Скелет в шкафу художника - Яна Розова

Ну вот, обломал! Но он прав, он на службе.

— Павел, я хочу, чтобы ты показал ему одну фотографию. Пусть он скажет, кто эта женщина. Ладно? И еще: ты не знаешь, как звали брата Валерия Ганжи?

— Валентин, — быстро ответил следователь. — Вези пиво, — велел он, и это было согласием на мою просьбу.

К Седову я смоталась за полчаса. Назад пошла пешком. В мои планы входило посещение «Лермонтовского» супермаркета. Надо было запастись провизией. Тамила звонила утром сказать, что поедет на выставку местных фотохудожников в соседний с Гродином городок — Семеновск. Сегодня ночью я буду одна.

Возле супермаркета, в полном соответствии с законом повторения неприятных случайностей, я встретилась со Стекловым. Он тут же начал клянчить денег на бутылку. При Люське такого не было. Видно, у нее всегда были деньги на выпивку. А может, просто опустился на следующую ступеньку деградации. Я сказала ему, чтобы он топал прочь и не смел меня позорить своим обществом.

— Когда-то моя компания тебе была весьма желанна! — напомнил он один из самых омерзительных моментов в моей жизни.

— Пошел ты на… — я запнулась, а Стеклов неожиданно сменил тактику:

— Я, между прочим, хорошо твоего Тимура знаю! Я преподавал в училище, когда он там учился. И он…

— Был твоим любимым учеником! — ехидно закончила я.

— Нет, любимым учеником у меня был другой. Он умер молодым.

— Кто это? — Я насторожилась.

— Ты его не знаешь, Валя Ганжа. А Тимур…

— Ты знал Ганжу? — Вот это номер! — И Кирина знал? Расскажи мне о них! Пойдем, куплю тебе водки.

— Ага, — с достоинством согласился бывший наставник молодых и засеменил за мной, угодливо излагая свои воспоминания в надежде на бонус за усердие. — Они втроем дружили — Тимур, Ганжа и Кирин! Валя самый умный был. Может, послабее как рисовальщик, чем Тимур, но идейный, фантазия богатая, трудолюбие зверское. Далеко бы пошел парень! Жаль, погиб. У него такие планы были! Три папки с набросками сделал, все свои идеи зарисовывал. И все такое — современное! Мне бы и в голову не пришло рисовать, как он. Да, в мое время все эти идеи не пошли бы… Ну кто позволил бы рисовать мозг человека? Это же сюрреализм, буржуазное псевдоискусство!

— Мозг? — удивилась я, останавливаясь у стеллажа с алкоголем. Стеклов не смотрел на меня, поэтому неправильно истолковал мое удивление.

— Да, а что? Идея в этом была своя… — Он облизнулся на бутылку дешевой водки. — Не помню, какая…

Зато я помнила. «Лабиринты»! Вот чью папку я видела в студии Тимура, когда приезжала разбираться после пожара. Я застыла, превратилась в соляной столб, потеряла счет времени, и окружающая реальность перестала существовать. Перед глазами стояли картины Тимура: «Малахит», «Отпечаток пальца»…

Очнулась только, когда услышала над головой женский голос:

— Отойдите все, женщине плохо, принесите воды! Мужчина, да отойдите вы, дайте воздуха!

Я лежала на полу, надо мной склонилась продавщица из отдела алкоголя. Стеклов топтался рядом, он страшно переживал, что не получит обещанное. Я сунула руку в карман и достала сторублевую купюру.

— На, возьми, — протянула я бумажку страдальцу, продолжая лежать. Он быстренько схватил деньги и убежал.

Я села на полу. Самочувствие было на удивление хорошим. Просто надо отдохнуть. Поднялась на ноги, сказала заботливой продавщице «Спасибо!» и пошла домой. Провизию я так и не закупила, но зато и аппетит пропал.

Глава 41

Дома я села в той комнате, где висели «Лабиринты». Просто сидела, смотрела и ни о чем не думала. Зазвонил телефон, я сняла трубку. Это был Павел Седов. Ганжа опознал по фотографии Наталью Томилину.

— Хорошо, — сказала я.

— Что «хорошо»? — поинтересовался Седов.

— Не знаю.

— Что с тобой? Ты спала?

— Нет. Спасибо, пока.

Моя рука с трубкой уже двинулась к аппарату, когда я услышала:

— Варя, не клади трубку! Слышишь? Еще новости!

Я снова поднесла трубку к уху.

— Ты слушаешь? — надрывался Павел на том конце провода.

— Угу.

— Варя, это о Кострове. Слушай! Моя девушка, Лера, работает секретаршей у Новохатского, адвоката Кострова. Я попросил ее аккуратненько заглянуть в бумажки, посмотреть, что это он затих там. Знаешь, адвокаты любят детали уточнять и все такое, а этот пропал давным-давно! И вообще, дело-то сверху велели притормозить! Ну, Лера и заглянула в дело Кострова. Она не юрист, к сожалению, не смогла мне детально доложить, что там видела, но суть такова: на тебя подадут в суд. Обвинение будет такое: ты похитила доктора и, угрожая его жизни, выбила из него ложное признание в убийстве твоей матери.

Мне стало еще хуже. Но ведь…

— Так тот труп с разрезанным животом никуда не делся?

— Никуда не делся и не денется, но адвокат придумает что-нибудь особенное! Ну, сумасшедший покончил с собой, и доктор испугался всей этой крови и спрятал тело. Так это же не убийство! А карточки пациента, где указывался метод лечения, нет. То же с твоей мамой. Кто докажет, что она вообще там лечилась? Персонал на Кострова как на бога молится. Свидетелей нет. Есть только признание, записанное на кассете. А оно сделано под давлением.

— Что мне делать? — Я раскисла окончательно.

— Подождать, — ответил Седов убежденно. — Защита тоже понимает, что ее аргументы недостаточно надежны. Скорее всего, Новохатский подаст на тебя заявление в милицию, а потом предложит снова ту самую сделку, с которой уже приходил к тебе. Только уже не будет обещать картины твоей мамы! То есть Новохатский будет действовать с позиции силы.

В моей голове повернулись какие-то колесики, и я вспомнила один маленький нюанс, которым тут же и поделилась со следователем:

— А жена Кострова все еще прокурор?

— Да, но… Все знают ее как порядочного человека… И, естественно, она не будет принимать участие в процессе своего мужа!

— Ну так что? — Я впала в отчаяние. — Я думаю, придется пойти на сделку. Бедная моя мама!

Слезы хлынули из моих глаз, и я повесила трубку. Говорить дальше не было сил. Никогда раньше в своей жизни я столько не плакала. Слезы лились таким обильным и широким потоком, что даже было странно, откуда их столько берется? Кроме того, снова стало ломить позвоночник. Чтобы успокоиться, пришлось смешать себе коктейль по особой рецептуре: валерьянка, пустырник, все в слоновьих дозах, и минералка. Этим убойным составом я запила таблетку обезболивающего, и уже через пять минут увидела первый сон. Где-то за полночь проснулась снова, соорудила второй стакан успокоительной микстуры и проспала до утра.