Княжья Русь - Александр Мазин

– Не беспокойся, бать, доберется, – заверил Славка. – Охранять будем получше, чем эти… Во орет! Даже здесь уши закладывает!

Сергей поморщился. Будь его воля, прирезал бы татей – и дело с концом. Но Свардиг в своем праве. Помешаешь – обида будет нешуточная.

– Обратно вы будете возвращаться по дороге на Киев, – сказал Сергей. – Но от Искоростеня свернешь – навестишь брата. Скажешь: в будущем году будем воевать с лехитами. Пусть готовится. Предупредит кого надо. Времени тебе на всё – до первых заморозков. Гридней в сопровождение выберешь сам. В драки не ввязывайся! Помни: твое дело важнее гордости и славы! Если вас не трогают, вы тоже никого не трогаете. Ясно?

– Ясно, – буркнул Славка. Не любил он таких наставлений.

– А раз ясно, то храни тебя Бог! – Сергей крепко обнял сына, сунул ему в руку мешочек с золотом и вышел вон. Чтобы не передумать. Каждый раз, отправляя Славку в такую вот рискованную экспедицию, Сергей старался не думать о том, что сын может и не вернуться.

Глава 22

Воинская наука

Дедко Рёрех разбудил Гошку с петухами. Сунул в руку лепёху, велел:

– Одевайся. За город поедем.

Гошка обрадовался. Вот уже третью седмицу он за ворота не выходил. Учился. Полдня его дедко Рёрех гонял-мучил. Потом, после трапезы, за него брался чужеземный волох Артак. Наставлял во всяких премудростях. После – опять дедко Рёрех его учил-мучил. А после ужина Гошку матушка Сладислава к себе брала: буквицам учила: ромейским и словенским, кои еще кирилловскими называли. Или читала вслух из священной книги о Господе Христе и за собой повторять велела. Тяжело. К вечеру Гошка уже до того умаявшись был, что впору меж век лучинки вставлять, чтоб глаза не закрывались. Но терпел и старался, потому что матушку Сладиславу не уважить – нельзя.

Тяжело.

Раньше Гошка боярам завидовал. Казалось: жизнь у них сладкая, легкая. Может, у других бояр она и впрямь такой была, только не на подворье боярина Серегея. И не у него, Годуна-Илии.

Гошка даже похудел, хотя кормили – сколько влезет. И вку-усно!

Но жаловаться некому. Да и не стал бы Гошка жаловаться. Когда совсем тяжко становилось, вставал перед глазами образ князя-воеводы Артёма – каким его Гошка впервые увидел – и если не сил прибавлялось, так смысл жизни сразу проступал. Пусть сейчас тело в синяках от палки, каждая жилочка ноет, с пальцев чернила не отмываются, а перед сном кажется, что домовушка в ухо по-ромейски бормочет… Зато минет время – и станет Годун-Илия достойным своей новой семьи. Сначала – отроком, потом – гриднем, а там, глядишь, и воеводой.

Даже себе не жаловался Гошка. И о прошлой своей жизни, о настоящих отце-матери старался не вспоминать… Еще подумает кто, что плакал он от трудов своих нынешних.

Услыхав про «загород», Гошка обрадовался. Слопал лепешку, водой из бочки запил и побежал седлаться.

Коня Гошке дали доброго. Пусть и старого, но настоящего, верхового, не из тех, что рало или телегу тянет.

– Старый да умный, – сказал дедко Рёрех, знакомя Гошку с конем. – Тебя, малой, постарше да и поумней. Ты его слушай.

Гошка удивился: он-то думал, что конь человека, а не человек коня слушать должен.

Но спорить не стал. С дедкой спорить – ой больно будет!

– Полюби его, – посоветовал старый. – Он восемь лет заводным у Артёма ходил.

Тут уж Гошка совсем возгордился: самого князь-воеводы конь! И заботился о нем хорошо: чистил-расчесывал, вкусности всякие таскал, слова говорил ласковые, коим дедко Рёрех научил… Подружились.

Себе Рёрех велел седлать молодого жеребца-пятилетку хузарских кровей. Злого и порывистого, но с дедкой не забалуешь. У старого варяга одна нога и волосы сплошь седые, а сила – как у молодого. Это Гошка собственными боками испытал. И жеребец – тоже, потому слушался дедку, как утенок утицу.

Собрали Гошка с дедом дорожные сумы, сели на коней и выехали со двора, провожаемые обиженным медвежьим ревом: не досталось косолапому от Гошки обычного гостинца. Некогда.

Гошка помнил, как уважительно здоровались киевляне с воеводой Артёмом. С дедом Рёрехом тоже здоровались. Но – по-другому. Как-то… опасливо. А дорогу ему уступали еще поспешней, и в глаза (вернее, в единственный уцелевший глаз) старались не смотреть.

– Дед, а людь тебя боится! – простодушно сообщил Гошка.

– Приметливый, – похвалил старый варяг. – А ты, выходит, не боишься?

– Не-а, – мотнул головой Гошка. – Раньше пужался, а теперь – нет. Ты же добрый.

Рёреха Гошкины слова очень развеселили. Раззявил рот, захохотал… как ворон раскаркался.

Потом сказал строго:

– Сметлив ты, Гошка. Но глуп. Это ништо. Глупость я из тебя выколочу, а вот ума сам наберешься. Если живой останешься.

– Как это – если живой? – забеспокоился Гошка.

– А потому что буду я тебя воинской науке учить. А это такая наука, которую не всяк принять может. Кто сам откажется, а кто так помрет. Воином, Годун, не каждый стать может. К этому сродство надо иметь.

– А у меня есть? – спросил Гошка.

– А я почем знаю? Вот, ежели бы дед твой и отец воинами были, тогда дело ясное.

– У меня дед с князем Святославом в поход ходил! – похвастался Гошка. – Збройно, не в тягловых.

– И много ль добычи привез?

– Вообще не привез, – Гошка пригорюнился. – И сам не вернулся.

– Вот и я о том же. – Рёрех одернул коня, сунувшегося украсть зелень из корзинки встречной бабы. – Не всяк, кто в руки зброю взял, – воин. А уж коли ты воин, так ты и с палкой простой – воин, и с пустыми руками. Вот Артёмка наш (Гошка не сразу сообразил, что речь идет о самом князь-воеводе) еще в юности голыми руками оружных ворогов брал. Но ты, малец, тоже не робей, – подбодрил Гошку Рёрех, увидав, как тот опечалился. – Учить я тебя буду хорошо, а там уж как Перун решит: может, в добрые гридни вырастешь. А может, и помрешь.

– Дедко, а ты что же, в Христа не веришь? – Гошка решил перевести разговор на другое.

– Почему не верю? Верю. Сам не видал, но коли уж весь род мой нынешний его главным богом почитает, то не пустой это бог. Значение имеет. Да только мой главный бог – Перун Молниерукий. Он меня бережет, а я его как могу почитаю. Однако ж и Волох – важный бог. И Мокошь.

– А Перуна ты видел?

– Чуял. Перуна видеть трудно: быстр он, слепящ. Вот как молния, только еще быстрее. А почуять – можно. Когда в битве в тебе вдруг немыслимая сила открывается и враги вокруг – как жнивье пред серпом, значит, с тобой Перун.

– А если не в бою? – продолжал дознаваться Гошка.

– А это – по-разному. Коли Мокошь тебе откроется, сила земная придет. Тогда можешь хоть день целый по лесу бежать – и не устанешь. А ежели зверя привести-отвести, или там кровь остановить, так это надо Волоха просить. Он поможет.