Братья крови - Владислав Русанов

Он первым опустил ладонь на крестовину меча. Кету накрыла ее своей. Немного помедлив, к ним присоединился Вильхо, а потом уже и старшина скрепил клятву детей широкой мозолистой ладонью.

Шорох, словно от порыва ветра, пробежал по ельнику.

Лес слышал слова ижорских оборотней.

Река слышала их обещание.

Небо засвидетельствовало их клятву.

Земля Русская приняла ее.

Глава первая

Северная Пальмира

В Санкт-Петербурге я не стал допускать давнишней московской ошибки и сразу по прибытии явился представиться местному князю. По правде сказать, тому было несколько причин, кроме банальнейшего желания казаться законопослушным и лояльным.

Во-первых, мы вылетели из «Борисполя» не ночным, как я предпочитал, а вечерним рейсом. Последний «Боинг-373» отправлялся на «Пулково» без четверти семь по украинскому времени, а желания трястись на «АН» не возникало. Само собой, когда дело доходит до «горячего», любые привычки к комфорту выветриваются без следа, но форсировать события не хотелось. Что-то подсказывало мне – лишения и трудности еще впереди, а пока есть возможность пользоваться удобствами, грешно было бы от них отказываться. Оказавшись в Петербурге в самом начале ночи, я решил не отступать от предписанной по закону церемонии.

Во-вторых, Князь Северной Пальмиры, его светлость Бестужев, вызывал у меня гораздо большую симпатию, нежели владыка Первопрестольной. Почти такую же, как Амвросий. Умный, справедливый, рыцарственно-честный, что в наше время – огромная редкость. Сергей Александрович не бежал из России после октябрьского переворота, как московский Князь, а боролся за выживание вместе со всеми мастерами и птенцами Северной столицы и справился. Он сумел сохранить островок подлинной аристократии духа в нашем жестоком мире. В блокадном Ленинграде присягнувшие ему на верность вампиры добровольно отказались пить кровь и без того измученных людей. Исключение составляли лишь забрасываемые в город немецкие диверсанты, которых стража князя Сергея извела в великом множестве.

В-третьих, мне не терпелось узнать новости – как в России обстоят дела с распространяющейся эпидемией «собачьего гриппа». Болезнь напомнила о себе уже в самолете голубоватыми ватно-марлевыми повязками на лицах стюардесс и доброй половины пассажиров, а уж в «Пулково» почти все люди, снующие в здании аэропорта, прятали лица. То ли здесь трепетнее относились к собственному здоровью, то ли до Украины волна смертей еще не докатилась. Сейчас я почти не сомневался, что в гибели людей повинны прорвавшиеся в наш мир фейри.

Такое уже случалось, рассказывал мне фон Раабе. В шестом веке при императоре Юстиниане чума захватила Ближний Восток. В одиннадцатом гуляла по Руси и Польше. В середине четырнадцатого от мора погибло в Европе больше народу, чем от стали за все время Столетней войны. О ней еще упоминал великий Боккаччо в предисловии к «Декамерону». И позже в Амстердаме и Лондоне, уже при Карле Втором. Я знал, что каждый из этих случаев остановили кровные братья. Вопрос только – как? Меня включили в состав посольства, направившегося в Лондон из Речи Посполитой, но даже в середине семнадцатого века для старших вампиров я оставался мальчишкой, которого никто не намеревался посвящать в тайны, а кроме того, обстоятельства нашего путешествия были таковы, что проведение обряда я пропустил.

Почему-то мне казалось, что и эпидемия «испанки», случившаяся сразу после империалистической, имела те же корни или «торчащие уши», если будет угодно. Острые уши фейри. Правда, тогда кровные браться были разобщены и не могли оказать достойного отпора. Отсюда и десятки миллионов погибших.

Как мне казалось, Сергей Александрович Бестужев – один из немногих российских князей, который мог бы возглавить отпор на этот раз. Стоило поговорить с ним, высказать соображения и опасения, раз уж Амвросий куда-то запропастился. Логика подсказывала, что старый вампир не сбежал от опасности, а просто пытается найти решение загадки другим путем – более привычным для себя. Иначе зачем ему было присылать мне записку с приказом разыскать меч Александра.

Кстати, именно из-за скупых строк Амвросия мы и отправились в Санкт-Петербург.

