Во власти твоих глаз - Александрия Скотт

Брук тихо ахнула.

– Ужасно говорить такие слова ребенку.

– Но это была правда, – возразил Тревис. – Мы жили на пособие, выдаваемое дедом, а я донашивал одежду своих кузенов. Затем совсем неожиданно герцог приехал посмотреть на меня.

– И так ты впервые увидел Джексона? – спросила Брук. – По крайней мере, у тебя был случай познакомиться со своим отцом. У меня такой возможности никогда не было.

– Да, Джексон выделил деньги для моей матери, с тем, чтобы она отпустила меня с ним в Англию. Я не хотел уезжать. Я не хотел иметь ничего общего с этим человеком, но они оба настаивали, что так будет лучше для меня. И вот в тринадцать лет я уехал учиться в Англию. Чем старше я становился, тем сильнее укреплялся во мне бунтарский дух. – При этом воспоминании Тревис слабо улыбнулся. – К тому времени, когда мне исполнилось семнадцать, я уже стал неуправляемым. Я пьянствовал, проигрывал деньги, выдававшиеся мне на содержание. Наконец Джексон умыл руки и отослал меня домой. Вот тогда он и отдал мне в управление «Старую рощу», пришедшую в полный упадок плантацию. Он сказал мне, что не уверен, что я справлюсь с этой работой, но дает мне шанс показать, стану ли я самостоятельным мужчиной.

– И ты добился успеха, – улыбнулась Брук. – Ты ему показал.

– Джексон так никогда и не увидел, чего я достиг, – сказал Тревис, и Брук ясно расслышала в его голосе сожаление. – Но я создал для матери дом. Я считал, что должен для нее это сделать, ведь я долгие годы был источником ее несчастий. Я хотел избавиться от власти моего деда.

– Почему? – Брук приподнялась и посмотрела на Тревиса. – Ты же не просил, чтобы тебя родили. Твоя мать должна признать свою вину. Когда она встретила Джексона, она знала, что он женат.

Тревис кивнул.

– Но все равно я всегда чувствовал, что должен оправдать свое существование. Из-за меня она была лишена многого. Я должен был доказать им обоим, и моему деду и моему отцу, что я могу добиться успеха своими силами.

Брук обхватила ладонями его лицо.

– Мне ты ничего не должен доказывать, Тревис Монтгомери. Веришь или не веришь, но я люблю тебя таким, какой ты есть.

Тревис почувствовал, как сжимается у него сердце. Никогда еще он не испытывал таких чувств.

– Иди ко мне, любовь моя, – прошептал он, прижимая Брук к себе.

Он коснулся губами ее виска, поцеловал в щеку и добрался до губ, раскрывшихся ему навстречу. Их языки соприкоснулись, и его словно ударило. Еще никогда он так не желал женщины, как желал свою жену. Но Тревис напомнил себе, что приятно испытывать вожделение к собственной жене. Его жене. Он все еще не мог поверить, что действительно женат на ней. И он снова и снова целовал ее, все глубже проникая языком в ее рот.

Она стонала от наслаждения, Тревису нравились жалобные просящие звуки, которые она издавала, когда он гладил ее по волосам, и у него было странное ощущение, что его тело предавало его. Чувства, которые он испытывал, держа ее в своих объятиях, вкус ее губ, прижатых к его губам, были непередаваемо восхитительными.

Он медленно опустил руку на ее грудь, лаская округлый холмик с отвердевшим от его прикосновения розовым соском. Брук вдруг поняла, что на этот раз все было не похоже на предыдущие. Тревис был очень нежен и внимателен, и его нежность еще больше возбуждала ее. Скользнув по ее шее, его губы с мучительной властностью вбирали в себя восставшие соски. Наслаждение было полным и возбуждающим, и она в сладкой агонии хватала ртом воздух.

Тревис не мог поверить, что способен внушить этой женщине такую страсть, как не мог поверить, с какой силой он сам жаждал обладать ею. Они уже занимались любовью, а он снова хотел ее. Казалось, он не мог насытиться. Брук просто убивала его… но какая славная смерть!

Он просунул руку в мягкий треугольник между ее ног, и она застонала от наслаждения. Он ласкал это особое местечко, пока не почувствовал, что она готова.

– Я хочу тебя прямо сейчас, Тревис, – шепнула она, обхватывая его спину.

От ее тихо произнесенных слов его тело словно охватило пламенем. Он, сдерживая себя, медленно вошел в нее, и она стонала и изгибалась, сводя его с ума. Чего бы это ему ни стоило, он хотел сдержать себя и доставить ей удовольствие. Ему нравилось чувствовать ее под собой и видеть ее улыбку.

«О, черт», – мысленно выругался он. Вопреки своему рассудку Тревис любил эту женщину. Он был во власти ее чар, хотел он этого или нет.

Эта истина просочилась сквозь логику и здравый смысл, но не обеспокоила его. Каким-то образом любовь подкралась к нему, когда он о ней и не думал.

– С тобой так хорошо, любовь моя. Я мог бы не отбываться от тебя всю ночь, – сказал он, погружаясь в нее. И она выгнулась, принимая его.

Тревис чувствовал, будто высокая волна несла его в океан, она становилась все круче и круче, все выше и выше, пока он не оказался на гребне, затем он впал в забытье, и его выбросило на берег, где он лежал, содрогаясь от облегчения.

Взглянув на Брук, Тревис увидел в ее глазах любовь и удовлетворение. Завтра за обедом он скажет ей, что не хочет, чтобы их брак продолжал быть сделкой. Он хотел, чтобы Брук оставалась с ним всю его жизнь.

Но в эту ночь он стремился испытать все радости удовлетворения, которое он обрел в ее объятиях. Он повернулся на бок, обнял Брук и заснул так, как еще никогда не засыпал.

Глава 15

Накануне ночью «Натчез» шел с большой скоростью. Стало известно, что они на очень короткое время остановятся в Мемфисе, чтобы снять груз и забрать нескольких пассажиров. «Энни Джонстон» не шла обычным рейсом, но, тем не менее, «Натчез» уже начал догонять ее. Капитан Лидерс верил, что любой капитан должен, прежде всего, выполнять обычные обязанности, а потом участвовать в гонках.

Брук, ожидая возвращения Тревиса, подошла к борту и смотрела на утреннее оживление портовой жизни. В этот день Тревис, открыв золотой портсигар, нашел его пустым. В поисках сигар он сошел с парохода и направился в одну из лавочек, расположенных на берегу. Он обещал Брук вернуться еще задолго до отправления судна.

Брук уже остро почувствовала потерю, глядя, как он сходил с парохода. Она понимала, что это глупо. После прошлой ночи она знала, что он сразу же вернется, но волновалась, когда Тревиса не было рядом с ней. Она, наконец, узнала это таинственное чувство, называемое любовью, и была готова кричать всем и каждому, что она все-таки вполне нормальная женщина.

В надежде, что свежий воздух поможет ей привести свои мысли в порядок, она разбиралась в своих новых чувствах. Для Брук это была неизученная территория. Раньше она всегда чувствовала себя уверенно.

Могла ли любовь вызывать грусть?