Я дрался на Т-34. Обе книги одним томом - Артем Драбкин

Проучился я в техникуме полтора года, и в 1943 году, в возрасте семнадцати с половиной лет, был призван в армию. Нас не принимали, но мы так просились, что военком сжалился над нами и направил в 1-е Саратовское танковое училище.

Еще в школе я научился хорошо стрелять и обращаться с оружием, знал и устройство трактора. Так что учеба мне давалась легко. Поэтому через два месяца после принятия присяги мне уже присвоили звание младшего сержанта и назначили командиром отделения, а затем и замкомвзвода. Курсанты ходили в ботинках с обмотками, а нам, «начальству», выдали латаные-перелатаные кирзовые сапоги. Чистить чем? Крема не было. Брали сахар, замачивали до кашеобразного состояния и этой кашицей драили сапоги – блестели, как хромовые!

В столовой за столом сидело восемь человек. На завтрак, обед и ужин давали бачок с едой и белый или черный хлеб, а к завтраку еще и двадцать грамм масла. На обед обязательно первое, второе и компот. Вермишель с тушенкой – я такую дома не ел! Так нас кормили. 9-я норма! Поправились здорово, а все равно голодными были – нагрузка-то большая. Вставали в 6 часов. Вне зависимости от погоды в нижней рубашке, галифе и сапогах бежали на физзарядку. Потом занятия восемь часов, потом самоподготовка, пара часов личного времени и отбой в 23 часа. На обед идешь, командир роты из-за угла смотрит, как идет рота. Только доходим до столовой, выскакивает: «Рота, кругом!» Еще кружочек – «плохо идете, песни поете плохо». Поели, выходим разморенные. Он на крыльце стоит: «Пятнадцать минут строевой подготовочки». Вот так приучались к порядку, к дисциплине.

В училище мы пробыли очень долго – восемнадцать месяцев. Около года учились на «Матильдах» и «Валентайнах», потом на Т-34.

Учили нас хорошо. Теорию проходили в классах, а практику на полигоне, где занимались неделями – водили, стреляли, разбирали тактику действия одного танка и танка в составе подразделения. Причем изучали не только действия танков, но и пехоты, поскольку требовалось умение взаимодействовать с десантниками. Командовал нашим учебным батальоном старый кавалерист Бурлаченко, воевавший в Гражданскую войну, финскую и даже в начале Отечественной. Командир роты Дравенретский на фронте не был. К концу обучения я водил и стрелял очень неплохо.

Практику вождения и тактику проходили на Т-26 и БТ-7, а стреляли из танков, на которых обучались. Сначала из «Матильд» и «Валентайнов», а потом из Т-34. Честно говоря, мы боялись, что нас могут выпустить на иностранных танках: «Матильда», «Валентайн», «Шерман» – это гробы. Правда, броня у них была вязкая и не давала осколков, зато механик-водитель сидел отдельно, и если ты башню повернул, а в это время тебя подбили, то водитель уже никогда из танка не выберется. Наши танки – самые лучшие. Т-34 – замечательный танк.

Выпустили нас в августе 1944 года, присвоив звание «младший лейтенант», после чего повезли на завод в Нижний Тагил, где распределили по маршевым ротам. Где-то месяц мы позанимались тактической, огневой подготовкой, вождением. Дали нам экипажи, привели на завод, показали бронекорпус: «Вот ваш танк». Мы вместе с рабочими насаживали катки, помогали, как могли. На сборке работали специалисты высокого класса. Были там пацаны-водители по тринадцать-четырнадцать лет. Представляешь, громадный цех, справа и слева идет сборка танков. А по центру со скоростью километров тридцать несется танк, за рычагами которого сидит такой пацан. Да его просто не видно! У танка ширина была примерно три метра, а ширина ворот – три двадцать. Танк проскакивает на этой скорости в ворота, влетает на платформу и застывает как вкопанный. Класс!

