Время прибытия - Валентин Леженда

— Не дышите розовым паром, — гневно потрясал кулаком Пророк, — прячьтесь в часы очищения в подземельях, разруште хрустальные дворцы, перекуйте чайники на мечи, повесьте Хранителей на осине.

— А вот это он правильно сказал, — согласился с Пророком Сан Саныч, — по этим отморозкам давно уже осина плачет, только вот где ее здесь взять.

— А-а-а-а, — взревела толпа и, словно волна прибоя, колыхнулась назад.

— А вот и менты, — усмехнулся Гена Фуфел, указывая в сторону, — с цепными пекинесами-убийцами.

На площади действительно появились здоровые мужики в коричневой форме с какими-то непонятными дворнягами на поводках.

— Псы-убийцы, — в ужасе закричали утопийцы, — скорее, товарищи, бежим.

И толпа начала быстро рассеиваться.

Братки же как стояли, так и остались на месте, продолжая глазеть на Пророка, которого бегство слушателей ничуть не смутило.

— Утопийцы, призываю вас испоганить этот рай, — истошно надрывался он, — идите и уничтожте цветники чистого разума…

Полицейские тем временем под предводительством Хранителя Луция спустили с поводков своих дворняг.

— Вот он, — кричал Хранитель, — на памятнике эшафоту, ловите его, ловите.

— Как ты думаешь, Сан Саныч, — спросил завороженный зрелищем Степановский, — это все тоже запланированная часть экскурсии?

— А черт его знает, — пожал плечами Воротилов, отшвыривая ногой пытающуюся прокусить ему ботинок дворнягу, — пойдемте, братва, поищем какой-нибудь ресторанчик. Что-то мне от всего этого цирка жрать охота.

А лохматый Пророк, проворно спустившись с каменного эшафота, исчез в открытом канализационном люке, с лязгом задвинув за собой железную крышку.

— Одним словом, отброс общества, — сделал вывод Воротилов.

И, расшвыривая ногами направо-налево злобных, истеричных дворняг, братки покинули площадь.

— Внимание, планета запрещена для высадки. Нужна особая санкция.

— Чего? — переспросил Фух, не веря своим ушам. Но бортовой компьютер был непреклонен.

— Планета для высадки запрещена, — безразлично повторил он.

— Я вас любил, любовь еще быть может… — промямлил привязанный к креслу Рональд.

— Что за санкция нужна? — спросил медвежонок. — Из каких инстанций?

— Правоохранительных, — ответил компьютер.

— Ну попали, — приуныл Фух, — эту санкцию мы получим при благоприятных обстоятельствах лет через десять.

— Каких? — не понял Белочкин.

— Световых, — вздохнул медвежонок, — пока она с другого конца галактики по факсу дойдет.

— Но ведь у нас на борту есть представитель закона? — удивился Белочкин.

— Кто, Рональд, что ли? — спросил Фух. — Нет, что вы, его из космической полиции давно уже выгнали за неумышленное убийство ценного свидетеля по делу краба-маньяка Хрольда. Он спирт выпил из аквариума, в котором свидетель жил.

— Да нет, — отмахнулся Белочкин, — я не о Рональде, я о капитане Синицыне,

— Что, что такое, — вскочил с кресла задремавший было Синицын, — в кого стрелять?

— Да успокойся, Федя, — Белочкин погладил капитана по фуражке, — лучше разрешение нам дай, как представитель правоохранительных органов, планету посетить.

— Даю, — кивнул Синицын и снова задремал.

— Вы его извините, — сказал Фуху Белочкин, — это на него смена часовых поясов так действует.

— Эй, ты слышал, — крикнул медвежонок бортовому компьютеру, — разрешение только что получено.

— Вхожу в атмосферу, — лаконично ответил компьютер, — куда посадить тарелку?

— Куда-нибудь, где она бы выглядела понезаметней.

— Могу на городскую площадь, — предложил компьютер, — кстати, там митинг.

Пробежавшись лапками по кнопкам, Фух проверил, не сгорела ли в компе какая микросхема. Но все было в порядке.

— Сядь в лесу, — приказал медвежонок, — если он там, конечно, есть.

— Есть, — подтвердил компьютер, — с озером, прямо у города, в котором высадились земляне, и из аборигенов вроде никого.

— Тогда садимся, — принял решение Фух, и тарелка пошла на снижение.

Раздался грохот, корабль сильно тряхнуло, проснувшийся Рональд громко матюгнулся.

— Что такое? — закричал Фух, дергая переключатели.

— Ничего страшного, — ответил бортовой компьютер, — просто мы случайно столкнулись с другим кораблем.

— Каким кораблем? — удивился медвежонок. — Аборигенов, что ли?

— Нет, — ответил компьютер, — у аборигенов кроме фотоаппаратов и умоотводов ничего больше не изобретено.

— Тогда чей же это корабль? — спросил Белочкин. — Тут что, проходной двор?

— Не знаю, — ответил компьютер, — продолжаю снижение.

Выбравшись из дымящегося звездолета, пионер с ненавистью осмотрел сильную вмятину в боку корабля.

— Ах ты, паскуда, — прошипел он, сжимая маленькие кулачки, — в каком же кабаке ты права получил?

Но приземление можно было назвать, несмотря на столкновение в воздухе с другим звездолетом, весьма удачным.

Пионер огляделся.

Его тарелка села на большом треугольном лугу. По лугу гуляли пасущиеся златорунные овцы, которых пас упитанный лев, недовольно помахивающий кисточкой хвоста в сторону звездолета.

— Не в рай ли я попал? — предположил было Ликвидатор, но тут же, усмехнувшись, поправил себя: — Нет, тогда бы меня окружали не агнцы, а черти с раскаленными прутами. Профессия, блин, располагает.

Замаскировав тарелку с помощью голограммы под серый валун, подросток, швырнув камешком в ленивого льва, который на него даже не посмотрел, двинулся через луг к дороге, разгоняя пинками попадающихся на пути овец.

Выйдя на дорогу, он, противно захихикав, превратился в длинноногую блондинку в камуфлированном бикини и доской для серфинга в руках и принялся голосовать, надеясь поймать попутку.

— И куда же мы это прилетели? — Белочкин потерянно бродил вокруг космического корабля. — Это что, ботанический сад?

Лес был очень странным, даже, можно сказать, ненормальным, словно раскрашенный свихнувшимся на почве импотенции Сальвадором Дали.

Фух вытащил из сумки на животе бластер:

— Ох, не нравится мне здесь.

— Подонки, развяжите меня, — орал в салоне корабля Рональд, — мне нужно срочно сходить в машинное отделение проверить двигатель.

— Эй, — позвал путешественников капитан Синицын, обнаружив на дереве странную табличку, — идите-ка сюда.

Белочкин с Фухом подошли ближе.

— Парк-заповедник, — прочел по слогам Синицын, — вход разрешен только для подверженных суи-циду граждан Утопии. В лесу водятся гигантские скунсы-людоеды.

— Чего, — не понял Белочкин, — ты сказал скунсы?

— Да, сам прочитай, — обиделся Синицын, — скунсы-людоеды.

Внезапно соседние кусты затряслись, и в них послышалось жуткое бульканье и зловещее сопение.

— Мама, — закричал Синицын, залезая на дерево, — это скунс-людоед.

— От скунса слышу, — ответил выпавший из кустов Рональд с полупустой канистрой горючего в руках, — спокуха, клещуги, все скунсы вымерли от несварения желудка. Этот парк давно заброшен.

— А интересно, как ты выбрался из корабля? — спросил Белочкин, снимая с дерева дрожащего капитана Синицына с табличкой-предостережением в зубах. — Да выплюнь ты ее, Федя, нету здесь скунсов, вымерли они.

— А я как этот, маг-иллюзионист, — ответил Рональд, — Дэйв Фильдкоппер, протрезвел и сам из пут выбрался.

— Чудеса да и только, — сказал Белочкин, отбирая у Рональда канистру, — а ну, дай хлебнуть.

— И мне, и мне, — закричал капитан Синицын, наконец выплюнув табличку.

— Нет, только не это, — схватился за голову Фух, — сволочи, вы провалите задание… Но канистра уже опустела.

ГЛАВА 8

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ В ХРЮЧЕВСКЕ

Сходка уцелевшей после всех разборок в Хрючевске братвы состоялась в кафе “Буревестник” на улице Чапаева. В основном это, конечно же, были те немногочисленные группировки, которые всегда враждовали с Сан Санычем.

Да, были в Хрючевске и такие психи, не желавшие признавать власти авторитета. Они, словно партизаны, прятались по разным злачным местам города, ожидая своего звездного часа, когда наконец можно будет громко заявить о себе.

И вот этот час настал.

Сходкой, на которой братки должны были выбрать себе нового авторитета, руководили три видных личности: частный предприниматель Вадик Чудило, вор в законе по кличке Крепыш и подающий большие надежды молодой рэкетир Женек Пырьев.

— Значит, так, братва, — сказал Пырьев, и присутствующие на время перестали чавкать, — Воротилова в Хрючевске нет, и я могу поклясться своими передними золотыми зубами, что это, блин, правда. Воротилова нет и братвы его тоже нет. Всей продвинутой городской структуры рэкета нет. Центральный рынок ничейный, без крыши. Марик Степановский исчез бесследно. Че будем делать?

— Выберем главного, — сказали братки, — из наших.