НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 21 - Вл. Гаков

С тех пор вплоть до прошлого года мы с Олегом не виделись. А в прошлом году я проявлял свой “охотничий трофей”: на переднем плане утка, а за ней, в необычном ракурсе — с дула — направленная на зрителя двустволка. Это был рискованный момент — я сам мог угодить под выстрел. Но все обошлось, и мой телеобъектив поймал и зафиксировал охотника далеко в глубине кадра, как бы на продолжении ружья. И вдруг в охотнике я узнал Олега. Узнал по особому прищуру — этакое тонкое выражение лица, когда цель сосредоточена в миге: кончилось прошлое и нет будущего. С этим прищуром он когда-то дрался, а теперь стрелял и жил. Только тоска по невозвратному детству ну и еще, может быть, любопытство — что же вышло из петушка? — заставили меня заговорить с ним в следующую субботу. Поводом стала подаренная ему фотография. Олег оказался на удивление славным малым, и общие воспоминания сблизили нас быстрее общих интересов.

На развилке дорог мы повернули налево и проехали, наконец, то самое сигнальное дерево. В степи одинокие деревья издавна поименованы. Наше, к примеру, зовется Саодат, чему я никак не нахожу объяснения: в переводе с узбекского это означает “счастье”. Отсюда уже недалеко: километров пятнадцать. А там и дом.

Машину неожиданно тряхнуло на ухабе. Олег чертыхнулся и заговорил:

— Поосторожней! Я же не пресмыкающееся!

— А то бы ужалил?

— Да нет. Просто завидую их способностям. Возьми, скажем, змею. Она ползет словно перетекает по земле: с головы прибавляется, сзади тает.. Вот бы в транспорт этот принцип заложить…

— У современного транспорта иные заботы. Впрочем, неплохо бы автобусам растягиваться в часы “пик”! Вроде безразмерного чулка!

— От смешного до великого один шаг. Берусь докатать, что Ластичные стенки, меняющиеся как змеиная кожа, сделали бы в технике переворот.

— У тебя, смотрю, от неровностей дороги фантазия разыгралась. Причем глубина идей прямо пропорциональна глубине ям.

— Между нами, я часто ловлю себя на том, как много интересного остается невыдуманным в смежных областях. Вот почем мы не имеем палатки с надувным дном? Скольких насморков удалось бы избежать? И сколько сберечь лапника? Или еще: ты бы не хотел сыграть в стоклеточные шахматы? Нет? Жаль. А какой бы запустил умопомрачительный галстук — ты себе не представляешь. Говорить о нем бессмысленно, но я бы охотно его нарисовал. Эх кто бы взялся эксплуатировать мои побочные ассоциации! Похлопочи где-нибудь по начальству, пусть меня приспособят заместителем по идеям!

— Тебе мало твоих собственных лавров? Я имею в виду биологию?

— Да, но зачем зарывать другие таланты, коли уж они прорезались?

Олег поерзал, глубже ввинчиваясь в сиденье, задрал колени под самую приборную доску.

— От скромности ты не умрешь! — Я покосился в зеркальце на самодовольную круглую физиономию. — А вот ответь-ка мне со всей серьезностью на такой вопросик. Почему ты вспомнил змей? По Фрейду, случайные ассоциации — всегда свидетели тайных мыслей…

— Уточняю: не змей, а вообще рептилий.

— Не будь мелочным!

— Хорошо, не буду. Последний год я занимаюсь не змеями, а ящерицами.

— Горю нетерпением услышать подробности так же, как ты — рассказать…

— Силен, старик! Иностранные философы тебе явно на пользу.

— Не темни, не заставляй себя уговаривать.

— Да чего уж. Я действительно кое-чего добился… И хотя достижения мои пока скромны, но многообещающи. Дай слово, что до появления статьи не разболтаешь? Слово друга? Ладно верю. Так вот. Как тебе нравятся опыты по хирургической, или вегетативной, генетике? На основе нашей степной ящерицы? создал устойчивый тип ее трехголового гибрида!

Не отрываясь от дороги — здесь как раз начинался спуск, — я все же с профессиональным шоферским навыком ухитрился взглянуть на Олега. Олег слегка отвернулся, и по его позе, по более чем всегда округлившейся щеке я догадался, какой он сейчас напыщенный и гордый!

— Наверное, ждешь аплодисментов и обожания?

Он кивнул.

— А не просветишь ли меня часом, для какой цели?

— Что? Аплодисменты?

— Твое… — Я смягчил готовое сорваться словцо. — Твоя вегетация?

— Величайший научный факт…

— Терпеть не могу вооруженного любопытства! Слыхал я об одном вашем мудром брате, который после опыта выбрасывал собак на помойку, даже не потрудившись их усыпить.

— Это, может быть, и слишком. Хотя твоей чувствительности на уровне Лиги защиты животных я, прости, тоже не понимаю.

Спорить с Олегом чрезвычайно трудно. Он признает только свои аргументы, в чужие попросту не вникает. Сейчас же, когда речь шла о науке, он спорил со мной как профессионал с дилетантом: снисходительно и не настойчиво. Что ты, мол, понимаешь в высоких материях, деревня? Я бы ни за что не взялся его переубеждать. Да мне бы и не хотелось. Моя задача была скромнее — заставить его задуматься о том, что он делает каждый день. К чему опрометчиво привык.

— Должна же быть какая-то цель в твоем эксперименте, Олег? В конце концов отчитываешься ведь ты перед кем-то хотя бы за отпущенные деньги?

— Это уже в тебе говорит агроном. Даже не главный, а так… рядовой совхозный. У которого план в килограммах мяса на потраченный килограмм фуража. Смешно требовать от науки задач ближнего прицела. Никто не может предвидеть, что вырастет из доказанного мной факта.

— И все же ради чего твои опыты? — настаивал я.

Олег секунду помолчал. Но я бы разочаровался в нем, это был бы просто не Олег, если бы он в конце концов не нашелся с ответом. Если я чему и удивился, так это неожиданно примиренческой позиции:

— Ты ведешь себя, как я когда-то на заре нашего знакомства. Зачем ссориться? При нашем-то положении? У каждого свои заслуги и своя работа. Оставим тему нашим детям.

Упоминание о детях вывело меня из себя, я едва удержался на нейтральном тоне:

— Погоди минутку, Олег. Постарайся как-то прочувствовать то, что я скажу. Иначе оно бесполезно.

Олег насторожился. А я тянул, чтобы самому до конца уяснить, Что собирался сказать. Ибо на этот счет нет критериев: правоту личности мы понимаем каждый по-своему. Не всегда по совести. Подчас пасуя перед фактом нечаянно навязанной чужой воли. И когда действительно нужно бороться за человека против него самого, мы застенчивы и стеснительны до преступления. Все правильно. Все так. И как ученый Олег, безусловно, прав. Нельзя завязывать науке глаза и давать в руки ножницы в надежде дождаться нужной безделушки с веревочки, как в известном аттракционе “Подойди и отрежь!”. Бессмысленно заталкивать науку в рамки сиюминутной необходимости, заданности. Побочные результаты часто важнее искомых. И все-таки самое страшное — холодное любопытство и азарт, когда человек с равнодушным сердцем режет и шьет живое по принципу “что получится?”. Этакая современная биоалхимия на уровне просвещенного ведовства! Впрочем, слова, которые я для него приготовил, остались во мне: он их все равно не поймет, да и не надо. Я должен был оказать Олегу иную помощь: я должен впустить обыкновенное человеческое счастье в его тщательно отделанный грот. Счастье — даже ценой разбросанных по комнатам игрушек, сверзившейся с буфета корейской вазы и стыдливо торчащих с батареи детских штаников!