Танк мы себе собрали, укомплектовали и пошли на нем пятидесятикилометровый марш с боевой стрельбой на полигоне. Тут надо пару слов сказать о моем экипаже. Механик-водитель имел десять лет судимости и после краткосрочного обучения танком практически не владел. Наводчиком орудия был бывший директор саратовского теплоходного ресторана, взрослый мужик в теле, который еле влезал в танк. Заряжающий – 1917 года рождения, с небольшой умственной недостаточностью. Пятого члена экипажа не было. Вот такой экипаж – все без боевого опыта!

Мы совершили марш и вышли на полигон стрелять. По команде «Вперед!» пошли на огневой рубеж. Командую: «Осколочным заряжай!» Заряжающий хватает снаряд. Зарядил. Короткая. Наводчик стреляет – в молоко. Я ему кричу: «Возьми прицел поменьше». Заряжающему: «Заряжай!» А заряжающего нет – убежал к механику, испугавшись отката. Я его схватил за шиворот, выволок: «Ну-ка, заряжай». Отстрелялись мы слабо.

Вернулись, погрузились в эшелон и поехали через Москву, Украину, Молдавию в Румынию. Перед погрузкой на платформы нам выдали громадный брезент, примерно десять на десять метров. Я оставил заряжающего охранять танк: «Смотри, чтобы не сперли брезент». Утром встаем – брезента нет. Всех созвал: «Где брезент? Как хотите, а брезент чтобы к отправке был». Где взяли – неизвестно, но брезент принесли.

По дороге заряжающего с дизентерией оставили в госпитале. Уже в Румынии у наводчика распух палец, и его тоже госпитализировали. Так что в расположение 170-й танковой бригады в сентябре 1944 года мы приехали вдвоем с механиком-водителем. При этом он по дороге чуть не сжег тормозную ленту, не отрегулировав зазоры.

Когда приехали, командир роты, Брюхов Василий Павлович, собрал всех командиров танков и взводов: «Смотрите, у нас в резерве есть три хороших танкиста, желающих идти в бой. Если кто считает, что экипаж не соответствует, мы можем заменить». Я попросил заменить мне механика-водителя, ну а наводчика и заряжающего дали новых.

Сборка танков Т-34 на заводе

Надо сказать, что Василий Павлович был из разряда отцов-командиров. Талантливый, храбрый человек. Настоящий военачальник. Он всегда действовал в авангарде. Кто в дозоре? Всегда Брюхов! Решал задачи маневром, в лобовые бои не ввязывался. Не случайно в двадцать лет стал командиром батальона. Молодежь всегда опекал, в бой пошлет тех, кто уже раньше воевал, а ты, пока не освоился, идешь вторым или третьим. Вот от таких опытных танкистов мы получили огромную помощь при подготовке к боям. Они учили нас премудростям и хитростям танкового боя. Объясняли, как двигаться, лавировать, чтобы не словить болванку. Заставили снять пружины на защелках двустворчатых люков командирской башни. Ведь ее даже здоровый человек с усилием открывал, а раненый никогда бы этого не смог сделать. Объясняли, что люки лучше держать открытыми, чтобы легче было выпрыгнуть. Пушки пристреляли заново. Все сделали, подготовились.

И вот первая атака. Собрали командиров: «Рощу видите? Там противник. Задача – обойти эту рощу и выйти на оперативный простор». Сели в танки. Команда – вперед! И мы пошли. Едешь, стреляешь, справа танк горит, слева танк горит. Экипаж успел выскочить или нет, не видно. Наводчик ведет огонь. Ему командуешь: «Правее 30 – пушка. Левее 20 – пулемет. Осколочным». Желание только одно – подойти ближе, чтобы противник не мог стрелять, побыстрее его уничтожить. Снаряд за снарядом посылаешь туда, откуда стреляют. Подъехали к немецким позициям – орудия перевернуты, трупы валяются, бронетранспортеры горят. Рощу захватили, обошли ее, вырвались на простор. Впереди, в километре, бегут немцы, орудия везут. Некоторые орудия разворачиваются. Мы остановились, стреляем. Они их бросают и бегут. Вперед! Я засмотрелся на панораму боя, и вдруг танк нырнул в широкую канаву и зацепил стволом песок. Остановились. Достали ершик, прочистили орудие. Догнали роту, которая к тому времени ушла примерно на километр. Это был первый бой. А потом этих боев было…