Габриэла, корица и гвоздика - Жоржи Амаду

Посетители приходили выпить аперитив, сыграть в покер, полакомиться наперченными акараже и слоеными пирожками с треской, возбуждавшими аппетит. Их становилось все больше, многие приводили знакомых, которые уже наслушались рассказов о кулинарном искусстве Габриэлы. Однако кое-кто теперь задерживался несколько дольше обычного, не торопясь завтракать. Это началось с тех пор, как Габриэла стала сама приходить в бар с судками для Насиба.

Когда она входила, вокруг раздавались восхищенные возгласы: всех пленяла ее плавная походка, ее опущенные глаза; и улыбка, игравшая на губах Габриэлы, освещала лица присутствующих. Она входила, здоровалась с посетителями, сидевшими за столиками, шла прямо к стойке и ставила судки. Раньше в этот час людей в баре было совсем мало, да и те торопились закончить завтрак и уйти. Теперь же многие продлевали час аперитива, определяя время по приходу Габриэлы и выпивая последний глоток после ее появления в баре.

– Ну-ка, Бико Фино, рюмку "петушиного хвоста"[57].

– Два вермута...

– Сыграем еще одну? - Кости стучали в кожаном стакане и катились по столу. - Тройка королей по одной...

Габриэла помогала обслуживать посетителей, чтобы они скорее разошлись, а то еда в судках остынет и потеряет вкус. Ее туфельки скользили по цементному полу, пышные волосы были схвачены лентой, свежее лицо не накрашено. Своей танцующей походкой она расхаживала среди столиков, кто-то говорил ей любезности, кто-то глядел на нее молящими глазами. Доктор похлопывал Габриэлу по руке, называя своей девочкой. Она всем улыбалась и могла бы показаться ребенком, если бы не широкие бедра. Внезапное оживление каждый раз овладевало посетителями, будто присутствие Габриэлы делало бар более гостеприимным и уютным.

Со своего места за стойкой Насиб видел, как она появляется на площади с розой в черных волосах. Глаза араба жмурились: судки были полны вкусной едой, а он в этот час всегда был голоден и с трудом удерживался, чтобы не съесть приготовленные для посетителей пирожки с мясом и креветками и другие лакомые закуски. Насиб знал, что, когда появляется Габриэла, почти за всеми столиками заказывают новые порции аперитивов, выручка увеличивается, к тому же приятно было увидеть ее среди дня, вспомнить прошедшую ночь и представить будущую.

Он тайком щипал ее, прикасался к ее груди. Габриэла тихонько посмеивалась - ей было приятно.

Капитан подзывал девушку:

– Иди-ка, взгляни на игру, ведь ты моя ученица...

Напуская на себя отцовскую строгость, он называл Габриэлу ученицей с того дня, когда в почти пустом зале попытался обучить ее секретам игры в триктрак.

Габриэла смеялась, качая головой, - кроме игры "в осла", она не сумела научиться никакой другой. Но, когда подходила к концу затянувшаяся партия, капитан нарочно медлил, чтобы дождаться Габриэлы, и требовал ее присутствия при решающих бросках:

– Иди сюда, ты приносишь мне счастье...

Иногда она приносила счастье Ньо Гало, сапожнику Фелипе или доктору.

– Спасибо, моя девочка, бог даст, ты станешь еще краше, - говорил доктор, легко похлопывая ее по руке.

– Краше? Но это невозможно! - протестовал капитан, сразу отказываясь от отеческого тона.

Ньо Гало ничего не говорил, он только глядел на Габриэлу. Сапожник Фелипе расхваливал розу в ее волосах.

– Ah, mis vinte anos![58]

Он спрашивал Жозуэ - почему бы ему не написать сонет, посвященный этой розе, этому ушку, этим зеленым глазам? Жозуэ отвечал, что сонета тут мало, он напишет оду или балладу.

Они поднимались, когда часы били половину первого, и уходили, оставив щедрые чаевые, которые Бико Фино жадно подбирал своими грязными руками. Подстегнутые боем часов, посетители неохотно шли к выходу. Бар пустел, Насиб садился завтракать. Габриэла подавала ему, ходила вокруг столика, откупоривала и наливала пиво. Ее смуглое лицо сияло, когда Насиб, рыгнув ("Это полезно для здоровья", - утверждал он), хвалил ее блюда. Она убирала судки, к этому времени возвращался Шико, теперь шел завтракать Бико Фино. Потом Габриэла ставила шезлонг на тенистом участке позади бара, выходившем на площадь, говорила "до свидания, Насиб" и уходила домой. Араб закуривал сигару "Сан-Феликс", брал баиянские газеты недельной давности и наблюдал за ней, пока она не исчезала за поворотом у церкви. Он любовался ее танцующей походкой, ее покачивающимися бедрами. Но розы в ее волосах уже не было. Насиб находил ее на шезлонге, - падала ли роза случайно, когда девушка нагибалась, или она вынимала ее из волос и оставляла нарочно? Красная роза с ароматом гвоздики - запахом Габриэлы.