После схватки на Андреевском спуске, когда наемники-люди под предводительством незнакомого мне вампира уничтожили мою берлогу, я «залег на дно». Вместе с Жанной, само собой. Как я мог бросить девушку? Тот, кто хотел убрать меня, человека разыщет в два счета и, не задумываясь, уничтожит. Или попытается взять в заложники, чтобы шантажировать меня. Ни первое, ни второе в мои планы не входило. А еще, если честно признаться, она мне очень нравилась. Впервые за много лет мое мертвое сердце ощутило что-то, очень похожее на любовь. Вовсе не потому, что Жанна напоминала давно ушедшую в Великую Тьму леди Агнессу, чей портрет сгорел вместе с остальным скарбом. При внешнем сходстве, они были очень разными. Принцесса Карлайла и Кумбрии отличалась властным, решительным характером, переменчивым нравом, когда ярость и веселье сменяли друг друга почти без причины. Жанна же покоряла искренностью и открытостью, способностью очертя голову броситься в приключение, словно в омут. Да к тому же самоотверженность – ведь никто не понуждал ее предлагать мне свою кровь. А может быть, мне, привыкшему к холодным и высокомерным кровным братьям, так показалось? Может быть, люди, которых многие из нас считают чем-то вроде скота, источником пищи и не более того, честнее нас, способны на дружбу, бескорыстную помощь?

Так или иначе, вылетели мы вместе. Билеты на самолет нам купил Серёга-ДШБ, а провожать пришел один лишь Семен. Больше никому из киевских вампиров я не стал сообщать, где я скрывался и куда направляюсь. Хоть у меня и не было причин подозревать кого-либо из них, но береженого и Великая Тьма хранит.

Перед этим мы с Жанной провели на съемной квартире, адреса которой, кстати, тоже никто, кроме Серёги и Семена, не знал, неделю, размышляя, анализируя и собирая информацию. В основном при помощи Интернета, которым, на мой взгляд, Жанна владела в совершенстве. Ну, может быть, только на мой взгляд, а я, признаться, продолжал чувствовать себя полным профаном, когда дело доходило до использования достижений научно-технического прогресса.

Семенов слуга крови отогнал мой «Хэтчбек» на берег Днепра, облил бензином и сжег. Теперь по автомобилю меня не смог бы выследить никто. Тот же Сергей поменял маленькую белую прямоугольную штучку (не помню, как она называется) в моем мобильном телефоне. Тоже на всякий случай. Старую сжег при мне.

На мобильный мне было наплевать, а вот «Хэтчбек» я жалел. Привык к нему, как рыцарь к боевому коню. Ничего, будут деньги, купим новый, краше прежнего. Счета мои, кстати, не пострадали, и капиталом я мог располагать по собственному усмотрению, хотя тоже остерегался – Жанна сказала, что неизвестные враги могли отследить мое местонахождение по совершающейся банковской операции. Пришлось пожить в долг за счет Семена – не обеднеет.

Имя Александра стало ключевой точкой наших поисков. И слово «меч». Александр Македонский? Александр Невский? Александр Павлович Благословенный? Александр Николаевич Освободитель? А может быть, кто-либо еще, кого я не знал? Великий князь, император Византии, Папа Римский… Впрочем, последнее предположение совершенно абсурдно – если кровные братья шли на соглашения и перемирия с Орденом Охотников, как в прошлые времена, так и сейчас, то с церковниками никогда, да и откуда у святоши возьмется меч?

В конце концов, отбросив все версии, казавшиеся полной глупостью, мы остановились на одной, так сказать, рабочей. Имелись разрозненные сведения о мече Александра Ярославича, князя новгородского, который за сто пятьдесят лет до моего рождения нанес поражение шведам, явившимся на берега Невы с совершенно недвусмысленными грабительскими намерениями, а несколько лет спустя на льду Чудского озера разбил рыцарей Ливонского ордена. Этого князя я понимал и уважал – сам стоял против тевтонов на поле у Грюнвальда.

Согласно сведениям, почерпнутым из Интернета, меч Александра хранился в кроме, или, можно сказать, в кремле, города Пскова. Там благодарные жители прикрепили его над воротами совместно со щитом, дабы один только вид оружия грозного князя устрашал любого захватчика, который посмел бы приблизиться к крепостям земли Русской.

Это вселяло надежду. Несмотря на то что старинная крепость Пскова уже несколько лет считалась историко-архитектурным памятником и музеем под открытым небом, я не видел особых трудностей. Оставалось добраться до Санкт-Петербурга, на месте уточнить некоторые детали у Жозефины Сангрэ, моей доброй старой знакомой, о которой я уже упоминал, а потом отправиться за клинком. Бестужева я, само собой, не собирался посвящать в свои планы, несмотря на уважение, которого Князь, безусловно, заслуживал. Не хватало еще нарваться на обвинения в учинении беспорядков на подвластной ему территории. Смутьянов Сергей Александрович карал нещадно, а стража у него такая, что Князь Смоленска слюни пускает от зависти.