Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (сборник) - Вячеслав Бакулин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В закромах родины нашлось нужное…
– Слава Богу! – я шепчу или кричу во все горло? Не знаю, это уже не важно – я спасен, мои любимые люди спасены!
– Тише-тише (значит, я все-таки орал), преждевременная радость штука крайне неприятная… Есть еще одна новость, и я не уверен, насколько она благая. Умолкаю, мучительно жду продолжения. Мальцев заходит издалека:
– Если без обиняков, наша «вольная» станция в простонародье зовется бандитской. Определение не слишком благозвучное, зато вполне соответствует природе вещей, контингент здесь собрался далеко не простой, каждый с историей и биографией… И я не столько главарь всего сброда, сколько держатель общака. И я не могу подарить тебе это лекарство, – Глеб Денисыч потрясает упаковкой, – хоть ты мне и симпатичен. Оно принадлежит всем нашим… а наши не привыкли делиться с ближним своим.
– Возьми, – он тянет ко мне маленький квадратик бумаги. – Это ценник.
– Сколько? – Руки трясутся, не слушаются, цифры и буквы на листочке расплываются.
– Смотри сам, не вижу в темени. Но уверен, что до хрена… Эксклюзив.
Эксклюзив… напрягая глаза, вчитываюсь в прыгающие символы. «2 цинка пятерки». Не верю, читаю вновь и вновь. Два цинка, два цинка, два… Намного больше, чем «до хрена» – «до хрена» в квадрате, «до хрена» в кубе!
– Два цинка «пятерки», – неужели мне хватает сил, чтобы произнести это вслух? – Два гребаных цинка «пятерки»!
Мальцев с присвистом возводит «до хрена» в нужную степень, получается совершенно нецензурно.
– У меня нет столько… Я отдам автомат, рожки, «Стечкин», «химзу», «берцы», дозиметр, всё, что есть, забирайте!
Начстанции невесело улыбается:
– Обратно голым пойдешь, Красоток ваших пугать?
– Глеб, мне нужны эти ампулы, если придется, я до Пекина раком доползу, – вкладываю в эти слова все свои невеликие силы, потом зачем-то добавляю забытое отчество: – Денисыч…
– Ты доползешь, верю, – улыбка его становится чуть шире, чуть искренней. – Потому и отдам лекарство.
– Отдашь?! – не верю, не могу поверить, «американские горки» эмоций – взлет, падение, надежда, отчаяние – лишают дыхания.
– Отдам, – Мальцев энергично трясет головой. – Хотя и не бесплатно… Когда должен родиться ребенок?
Не понимая, к чему он клонит, неуверенно говорю:
– Сентябрь. Самое начало.
– Сентябрь, – медленно повторяет Мальцев. – Я дам тебе лекарство, а ты вернешься сюда в конце сентября, через пару недель после рождения… первенца?
Автоматически киваю:
– Первенца, да. Но зачем… сюда?
– Моей станции нужны такие сталкеры, как ты – удачливые и отчаянные, как черти. За год или за два всё отработаешь. Вернешь долг.
Поднимаюсь в кровати, сажусь на край. От слабости кружится голова, едва не соскальзываю на пол, Глеб Денисыч приходит на помощь и могучими руками удерживает меня в сидячем положении.
– Ты дашь мне лекарство… ты дашь мне немного времени побыть с малышом… а потом ждешь, что я вернусь?
– Именно.
– Почему ты так уверен, что я вернусь?
Ответ – прямой и честный – обескураживает:
– Я спасаю жизнь твоей женщине и твоему ребенку. Неужели ты «кинешь» своего спасителя?
Не кину – это знаю я, это знает он. Мы еще несколько минут обсуждаем мой обратный путь – ни он, ни я не сомневаемся, что я дойду, – затем, оставив упаковку с ампулами на прикроватной тумбочке, Мальцев прощается:
– Отлеживайся, набирайся сил. А потом… удачного тебе пути туда и обратно! Встретимся здесь двадцать пятого сентября, и не вздумай опоздать. Ни днем позже, запомни!
Двадцать пятое сентября, дата, выжженная в подкорке каленым железом. Я не забуду – даже если захочу.
