Грабители золота - Селеста Шабрильян

– Мокрая курица! – проворчала другая. – Тогда ты ничего не увидишь.

Они подошли ко двору, огороженному досками.

– Мы увидим, как его выводят?

– Нет, нам будет видно только тогда, когда он взойдет на эшафот и его вздернут.

Десятки групп переговаривались так в ожидании осужденного.

Двое мужчин, прислонившись спиной к воротам ограды, курили устрашающие черные трубки и тихо беседовали:

– Экая досада! Несправедливо! Прежде чем повесить, надо было дать ему время воспитать учеников. Вот это парень! И суждено же ему было так попасться! Каждый раз, когда я вижу повешение, я обещаю себе бросить свое занятие.

Мы уже говорили, что лицо Макса было красивым, несмотря на проскальзывавшее иногда выражение жестокости. Когда он появился на возвышении между двумя палачами, ропот восхищения и огорчения пробежал в толпе, собравшейся посмотреть на его казнь.

– Какое несчастье! – неслось со всех сторон. – Такое злое сердце и столь красивое лицо! Кто ожидал это увидеть?

Едва дверь коридора, по которому обвиняемых подводили к возвышению, была открыта, как Макс поискал глазами дом мистера Ивенса.

«Они еще спят, – подумал он, – а я, я должен сейчас умереть!»

Его лицо затуманила грусть, не походившая на страх. Он размеренным шагом поднялся по ступенькам, ведущим на возвышение. Тогда-то толпа и увидела его к своему удовольствию.

Рубашка Макса была до половины расстегнута, оставляя шею обнаженной, его черные волосы были зачесаны назад, глаза имели самый чистый и нежный голубой цвет. Он был очень бледен и в нем чувствовался какой-то аристократизм, что редко встречается в людях подобного сорта.

– Боже мой, какая жалость! – воскликнула одна женщина, тронутая его видом.

– Ты замолчишь? – проворчал толстый мужчина, дав ей толчок, скорее напоминавший удар кулаком. – Ты находишь его слишком красивым для виселицы? Может быть, ты хочешь повиснуть у него на шее вместо веревки, которую ему сейчас наденут? Увидишь, каким он станет красавцем, когда заболтается в воздухе!

Макс водил глазами по этой колыхавшейся толпе, но не видел ее.

– Станьте сюда, – приказал ему палач, показывая на место у подножия виселицы. Макс подошел, не отводя взора от дома доктора.

– О! Если бы мое желание осуществилось! – прошептал он с оттенком безумия. – Мелида, Мелида! Я хочу тебя увидеть!

Едва он проговорил это, как окно на первом этаже отворилось. Вслед за этим, одетая только в белый пеньюар, Мелида появилась на балконе, как портрет во весь рост. Она смотрела на толпу, ничего не понимая. Затем, поискав глазами то, на что все глядели, она различила трех человек под виселицей. Мелида хотела уже отвернуться, как вдруг ей показалось, что один из этих людей делает ей знаки.

Макс, увидев ее, приблизился к краю возвышения и, показав на сопровождавших его людей, сделал знак, что он должен сейчас умереть. Потом он сложил вместе ладони, как бы прося у нее прощения. В заключение этой драматической пантомимы он прижал одну руку к сердцу, а другой послал ей воздушный поцелуй.

Страшный крик прорезал воздух. Толпа зашевелилась, люди поворачивали головы в том направлении, в котором осужденный делал знаки, но ничего не увидели. Макс посмотрел на палачей с решительным видом, словно говорившим: «Чего вы ждете?»

Он сам надел петлю себе на шею.

– Вы готовы? – спросил он. – Закончим же. Я вас прошу только об одном: закройте мне потом лицо.

Молодой помощник палача, стоявший слева, кивнул в знак согласия. Он поднялся на лесенку, находившуюся позади виселицы. Все взоры были прикованы к нему. Когда он оказался на самой верхней ступеньке, палач и его помощник выбили лестницу у него из-под ног, и преступник повис в воздухе.

Жоанн в этот миг и явился на площади. Он хотел успеть к доктору до начала казни.

– Великий Боже! – воскликнул он. – Казнь перенесли на более раннее время. Я пришел слишком поздно! Это окно открыто… Хоть бы они ничего не увидели!

По странной случайности помощник палача, который должен был набросить платок на лицо осужденного, отошел в тот момент, когда предсмертные конвульсии повешенного стали особенно сильными. Платок упал, открыв лицо Макса, которое уже посинело.

Жоанн с ужасом отвернулся. Он почувствовал такую слабость, что вынужден был собрать все свое мужество, чтобы перейти площадь.

В тот момент, когда он хотел постучать в дверь, она внезапно отворилась и мимо него пробежала наспех одетая служанка, крикнув ему на ходу:

– Я побежала за акушером.

Жоанн вошел. На первом этаже никого не было. Он услышал рыдания и поспешил на второй этаж. Картина, которая предстала перед его глазами, заставила его замереть на пороге.

Мелида в эту ночь спала еще более беспокойно и лихорадочно, чем обычно. Шум, который на рассвете начался на улице, мешал ей. Она встала и машинально открыла окно. Когда она узнала в осужденном Макса, то испустила душераздирающий крик и опрокинулась навзничь.

Доктор и Эмерод прибежали, услышав этот крик. Они увидели толпу и повешенного, но не узнали его. Однако они не сомневались, что вид ужасного зрелища явился причиной обморока Мелиды.

Эмерод бросилась к сестре. Доктор опустился на одно колено и положил на другое головку дочери.

– Боже мой! – воскликнул он, залившись слезами. Она умерла!

– Невозможно, отец, вы ошибаетесь, – ответила Эмерод дрожа.

При слове «умерла» рыдания вырвались из груди бедной матери, которая немая и неподвижная, ожидала, что скажет муж, и, опираясь на стену, пыталась прочесть молитву, которую от волнения забыла.

– Я не могу прощупать пульс – сказал доктор, – я слишком взволнован, у меня немеют конечности. Врача! Приведите врача, акушера! Скорее! Я чувствую, что мне изменяет рассудок…

– Отец! Милый отец! – возопила Эмерод умоляющим голосом. – Придите в себя, пожалейте нас!

Жоанн вошел в комнату.

– Ах, это вы! – воскликнула Эмерод. – Подойдите сюда, взгляните, ваши глаза не залиты слезами, как мои, – правда, что она не умерла? Я уже ничего не вижу.

Жоанн нагнулся и спросил Эмерод:

– Значит, она узнала?

– Кого? – удивилась девушка.

– Это правда, что она не успела вам ничего сказать? – Там висит ОН, – прошептал молодой человек, протянув руку в направлении виселицы.

– Он?! – с ужасом вопросила Эмерод, глядя на казненного из окна. – Боже милостивый! Этот человек должен был кончить так, но она!..

В это время доктор закричал, радуясь, как ребенок:

– Ее сердце бьется! Я чувствую ее сердце! – Затем вдруг помрачнев, он продолжал, качая головой: – Но она еще не спасена. Помогите мне, Жоанн, мы перенесем ее в комнату матери.