Ключ к сердцу императрицы - Елена Арсеньева

Да ведь это тот самый ключ, который Лидия выронила в глухом московском закоулке. Ключ Алексея Рощина!

У Лидии закружилась голова. Показалось, ее резко оторвали от земли и снова швырнули вниз. Даже ноги загудели, словно и впрямь от удара. А еще возникло странное ощущение: будто она смотрит в перевернутый бинокль. И эта комната, и окна, за которыми на разные голоса перекликались французские солдаты, и солнечный день 20 сентября 1812 года, и весь этот мир с его заботами и страстями, с его жизнью и болью, — все показалось маленьким-маленьким и совершенно не имеющим значения — для нее, Лидии Дуглас, живущей в двадцать первом веке.

И тотчас это головокружительное, пугающее ощущение исчезло.

ВО! Все Открою! Все открою…

Ключ, ключ, ключ!

Лидия выскочила из залы и опрометью кинулась в кабинет Гаврилы Иваныча. Уже вбегая, она вспомнила, что здесь расположился на жительство Марше, и вот будет смех, если он уже возлег на ту огромную кровать, которую велел отыскать и переставить сюда.

А ведь, пожалуй, он неправильно истолкует ее визит!

Лидия была так взвинчена, что нервически захихикала. Собственный смех показался нелепым и глупым. Она кое-как заставила себя уняться.

На счастье, ни Марше, ни кровати в кабинете еще не было. Все казалось прежним: и дубовые панели, и штофные обои, и литографии с библейскими сюжетами по стенам, и книжные шкафы, и бюро, и вольтеровские кресла, и кожаный диван — и изящный, на тонких высоких ножках, полированный и украшенный перламутровой инкрустацией комодик, формой напоминающий боб. Fêve. Ни в одном из его ящичков не было ключей.

Лидия кинулась к нему и вставила ключ в первую попавшуюся скважину. Руки у нее тряслись, и в ушах звенело. Она зажмурилась…

А когда открыла глаза, все вокруг было по-прежнему: кабинет, мрачноватые обои, темные шторы, комодик-fêve… Ничего не произошло!

«А что должно было произойти? — с горькой насмешкой спросила она себя. — Ты думала, что, вставив ключ в замок, немедленно окажешься там, откуда пришла? В коридоре художественного музея?.. Нет, не получилось. И все же…»

И все же Лидия знала так же точно, как если бы кто-то шепнул ей об этом на ухо, что появление ключа было сигналом. Стоило ей по-настоящему захотеть покинуть этот мир, стоило страстно пожелать вернуться — и появился ключ.

Она потеряла его, чтобы остаться здесь. Она нашла его, чтобы уйти отсюда.

Но как уйти? Вернее, где найти дверь?

Да все там же, откуда путь начался! В подвале того московского дома.

Какого?!

Лидия не знала. Ну, как-нибудь найдет, она в этом не сомневалась.

Найдет. Потому что время ее истекло. Прозвучал сигнал, прозвенел будильник, пробуждая от волшебного, зачарованного, любовного, мучительного и счастливого сна…

Пора! Пора возвращаться.

Как? Когда?

Она и этого не знала, но не сомневалась, что и это ей откроется.

Все открою!

А ключ? Надо его вытащить из замка и взять с собой?

Лидия попыталась сделать это, но не смогла. Ключ держался так прочно, словно прирос к скважине.

Все правильно. Он должен остаться здесь. Если его забрать, каким же путем он попадет когда-нибудь к Алексею Рощину? Значит, чтобы вернуться, ей не понадобится этот ключ.

Вот и хорошо!

Теперь главное — уйти отсюда. Уйти — и поскорей!

Лидия выскочила в коридор и принялась торопливо спускаться по лестнице. Нет, никуда не заходить, никого не видеть, ни с кем не прощаться! Иначе… иначе…

Лидия вбежала в залу и замерла при виде сборища людей. Священник в облачении, с испуганным лицом. Свечи на столике. Ирина в чем-то белом, накинутом на голову… Рядом Алексей. За его спиной стоит мрачный — мрачнее тучи! — Сташевский. И поодаль — Марше, словно дирижер некоего странного оркестра.

— Мы только вас и ждем, Жюли, — сказал он приветливо. — Вы будете подружкой невесты. Прошу вас занять свое место при ней! Венчание начинается, господа!

Она слышала и видела все происходящее словно сквозь сон.

— Гряди, голубица!..

Алексей стоял бледный, с трудом удерживаясь на ногах. Сташевский незаметно поддерживал его.

Ирина рыдала, словно ее не под венец вели, а тащили на плаху. Правда, она не упиралась, а цеплялась за руку Алексея, и воск капал с его и ее дрожащих свечей, словно горючие слезы лились.

