — возмутился я, — если они мне самому являлись хаотически? Хорошо, продолжаю. Что представлялось тебе нелогичным и просто нелепым в рассказе Шпринцака? То обстоятельство, что, по словам Гая, убийца не нашел ничего лучшего, как бросить пистолет около виллы, для чего ему нужно было обогнуть дом. Пистолет лежал так, что его могли выбросить из окна кабинета. Если бы, конечно, окно было открыто… Но оно было заперто изнутри на защелку. Может, убийца открыл окно, выбросил пистолет, закрыл окно и только после этого покинул место преступления? В принципе, возможно и это, хотя логики в таком действии еще меньше. Но тогда убийца должен был наступить на кровавый след — ведь ему нужно было подойти к окну хотя бы для того, чтобы открыть его и потом закрыть. Или только закрыть, если окно было открыто…

— Если все-таки принять эту надуманную версию, — продолжал я, — то остается совершенно непонятным, зачем дядя звал племянника к себе. Ведь мы договорились верить Шпринцаку! Разговор о наследстве — чепуха, Гольдфарб и не думал изменять завещание. Он ненавидел собственного племянника и даже как-то сказал: «сам убивал бы таких». Кстати, ты выяснил, наконец, откуда был звонок?