Рабыня для чудовища востока (СИ) - Блэк Айза

— Бурхан, тебе дали шанс, выпустили из-под стражи, — Басир подходит вплотную к провидцу. — Ты сейчас осыпаешь нас своими предсказаниями, накликаешь беду. Но ты не учел главное — Владыка наше солнце, и мы всегда следуем за ним. Мы верим ему и принимаем все, что пошлет судьба на наши головы. Те, кто думают иначе, уже примкнули к числу неверных. И в скором времени найдут свою смерть. Шантара процветает благодаря единению волков. Мы неразделимы. А ты сеешь смуту. Если, как ты говоришь, предан и любишь Алифара, как сына, то ты должен принять и поддержать любое его решение. А если вдруг чуешь беду, ты должен прийти к нему и предложить варианты решения.

— Басир, о мой глупец, Басир, — качает головой, седые косматые волосы закрывают его лицо, — Я первым делом пришел и предложил вариант. Разорвать и сжечь — единственное, что могло нас всех спасти. И это не моя прихоть, это деяние во спасение Владыки и народа. А ты говоришь, словно поешь, красивые фразы летят из твоих уст, — поднимает голову, еще сильнее сжимает руку мамы, — Только ведь не из добрых побуждений песни твои. Лесть очень открытая и сладкая льется неустанным потоком. Место подле Владыки ты заслужил языком своим красноречивым. И сейчас убиваешь двух зайцев, выслуживаешься, укрепляешь его доверие, и при этом прикрываешь свои низменные грехи. Ты не волк, ты хитрый лис Басир. Признаю, получается у тебя представление на славу. Ты ведь ликовал, когда брат пошел на брата, кода Шаиль оступился. Ты добил и занял место подле Владыки, — провидец говорит уверенно, четко, и у меня ощущение, что многое остается между строк.

Смотрю на Алифара, он сейчас напоминает каменное изваяние, затаившийся хищник. И не одной эмоции на лице, лишь аура силы, кружит по залу.

— Шаиль предал. Иного слова для его поступка нет, — голос Басира становится более резким, в нем плещется скрытая ярость, но он не позволяет ей полностью выйти наружу. — А насчет меня, Бурхан, — пожимает плечами, — Я открыт перед Владыкой, если он решит, что я в чем-то виновен, осудит мои поступки, что ж готов принять любую его волю.

— Кого ты из себя строишь?! — подает голос мама. — Мы все знаем, как взбесило тебя мое отродье, ты возненавидел ее с первого взгляда. Ты сам хотел свернуть ей шею! И о святое солнце, как бы ты облегчил всем жизнь, если бы сделал это!

— И даже своей неприязни я не скрывал. И при этом защищал деву Владыки. Он знал о моих опасениях. Я делился с ним открыто всеми своими помыслами.

— Так ли всеми, хитрая ты задница! — мама плюет в сторону Басира.

— Довольно, — Алифар поднимает руку вверх, все тут же замолкают. — Еще одна низость, будучи измазанными по уши в фекалиях, пытаться замарать других. Нападение, не лучшая защита в вашем случае. Суд над вами, и не пытайся утащить с собой Басира.

— А ведь и ты предаешь, Алифар. Казнишь того, кто посадил тебя на трон. Но это на твоей совести, люблю тебя, и буду погибать с любовью в сердце к тебе, — кланяется.

Тут в зал врывается волк. Подлетает к Владыке. Падает на колени.

— Прости, Алифар, что врываюсь, но у нас случилось непредвиденное.

— Говори, Джахиб.

— Шаиль сбежал и это еще не все… пропал магический камень Бурхана…

— Как он мог сбежать, если уже практически отдал аду душу?! Его же полностью иссушили! — Бурхан сжимает кулаки, в глазах ярким пламенем вспыхивает ярость. — А камень! Он охранялся!

— А я тут не при делах. Я был в заточении, — Бурхан садится на пятки и смотрит с любопытством из-под лохматых седых волос.

— Тебе ведь известно, кто предал? — Алифар остается спокойным, лишь крепче обнимает меня за талию и прижимает к себе.

— Спроси свою рабыню, восседающую рядом. Ты пристыдил свой народ, посадив самку рядом с собой на троне. И как только ты возвеличил ту, что несет в себе смерти, контроль в твоих руках ослаб, — провидец усмехается.