— Ну-ну, — недовольно сказал Марше. — Зачем столько слез при таком счастливом событии?! Понимаю, понимаю… предстоящий расстрел жениха омрачает счастье невесты…

— Ради бога! — простонала Ирина. — Зачем вы издеваетесь над нами, над нашим горем?! Вообразите себя на месте моего жениха, а на моем месте — вашу невесту. Неужели она не обливалась бы слезами, предвидя завтрашний день?

— От души надеюсь, что с моей невестой ничего подобного не произойдет, — приветливо сказал Марше. — Да впрочем, и у вас есть возможность сохранить жизнь этому герою.

— У меня? — растерялась Ирина. Она явно не верила своим ушам. — Что я должна сделать? Вы скажите. Вы только скажите, я… я на все…

От волнения у нее прервался голос.

— Вы, — Марше голосом подчеркнул это слово, — вы, мадемуазель, сделать ничего не можете. От вас ничего не зависит. Точно так же, как от вашего жениха. Но здесь есть человек, который в силах заставить меня переменить мой приказ.

Он умолк. Он не смотрел на Лидию. Он вообще смотрел в другую сторону, однако поблекшие от слез глаза Ирины медленно обратились к ней.

— Да-да, — кивнул Марше. — Я готов отменить приказ о расстреле, если ваша сестра согласится этой ночью разделить со мной постель. Ну а если нет, я велю расстрелять их обоих: и Жюли, и вашего жениха. Так что, господа, в ваших прямых интересах уговорить эту даму быть со мной поласковей!

— Подлец… — с тихим бешенством протянул Алексей. — Отъявленный негодяй! Ты не имеешь понятия о чести и благородстве! С каким удовольствием я всадил бы тебе пулю в лоб! Но ты ведь трус, жалкий трус. Ты ведь побоишься принять мой вызов!

— Вы говорите о дуэли? — пренебрежительно ухмыльнулся Марше. — Ну, вы ничем не рискуете. Как офицер французской армии, я не могу драться с каким-то жалким пленным. Это запрещено уставом, раз. А во-вторых, это ниже моего достоинства.

— В самом деле? — с ненавистью усмехнулся Алексей. — Но ведь ты обещал мне эту дуэль!

— Вы бредите, мсье? — осведомился Марше. — Вы принимаете желаемое за действительное?

— Нет, я ничуть не брежу! — запальчиво воскликнул Алексей. — Я узнал тебя! Я долго думал, отчего мне кажется такой знакомой твоя красноносая рожа бургундского пьяницы, но теперь я тебя узнал. Помнишь ли ты начало августа, помнишь ли деревню Подмятьево?

— Под-мя-тье… — задумчиво попытался повторить Марше. — Да разве европеец способен на трезвую голову выговорить хоть одно из этих варварских названий? Тем более мы прошли столько ваших деревень, что я и со счета сбился.

— Вспоминай, лейтенант! — настойчиво воскликнул Алексей. — Вспоминай! Около этого местечка ваша часть отклонилась влево от большой дороги. Тем же направлением двигался и наш полк. Мы держались близко друг к другу, а иногда подходили чуть ли не вплотную. Но приказа ввязываться в бой не было ни от вашего, ни от нашего начальства… Мы шли, иногда косясь друг на друга и отпуская реплики, которые были обидны и в то же время недостаточны для того, чтобы нарушить приказ и наброситься друг на друга, схватившись в рукопашной. Ты ехал на рыжем коне с красным отливом, который все время норовил сбросить тебя. Помнишь?

Насмешливое выражение слиняло с лица Марше. Он ничего не ответил, только настороженно прищурился.

— И наконец ему это удалось! — засмеялся Алексей. — Ты плюхнулся наземь и какое-то мгновение от неожиданности даже шевельнуться не мог. Надо отдать тебе должное — ты мигом вскочил с земли и вновь оказался в седле. Твои люди молчали, ну а наши дали волю долго сдерживаемой ненависти. На тебя обрушились насмешливые выкрики наших офицеров и солдат. Русских слов ты, конечно, не мог понять, но такие словечки, как un sac de merde, мешок с дерьмом, не мог не понять!

— Молчи! — взревел Марше. — Я узнал тебя! Ты тот самый гусар, который ржал даже громче, чем его вороной конь. Я подъехал к тебе, мы выхватили сабли. Все взоры были обращены на нас! Мы оба ревностно рубились, но ни один не мог даже задеть другого, потому что каждый из нас ловко парировал удары. Наконец мы утомились от бесполезного и бескровного боя, да и полки наши потянулись в разные направления. «Adieu!» — крикнул ты, прощаясь. Но надо было кричать: «Au revoir!» — до встречи! Вот мы и встретились…

— Встретились, чтобы продолжить начатое, — кивнул Алексей, не обращая внимания на Ирину, которая простирала к нему руки и умоляла остановиться, замолчать. — Теперь ты принимаешь мой вызов?

— Разумеется, нет, — пожал плечами Марше. — Я не могу драться с мертвецом. Ты приговорен к расстрелу. И получить помилование можешь только при одном условии: если Жюли проведет со мной ночь.