Объявленный Армагеддон - Александр Сухов

Бронзо и Веселуха воспринимали эти потуги своих коллег по цеху вполне снисходительно, но с некоторой долей небрежения, мол, как бы вы ни пыжились, молодые люди, нас богоподобных вам не переплюнуть.

— Вот же черт! — заерзал на своем стуле Парацельс и после выступления очередного доморощенного поэта громко воскликнул: — Пушкина на них нет!.. А впрочем… — Юноша взъерошил пальцами копну на своей голове, — почему бы и нет?

После этой загадочной фразы он вскочил со своего стула и опрометью помчался к сцене. Оказавшись в ярко освещенном круге света, землянин нерешительно помялся, будто набираясь духу, затем, встряхнув своей косматой гривой, заговорил:

— Уважаемые дамы и господа, разрешите предложить вашему вниманию стихи одного великого гения, жившего и творившего двести лет назад на моей далекой родине. Поскольку вряд ли кто-то из вас когда-нибудь слышал имя Александра Пушкина, поэтому, не вдаваясь в подробности его короткой, но искрометной жизни, я просто прочитаю кое-что:

Когда ж, и где, в какой пустыне,Безумец, их забудешь ты?Ах, ножки, ножки! где вы ныне?Где мнете вешние цветы?Взлелеяны в восточной неге,На северном, печальном снегеВы не оставили следов:Любили мягких вы ковровРоскошное прикосновенье.Давно ль для вас я забывалИ жажду славы и похвал,И край отцов, и заточенье?Исчезло счастье юных лет —Как на лугах ваш легкий след.***

Дианы грудь, ланиты ФлорыПрелестны, милые друзья!Однако ножка ТерпсихорыПрелестней чем-то для меня.Она, пророчествуя взглядуНеоценимую награду,Влечет условною красойЖеланий своевольный рой.Люблю ее, мой друг Эльвина,Под длинной скатертью столов,Весной на мураве лугов,Зимой на чугуне камина,На зеркальном паркете зал,У моря на граните скал.***

Я помню море пред грозою:Как я завидовал волнам,Бегущим бурной чередоюС любовью лечь к ее ногам!Как я желал тогда с волнамиКоснуться милых ног устами!Нет, никогда средь пылких днейКипящей младости моейЯ не желал с таким мученьемЛобзать уста младых Армид,Иль розы пламенных ланит,Иль перси, полные томленьем;Нет, никогда порыв страстейТак не терзал души моей!***

Мне памятно другое время!В заветных иногда мечтахДержу я счастливое стремя…И ножку чувствую в руках;Опять кипит воображенье,Опять ее прикосновеньеЗажгло в увядшем сердце кровь,Опять тоска, опять любовь!..Но полно прославлять надменныхБолтливой лирою своей;Они не стоят ни страстей,Ни песен, ими вдохновенных:Слова и взор волшебниц сихОбманчивы… как ножки их.

Дочитав до конца, Парацельс низко склонил голову, будто боялся, что местный бомонд не поймет, не оценит по достоинству и не примет великого поэта Земли. Однако все его опасения были напрасными, ибо ИСТИННОЕ ИСКУССТВО есть понятие универсальное во всей бескрайней Вселенной. Какое-то время зал молча переваривал услышанное, потом разразился такой шквал аплодисментов, каким здесь не награждали ни Бронзо, ни Веселуху, ни кого-либо еще.

— А твой Пушкин, был изрядный шалунишка, — одобрительно проворковала Эниэль, после того, как до крайности смущенный Парацельс вернулся на свое место.

— О, да, дорогая, — юноша кивнул головой в знак подтверждения ее слов, — повеса еще тот…

Ему не дали договорить. К столику, за которым сидели наши герои, приблизились немного захмелевшие Бронзо и Веселуха с чарками водки в руках и, поприветствовав честную компанию, возжелали поднять бокалы за бессмертные стихи великого Пушкина. Поэтов, конечно же, усадили за столик, и веселье продолжилось уже в расширенном составе.

Между тем, отдохнувшие музыканты вернулись на сцену и, взяв свои инструменты, грянули весьма бодрый мотив. Воспользовавшись тем, что местные гении, эльфийка и Парацельс были заняты обсуждением персоналии Александра Сергеевича, Зенон пригласил Кайлу на танец.

Заявление Зенона о том, что он имел по основам хореографии исключительно отличные оценки было вовсе не пустым бахвальством — юноша действительно оказался прекрасным танцором, обладавшим абсолютным чувством мелодии и ритма. Стоит отметить, что благодаря занятиям в местной балетной школе, девушка ничуть не уступала партнеру в мастерстве. А вместе они составляли великолепный дуэт. Через какое-то время в круге яркого света самозабвенно вращались лишь они одни, а все прочие парочки столпились вокруг, любуясь их слаженными, будто отточенными долгими изнурительными репетициями движениями, не подозревая о том, что молодые люди сошлись в танце впервые в жизни. Постороннее внимание вовсе не смущало Зенона и Кайлу. Во всей необъятной Вселенной для них существовала лишь музыка, даже не сама музыка, а четкий музыкальный ритм, ну и, конечно же, они сами. Невероятно, но факт, каждый из них знал, какое движение в следующий момент сделает партнер и каким образом на него следует реагировать. На глазах обалдевшей публики происходило некое таинственное соитие или абсолютное слияние двух духовных сущностей. Но кроме кружащейся в упоительном танце пары никто этого не почувствовал, несмотря на то, что сам танец производил на зрителей завораживающее, едва ли не магическое действие.

Лишь после того, как музыка смолкла, Зенон и Кайла сообразили, что неожиданно для себя стали объектами всеобщего пристального внимания. Под продолжительные бурные аплодисменты и громкие поощрительные возгласы смущенные молодые люди тут же поспешили вернуться за свой столик. Впрочем, небольшая толика смущения ничуть не омрачила их радости и несказанного удовольствия, полученного в процессе совместного выполнения, затейливого набора элементарных телодвижений.