— Ты хочешь сказать, что я выпустила Шаиля? — выкрикиваю, не сдержав эмоций. — Что за чушь, я понятия не имею, где его держали!

С опозданием понимаю, что сказала я это на их языке. И теперь взгляды всех присутствующих устремлены на меня.

Глава 36

— Моя прекрасная дева, — Алифар, окидывает меня пылающим взглядом, — Продолжает удивлять нас чудесами своего преображения, — притягивает меня к себе и впивается в мои губы. Отстраняется, окидывает присутствующих, — Так быстро обучиться нашему языку.

Никто не посмел возразить. Все лишь согласно кивают, продолжая пожирать меня глазами. Басир, смотрит на меня иначе, в его взгляде больше нет пренебрежения.

— Ты Владыка, и это твой выбор, — Бурхан ядовито усмехается, поджимает тонкие губы, — Твое слово закон, — снова двусмысленная фраза. — Но Шаиль на свободе, и не мне тебе говорить, что может сделать камень в руках врага. Контроль ослаб, Алифар — это незыблемая истина.

— Посадив ее рядом с собой, ты унизил волков! Нарушил законы Шантары! — мама кричит с такой злобой, что мне кажется, еще немного и взорвется от ненависти. — Ты прикрываешь ее проступки! Ты всех погубишь, Владыка!

Алифар протягивает руку, сжимает кулак, ошейник на шее у мамы загорается. Она с криком падает на пол, задыхается, ее выкручивает, изо рта льется пена. Лицо синеет.

— Стой! Не надо! Прекрати! — хватаю его за руку. — Пожалуйста!

Я не могу смотреть на мучения матери. Да, после всего, что она сделала, она все равно моя мать. И какая-то часть внутри меня любит ее невзирая ни на что. Никогда себе не прощу, если ничего не сделаю, чтобы ее спасти, если буду молча смотреть на ее смерть. Я не хочу, чтобы ее зло касалось меня. Но и не хочу таких мучений для нее.

— Ты понимаешь, что она бы никогда тебя не пожалела? — волк смотрит на меня, глаза обжигают душу, голос вызывает дрожь, даже сейчас он успокаивает меня. Хоть полагаю, внутри пылает от гнева.

— Знаю. Но я не она. Не смогу подобного допустить. Прошу, помилуй ее, — притягиваю его руку и целую.

— Только благодаря своей дочери ты еще дышишь, — Алифар убирает руку. Оранжевое свечение на шее мамы гаснет.

— Чтоб она сгорела в аду, дьявольское отродье, — шипит мама и показывает кулак в мою сторону.

— Это было последнее, что сказал твой гнилой язык в жизни, — Владыка щелкнул двумя пальцами, после этого из горла матери стали вырываться только нечленораздельные хрипы. — Что касается тебя, Бурхан, пока камень не найден я сохраню тебе жизнь. Вы будете находиться с Зухрой под землей. До того момента, пока я не решу дальнейшую вашу судьбу.

— Думаешь, я поблагодарю тебя, что искалечил мою самку. Что унизил меня. Нет, — он подползает к маме и гладит ее когтистой рукой по голове, — За это на мою помощь не надейся. Уничтожай себя, Алифар. Иди к краху, а я позже, даже на том свете смогу оплакать тебя.

От его слов озноб проходится по коже, кровь в жилах стынет, слишком что-то жуткое и пророческое ощущается в словах провидца. Он сейчас напоминает мне предвестника беды, словно его рот призывает проклятия на наши головы. Их увели, а в зале остался звон его последних слов.

Остальных женщин Алифар приказал выгнать из страны, отправить на родину. И снова я его просила, уверяла, что они не ведали, что творят. Не могу я смотреть на их мучения. Пусть они меня ненавидят, они желали мне смерти, но я не хочу платить им той же монетой.

— Как ты собираешься мстить обидчикам, если сейчас простила своих палачей? — шепнул мне на ухо Алифар, когда суд был окончен. И в зале воцарилась более-менее свободная обстановка.

— Там особенный случай, я берегу свою жестокость, — понимаю, что будь сейчас на месте этих женщин Серж, я бы собственноручно его пытала. Ничего в душе не ушло, раны остались, и по-прежнему кровоточат. Хоть Владыка и обезболил их, а новые эмоции заглушили страдания. Но жажда мести не ослабла.

— С удовольствием бы взглянул на сие действо, — улыбается мне так обворожительно, что где-то внутри, раскалывается очередной пласт льда.