Чародей и дурак - Джулия Джонс

Рапаскус умирал пять недель. Тавалиск как новичок избрал более медленный путь. Долгая изнурительная болезнь, ведущая к почти неизбежной смерти, предпочтительнее подозрительно быстрой кончины. Рапаскус так ничего и не понял — вот тебе и провидец. Перед концом он трогательно молил Тавалиска передать все его книги, записи и прочее в большую силбурскую библиотеку. Так он думал примириться с отвергшей его Церковью.

Избранные же книги и свитки следовало передать молодому ученому Баралису.

— Он человек редкого дарования, — говорил Рапаскус в последние свои сознательные мгновения, — но нуждается в исправлении. Ему нужно научиться добру и милосердию. Надеюсь, что из моих книг он сможет почерпнуть и то, и другое.

На следующий день он умер.

Ни одна из книг не была отослана по назначению.

В ту ночь Тавалиск со всей быстротой, доступной при его толщине, прискакал в ближнюю деревню, чтобы узнать, не идет ли через горы какой-нибудь караван. Ему повезло — назавтра туда отправлялись странствующие актеры. С помощью оставленного Рапаскусом золота Тавалиск убедил их вернуться с ним в дом мудреца и выехать на день позже.

С утра пораньше Тавалиск принялся разбирать имущество Рапаскуса. Места у лицедеев было немного, поэтому взять с собой следовало самое ценное. Он складывал в сундуки редкие книги и свитки, с великой неохотой решаясь оставить то или это. Он взял бы все, если б мог. Наконец он дошел до духовных трудов Рапаскуса: стихов, комментариев, толкований древних текстов. Это была объемистая кипа, и Тавалиск хотел уже бросить ее, но тут ему в голову пришла одна мысль. Он стал торопливо просматривать рукописи. Ему попадались строки, исполненные прозорливости и веры; величайшие взлеты ума соседствовали со смиренными откровениями праведника.

Поистине покойник был отмечен печатью гения.

Тавалиск быстро перебрал сундук, освободив место для богословских сочинений Рапаскуса, но не оставил и тех книг, что мудрец предназначил для Баралиса. Тавалиск решил, что не расстанется с ними до самой могилы.

Наконец он завершил свои сборы. Повозки были нагружены. Актерам не терпелось пуститься в путь. Тавалиск в последний раз обошел дом Рапаскуса. На столе все еще горела лампа. Идя к двери, он взял лампу и бросил ее на груду оставленных рукописей. Они трещали в огне, когда он закрывал дверь.

Когда караван достиг предгорий, весь дом сгорел до основания.

Гамил кашлянул, возвращая архиепископа к настоящему.

— Ваше преосвященство, кажется, задумались. Быть может принести чего-нибудь прохладительного и бодрящего?

Тавалиск удержал секретаря за руку:

— Няньки мне покуда не требуются, Гамил. Выкладывай свои новости и убирайся.

— Высокоградская армия нынче должна подойти к Брену, ваше преосвященство.

Тавалиск мигом оставил все мысли о прошлом. Настоящее решало все.

— А что Аннис? Этот заумный городишко тоже участвует?

— Да, ваше преосвященство, двумя батальонами. Но большая часть аннисских войск осталась дома. С тех пор как королеву Аринальду нашли мертвой на аннисском флаге, город живет в страхе перед нашествием Кайлока. Да и я не далее как утром слышал, что наибольшее число королевских войск следует к Аннису, а не к Брену.

Тавалиск причмокнул губами.

— Кайлок, мстящий за смерть нежно любимой матери. Как это трогательно! — Он налил себе охлажденного белого вина. — Если его войска застрянут в Аннисе, Брену и впрямь предстоит нешуточное сражение. Высокий Град — серьезный противник.

— Особенно теперь, когда ваше преосвященство вложили в него столько средств.

— Да, вложил — это верное слово, Гамил. Война — столь же прибыльный товар, как зерно или специи, и на мне лежит ответственность разумно разместить наши деньги. Военный заем — как раз такой разумный шаг. — Сделав секретарю это маленькое внушение, архиепископ заговорил о другом: — Если Кайлок двинул свои войска на Аннис, каким образом он думает удержать за собой Халькус?

— Он оставил в Халькусе четвертую часть войск, ваше преосвященство. Там же остались и рыцари. Хелчем теперь, можно сказать, правит Вальдис. Тирен казнил всех лордов и дворян, что продолжали придерживаться правил старой веры. Это было сделано втихую, но наши шпионы доносят, что рыцари забрали себе все имущество казненных, их дома и женщин. Ходят слухи о пытках и еще более худших вещах.

— Тирену мало одних обращенных, Гамил. Ему подавай и золото.

— Быть может, и так, ваше преосвященство. Но он вынужден это скрывать, иначе рыцари откажутся ему повиноваться. Рыцари не могут убивать людей ради наживы — это противоречит самой основе их веры.

— Рыцари превыше всего ставят преданность ордену, а потом уже веру, — отрезал Тавалиск. — Безоговорочное подчинение главе ордена — вот на чем зиждется Вальдис. Рыцари обязаны исполнять все, что велит им Тирен, — будь то убийства или пытки. Они связаны присягой. Среди рыцарей есть, конечно, и тупицы, и негодяи, но большую их часть заставляет повиноваться Тирену слепая вера. Тирен сознает это в полной мере и пользуется этим. — Архиепископ пронзил секретаря острым взглядом. — Тирен как никто может полагаться на скромность и преданность своих подчиненных.

Гамил нервно кашлянул. Архиепископ в другое время не преминул бы насладиться столь метким и тонким намеком, но теперь ему недосуг было любоваться побагровевшим до ушей Гамилом. Архиепископа беспокоило то, что Баралис предоставил Тирену безраздельно править Хелчем. Ясно, что побудило на это лорда-советника: Аннис и Брен сейчас для него важнее, а войск на все три города не хватает, вот он и оставил завоеванную столицу на союзника. Баралису, как видно, все равно, с кем спать, — абы польза была. Да и есть ли у него выбор?

— Гамил, а не замечены ли рыцарские отряды на подходах к Брену?

— Замечены, ваше преосвященство. Рыцари в полном снаряжении еженедельно выезжают из Вальдиса в Брен.

Стало быть, Баралис отдал Хелч Тирену в обмен на поддержку во время осады города. Когда Тавалиск сделал это открытие, ему немного полегчало: непонятного он не любил. Правило же «рука руку моет» он понимал как нельзя лучше.

Оставалось разрешить лишь одну загадку: почему главные силы Кайлока идут на Аннис, когда они столь явно требуются в Брене?

— Значит, мудрый Бевлин умер?

— Да, — склонил голову Таул. В прежнее время он не стал бы больше ничего говорить, но письмо Бевлина все изменило. Оно избавило его — не от вины, но от суда. — И умер он от моей руки. Она держала нож, но направлял ее Ларн.

Мелли за спиной у Таула тихо ахнула, и все некоторое время молчали. Джек, ни на миг не отведший глаз, сказал: