Берегись вурдалака - Елизавета Абаринова-Кожухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завершая словесные экзерциции, должен отметить, что они по преимуществу относятся к примитивному бытовому людоедству, воспетому столь же примитивными тевтонскими менестрелями из „Рамштайна“, а вот настоящее исконно-посконное людоедство „а-ля рюс“ началось лишь в тот день, когда компетентные органы объявили об отчуждении так называемого Шушаковского банка от его наследственной владелицы. И об этом я надеюсь поговорить в следующей статье, хотя не исключаю, что мне придется ее надиктовывать по мобильной связи из чьего-либо-нибудь желудка»
(Максим Ястребов, из аналитической статьи «От нас уехал ревизор» в стенгазете «Известия водопроводно-канализационного хозяйства»)ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
КОНЕЦ ВУРДАЛАКА
Тело Григория дернулось, как от удара током, и стало извиваться, словно мертвая змея, отвратительно дергая руками и ногами. Мертвые глаза князя вращались, вылезая из орбит, и вдруг он вспыхнул, охваченный адским пламенем. Дубов с Беовульфом отпрянули назад, оттащив Гренделя за задние лапы. Вонючий серный дым пополз по зале, застилая свет факелов.
— И после смерти он еще смердит, — мрачно пошутил Беовульф и похлопал Гренделя по волчьей морде. — Эй, Грендель, ты как? Живой? Очухивайся, все кончилось!
— Я его загрыз? — тихо прошептал приходящий в себя волк человеческим голосом.
— Ты его загрыз, гада, — торжественно отвечал Беовульф. — Ну, правда, я тебе немножечко помог.
— Мы его загрызли, — блаженно оскалился Грендель и снова лишился чувств.
(Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)Зимою холодной шла шайка людей,Шла шайка людей и не знала путей…
Разумеется, не зимою, и отнюдь не шайка, а вооруженный отряд из той самой группы, что помогала Надежде арестовать князя Григория и его, здесь это слово уместно, шайку. Но не всю — как мы помним, барон Альберт «под шумок» сбежал по водосточной трубе, и теперь сотрудники спецслужб шли за ним, так как имелись сведения, что барон скрывается за городом, в лесной землянке.
Роль Ивана Сусанина исполнял Аркадий Краснов — старший брат Володи Краснова, писавшего автору «Холма демонов». На всякий случай командир отряда вел Краснова-старшего, приковав к себе наручниками, что, конечно, не вызывало у Аркадия никакого восторга:
— Да тише ты, не дергай так!
— Какие мы нежные, — ухмыльнулся командир. — Забыл, что ли, как со своими дружками корреспондента «замочил»?
— Я, между прочим, сам к вам с повинной пришел! — взвился Аркадий. — А вы меня с порога — и в наручники!
— А ты что, хотел, чтобы мы с тобой целоваться кинулись? — не остался командир в долгу. — Чистосердечное признание суд учтет. А также помощь следствию. Но ежели ты нас будешь за нос водить, то до суда просто не дотянешь.
Некоторое время шли молча, пока не попали на изрытую окопами полянку. Аркадий вздрогнул — именно здесь воевода Селифан впервые дал знать доблестным воинам, что им предстоит убить изменника. Остальное вспоминалось, будто в страшном бреду — как они втроем заманили Гробослава на заброшенную стройку, как каждый по нескольку раз вонзил в него нож…
— Ну, чего встал?! — прикрикнул командир. — Говори, куда дальше.
Аркадий не очень уверенно махнул куда-то в сторону, где между еловых зарослей начиналась чуть заметная тропинка. Сам он видел вурдалачью землянку всего раз, да и то издали.
— Ну, тогда шагом марш, — велел командир. Остальные гуськом потянулись следом, стараясь меньше касаться веток, мокрых от недавнего дождя. — И шумите потише — Надежда Федоровна предупреждала, что барон Альберт очень хитер и опасен.
— Он что, и впрямь барон, или это кликуха такая? — негромко спросил спецназовец, шедший вслед за командиром и Аркадием.
— Его подлинное имя до сих пор не установлено, — нехотя отвечал командир. — Надежда Федоровна предполагает, что он не местный.
— Удивляюсь, что Надежда Федоровна сама не пошла его брать, — заметил тот, что шел четвертым.
— Надежда Федоровна сказала, что с Альбертом мы и сами справимся, — объяснил командир. — Она сегодня допрашивает обвиняемых, завтра свидетелей, а послезавтра собирается в Москву. Не век же ей в этом городишке сидеть!
(Из того, как спецназовцы даже в разговорах между собой именовали Заметельскую не иначе как по имени-отчеству, было видно, что Надежда Федоровна пользуется у них самым высоким уважением, даже несмотря на свои молодые годы).
Но вскоре «разговорчики в строю» сами собою примолкли — тропинка вывела охотников за вурдалаками к небольшому оврагу, на краю которого приютилась убогая землянка. Да и заметна она была только благодаря тонкой струйке дыма, идущей, казалось бы, почти из земли.
Однако, взяв штурмом по всем правилам боевого искусства сие последнее вурдалачье пристанище, спецназовцы не обнаружили там ни барона Альберта, ни кого бы то ни было еще. Лишь возле печки с почти догоревшими дровами на лавке лежал сложенный вдвое листок. На нем четким почерком было написано:
«Верно все-таки говорят — в одну реку два раза не войдешь. Особено если эта река засорена всякими бездарными писаками: слыша звон, да не зная, откуда он, берутся судить о нас, творящих мировой порядок.
Да, я возвратился, чтобы установить его, исходя из новых условий, но неужто вы, жалкие людишки, могли всерьез подумать, что этот бездарный подражатель Гришка Семенов и впрямь — Князь Григорий?
Увы, я должен был до поры до времени носить личину барона Альберта, „чернильной души“, как его обозвала бесталанная Лизавета. Таковы были условия моего возвращения, и я их принял. Но что-то не сработало — и пускай эти всезнайки Василий и Надежда льстят себя уверенностью, будто именно их потуги сорвали мои великие замыслы. Но я еще вернусь. Не знаю, где, когда и в каком облике, но вернусь непременно.
Это все, что я должен заявить, прежде чем вновь буду предан адскому пламени».
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ
Кинув взгляд на пролив, адмирал метрах в десяти от себя увидел Кисси. Ее головка грациозно покачивалась в такт музыке. Евтихий Федорович аккуратно положил скрипку на траву и, отломив кусок белого батона, кинул Кисси. Та ловко его поймала.
— Эх, Кисси, знала бы ты, как это противно — менять внешность, имя, скрываться от всех, чтобы не попасть на мушку каким-то негодяям, истинным ничтожествам, — вновь вздохнул адмирал. — И единственный человек, с которым я мог бы поговорить начистоту, ничего не тая, далеко отсюда. В Москве. — Рябинин бросил Кисси еще ломтик и вновь, прикрыв глаза, нежно запиликал на скрипке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});