* * *– И попросил сталкер показать ему Аленький цветочек. А незнакомец и говорит: если я тебе покажу его, то придется тебе и мой облик увидать. Сталкер многое уже повидал, чтобы живого человека испугаться, и согласился. И повел его человек по своим владениям, – а был он хозяином тех земель, и служили ему слуги верные, и были в тех землях богатства несметные. Показал он сталкеру Аленький цветочек… И оказался это тот самый, о котором дочка любимая мечтала! Но в тот же миг увидел сталкер хозяина – появился тот перед ним во всем своем уродстве, – и не отшатнулся от человека со страшным и безобразным лицом. Лишь благодарил за цветочек, что безуспешно искал он в дальних землях, на нехоженых тропах и не находил нигде такой красоты, ведь краше того цветка и желаннее на всем свете не было. И начали они разговор… Очень хотелось сталкеру получить Аленький цветочек, но нечем было отдарить, – всё было у того хозяина, все богатства, которые можно представить, жил он в палатах каменных, для любой надобности находились у него помощники… Привык немного к тому незнакомцу сталкер, присмотрелся – а лицо его безобразное, будто врагами злыми изуродовано, и облик страшный оттого, что в битве не смог победу одержать. И спросил сталкер: не нужна ли тебе помощь воинская? Согласился тогда хозяин отдать ему Аленький цветочек. Но с одним условием: чтобы повидался гость с любимой женой и дочерью, порадовал девочку подарком необыкновенным, а после в тот же миг назад вернулся. К тому времени и войско готово будет на врагов выступить, остается только нового друга-союзника дождаться. И чтобы не опаздывал…
Возвратился сталкер домой, к жене и дочурке новорожденной, радость была для всех большая, но вскоре снова начал он собираться в путь. Нужно было сдержать обещание. Попрощался он с женой, просил себя беречь и Алёнушку. И пусть дочка растет такой же красавицей, как самый прекрасный на всем свете Аленький цветочек…
– Хорошая сказка, – Максим поцеловал дочку, укрыл потеплее одеялом. – Ань, а почему ты раньше ее не рассказывала?
– А раньше никто не просил, – она улыбнулась. – Завтра твоя очередь… Про коня быстрого, про цветы невиданные и странствия дальние.
Убаюканная уже, казалось, дочка открыла глаза:
– Мам, а какой он, Аленький цветочек?
И Алёна огляделась вокруг, но не увидела ничего такого, что было бы похоже на яркую красоту, о которой рассказывала мама. Только тени на стене напоминали сказочных человечков, и она следила за ними, ожидая, что темные силуэты вдруг начнут двигаться самостоятельно и разговаривать. Ну, вдруг? Если цветочка нет, то и остальное могло оказаться неправдой! Девочка обиженно надула губы и посмотрела на отца.
– Пап…
– Спи, Алёнушка. Я найду цветные карандаши и бумагу, нарисую тебе картинку к этой сказке. Завтра у тебя будет свой собственный Аленький цветочек.
– Настоящий?
– Самый настоящий. Ведь тебе его папа принесет.
* * *Сумрак, медленно превращающийся в ночь, последний час двадцать четвертого сентября. Недели и дни пролетели, как беспокойный, кажущийся призрачным сон. Я стал отцом… безумно счастливым… до конца не верящим в свое счастье. Несколько дней назад одним любимым человеком стало на свете больше. Нет, он был и раньше, прятался, рос в утробе другого самого важного на свете человека, но именно в начале осени он обрел голосок, плачущий и недовольный, открыл глазки, почувствовал мое прикосновение, дал почувствовать себя… Было ли это счастьем? Да. Остается ли это счастьем? Без сомнения. Я не хочу уходить, оставлять их, однако знаю, что о них позаботятся, пока муж и отец будет возвращать свой долг. И в этом тоже нет сомнения – я должен идти к Мальцеву, в жилую зону Пролетарской, должен отплатить честностью за добро. Жена поняла, просила лишь беречь себя, а еще… передать «спасибо».
Луна благоволит мне, ухмыляется с неба, гипнотизируя Красоток. Низкий тебе поклон, небесная заступница. Однако я должен торопиться, не все на небе настроены ко мне столь благодушно, тяжелые иссиня-черные тучи, напитанные отравленной осенней влагой, спешат к ночному светилу. Подгоняемые злым ветром, они высасывают из пространства слабый отраженный свет, с каждой секундой заслоняя небосклон все сильнее.
Бегу. На ходу огибаю застывшие статуи Красоток, лавирую между ними, проклиная их несметное количество. Чувствую, как статуи теряют неподвижность, медленно, но неизбежно в них возвращается жизнь, означающая мою смерть. Луна, продержись еще пару минут, прошу, милая!
Кидаю мимолетный взгляд наверх и тут же сбиваю дыхание: тучи уже наползают на желтый лик светила, лишая меня столь нужного времени. Ускоряюсь, выкладываюсь перед воображаемым финишем по полной, на сто процентов, на все двести, на тысячу… И все равно не успеваю.
Скатываюсь по разбитым ступеням в подвал заводского корпуса, укрываюсь там от наступившей темноты. Луна проиграла, захлебнулась не своим светом в смраде поганых туч. Я смотрю в крохотное зарешеченное окно, умоляя ее пробиться сквозь черную броню осенней грозы, взглянуть еще раз на бренную землю, озарить унылую поверхность хоть на пару минут…
Губительный рассвет хоронит ночь, старшая сестра – Солнце – сменяет юную Луну на небесном посту.