О ДОЛГОЖДАННОМ, НО НЕЖЕЛАТЕЛЬНОМ ГОСТЕ

Возбужденно-радостные, капитан и доктор пришли в бар "Везувий" рано и привели с собой мужчину спортивного вида лет тридцати с небольшим. У него было открытое лицо. Еще до того, как его представили, Насиб догадался, кто это. Наконец-то он объявился, этот столь долгожданный и вызвавший столько споров инженер...

– Ромуло Виейра, инженер министерства путей сообщения.

– Очень приятно, сеньор. К вашим услугам...

– Мне также очень приятно познакомиться с вами.

Вот он, с загорелым лицом, коротко остриженными волосами, с небольшим шрамом на лбу. Ромуло сильно пожал руку Насиба. Доктор улыбался со счастливым видом, будто представлял Насибу своего прославленного родственника или женщину редкой красоты. Капитан пошутил:

– Этот араб - неотъемлемая принадлежность нашего города. Он отравляет нас разбавленным вином, обжуливает в покер и знает все про любого из нас.

– Не говорите так, капитан. Что господин инженер может обо мне подумать?

– Впрочем, Насиб - наш хороший друг, - исправил свою характеристику капитан, - и уважаемый человек.

Инженер улыбался несколько принужденно, недоверчиво оглядывая площадь и улицы, бар, кино, соседние дома, в окнах которых появились лица любопытных. Инженер и его новые знакомые уселись за одним из столиков на улице. В своем окне показалась Глория, она была в утреннем неглиже и расчесывала мокрые после ванны волосы. Она сразу обнаружила нового мужчину, рассмотрела его и побежала привести себя в порядок.

– Хороша? - Капитан объяснил инженеру причину одиночества Глории.

Насиб пожелал сам обслужить гостей, он принес тарелку с кусочками льда - пиво было не очень холодным. Наконец-то инженер в городе! Накануне "Диарио де Ильеус" возвестила жирным шрифтом на первой странице о предстоящем прибытии инженера на пароходе "Баияна". "Итак, - едко заключила газета, - те недалекие и злобные люди, которые с глупым смехом предрекали провал этого предприятия и упрямо отрицали не только то, что инженер прибудет, но даже то, что он вообще существует в министерстве, вынуждены теперь натянуто улыбаться... Завтра им придется прикусить языки, их тщеславие будет наказано". Инженер прибыл через Баию и высадился в Ильеусе этим утром.

Статья была написана в резком тоне и полна оскорблений в адрес противника. Правда, инженер явился со значительным опозданием: прошло более трех месяцев с момента, когда было объявлено о его скором приезде. В один прекрасный день (Насиб очень хорошо его запомнил, ибо в тот день от него ушла старая Филомена и он нанял Габриэлу) Мундиньо Фалкан прибыл на "Ите" и, демонстрируя, сколь велик его авторитет в высших сферах, распространялся повсюду о скором исследовании и разрешении проблемы бухты.

Все зависело от приезда инженера из министерства.

Известие это вызвало в городе сенсацию никак не меньшую, чем преступление полковника Жезуино Мендонсы. Оно ознаменовало начало политической кампании по подготовке к выборам в будущем году. Муидиньо Фалкан согласился возглавить оппозицию и сумел увлечь за собой немало людей. "Диарио де Ильеус", в подзаголовке которой значилось "информационная независимая газета", стала шельмовать муниципальную администрацию, нападать на полковника Рамиро Бастоса и отпускать шпильки по адресу властей штата. Доктор написал серию ядовитых памфлетов, как мечом потрясая над головами Бастосов известием о приезде инженера.

В своем бюро - весь первый этаж дома был занят помещением, где упаковывали какао, - Мундиньо Фалкан беседовал с фазендейро, но они не обсуждали торговых дел и не вели переговоров о ценах на урожай или о сроках платежа, они толковали о политике; Мундиньо предлагал союзы, сообщал о своих планах, говорил о выборах так, словно уже победил. Полковника слушали, слова Мундиньо производили некоторое впечатление. Бастосы правили Ильеусом более двадцати лет, их власть поддерживали менявшиеся время от времени правительства штата. Мундиньо же нашел поддержку выше: ему покровительствовали в Рио, в, федеральном правительстве. Разве он не получил, несмотря на сопротивление правительства штата, инженера для исследования считавшейся доселе безнадежной проблемы бухты и не гарантировал разрешение этой проблемы в ближайшее время?