В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина - Михаил Март

— Лежать, гнида! Не уйдешь. Вы окружены. Убедительно получилось. Венгеров был самым здоровым мужиком да еще обладал зычным басом.

— Стреляй. В лагерь я не вернусь.

Пара слов — и вся биография. Сам себя выдал, дурак.

К сараю подоспел оставленный на плацу солдат.

— Вяжи его, Котенков. Больно резвый попался. Обойди с боку, не загораживай.

Из-за кучи дров появилась голова Тучкова. Силы стали неравными. Достали веревки из-за пазухи. Постарались на славу, упаковали так, что поверженный едва дышал. Докукин начал приходить в себя. Задержанного посадили и прижали к стенке.

— Сколько вас здесь? — пробасил Венгеров.

— А ты посчитай, начальник.

Венгеров достал папиросу и вышел из сарая. Остальные по-своему расценили это и оттянулись, как смогли. Пленника зима спасла: солдаты, обутые в бурки на войлочной подошве, били не больно. Случись такое летом, кирзухой все ребра переломали бы.

— Хватит! — гаркнул сержант с порога. — Козлы! На своем горбу до машины поволочете. Котенков, на место. Лавров, вытри кровь с морды снегом, не позорься перед начальством. Останешься здесь. Докукин, за мной ко второму сараю. И без фокусов, стрелок хренов.

В здании все обошлось без приключений. Эвенки спали или делали вид, что спали. Будить их не имело смысла. Они люди ушлые, начнешь задавать вопросы, тут же забывают русский язык, но, когда есть возможность что-то попросить, другое дело — «Евгения Онегина» наизусть прочтут без запинки. Обыск здания ничего не дал. Сорокин с помощниками не слышали стрельбы, ветер дул в другую сторону, да и стены были крепкими. В последний момент подполковник решил все же проверить чердак.

Что такое чердак? Пыль, мрак, паутина, хлам. Вошли и обомлели. Яркий свет. Весь потолок лампочками усеян. По углам печки. Все пространство в зелени. Сотни ящиков с землей, а из них торчат ростки зеленого лука, петрушки, моркови и даже капусты. К потолочным балкам тянутся нити с вьющимися по ним побегам огурцов. Такого урожая хватит на целый лагерь. Садовода застали врасплох. В руках у него были самодельные грабельки из загнутых гвоздей и совочек из консервной банки. Увидев вошедших, он даже не вздрогнул. Невысокий, упитанный, лет сорока мужичок в чистом фартуке, опрятный. Очки его портили — левое стекло отсутствовало, правое было треснуто, а дужка проволокой перевязана.

— Вы ко мне, уважаемые?

Появление человека с кошмарным шрамом на щеке, в подполковничьих погонах и с автоматом не могло предвещать ничего хорошего. Старший лейтенант с гусиной шеей и сбитым на бок носом тоже не отличался доброжелательностью, да и боец с сытой злобной мордой явно не набивался в друзья.

— Я подполковник Сорокин. А вы кто?

— Кубанский казак Герасим Лебеда.

— Хорошее у вас хозяйство. Видна рука мастера. Дома, поди, хлебушек сеяли?

— Всякое приходилось.

— И давно в бегах?

— Полтора года.

— В каком лагере срок тянули?

— Не в лучшем. Оротуханский леспромхоз.

— Шутите? До Ягодинского больше пятисот верст.

— Да хоть пять тысяч. Ушли бы и дальше, да море дорогу преградило.

— Одному столько не пройти. Где остальные?

— Просьбочка у меня к вам, гражданин подполковник. Вы труды мои не губите, без витаминов здесь не прожить. А меня можете к стенке ставить, я давно готов. Вы что-то задержались.

— Я ищу моряков со сторожевого корабля «Восход». Вы не могли его не видеть, он стоит в бухте Тихая.

— Корабль видел, моряков не приходилось. Они же бродяги, на месте сидеть не будут. Не там ищете.

— Ладно, казак, собирайся, поедешь с нами, только придется сани найти, лишних мест у меня нет.

Лебеда сложил в ведро инструменты и снял фартук.

Подниматься по винтовой лестнице на самую верхотуру было тяжело, солдаты упарились, полушубки пришлось снять. Ефрейтор Сазонов глянул вниз в круглый проем, стало не по себе. Лестница крепилась вдоль стены, а середина оставалась пустой, как ствол ружья. Сверху вниз тянулись канаты, перила имели сомнительную надежность, так что приходилось жаться к кирпичной кладке.

— И как они туда поднимаются, черти, — ворчал Ткачук.

— Высоты боишься, хлюпик?

— Да там и нет никого.

— Велено проверить. Когда выйдешь на террасу и помашешь подполковнику ручкой с высоты, тогда он тебе поверит.

— Нам бы еще добраться до терраски.

— Помалкивай, береги силы.

— Вечно мне не везет. Докукин дровишки в сарае перебирает, а мы в небеса устремились. Посылки тоже только ему присылают.

— Не бубни, Ткачук. Достал.

— Со стороны эта башня не кажется такой высокой…

Что-то просвистело в воздухе, солдаты ничего не успели понять. Черная тень скользнула по стволу колодца, на секунду затормозила, повиснув над пропастью, качнулась, и две ноги ударили Ткачука в грудь. Солдат отлетел к стене, ударился об нее, выронил оружие и покатился кубарем вниз. Сбив перила, его ноги соскользнули, и он повис, схватившись за стальной штырь, торчащий из ступени. Черная тень камнем улетела в черный ствол, сотрясая канаты.

Сазонов сбежал вниз, лег на ступени и ухватил Ткачука за руку.

— Держись, Сеня, я тебя вытащу.

Перила снесло, упора не осталось, Ткачук мог сорваться и утащить ефрейтора за собой. Сверху начали падать камни. Не обвал и не обрушение башни — прицельная артиллерия. Камни крупные, округлые, береговые, а не строительные, их натаскали для обороны.

Сазонов стиснул зубы, напрягся и, собрав все силы, вытянул парня на лестницу. Оба прижались к стене. Бомбардировка прекратилась.

— Жив?

— Твоими молитвами, Толик.

— Моих молитв мало. Один от нас ушел, второй наверху остался.

— Я дальше не пойду, баста, он нам черепушки раскроит. Надо вызывать подмогу.

— Пали не пали, никто не услышит. Я сам пойду наверх, только надо ему отход отрезать. Видал, как они по канатам скользят, лучше Тарзана. Все правильно, тут с ума сойдешь, пока по лестнице спустишься.

Сазонов взял автомат, перевел рычаг на короткоочередную стрельбу и, прицелившись, начал стрелять по канатам. Один перебил, второй, третий. Весь диск опустошил.

— Останешься здесь, Ткачук. Ниже он по веревкам не спустится, их больше нет. Будь готов к встрече. В крайнем случае, бей по ногам. Мертвяки нам не нужны.

Он пошел наверх. Бомбардировка возобновилась, но камни разбивали перила, не доставая до стены. Ефрейтор, прижимаясь к кирпичной кладке, упорно продвигался к цели. На что он рассчитывал? Патроны в диске кончились, запасного не было. Все его оружие против булыжников — приклад. Но он об этом не думал.

С упорством упрямого осла ефрейтор добрался до вышки. Его взору предстал гигантский прожектор с зеркалами, лампами и огромный колокол, висящий над колодцем. Дверь выводила на открытую галерею, шедшую вокруг граненого стеклянного колпака. Прятаться негде. Да и не собирался враг прятаться. Он стоял с камнем в руках и скалился.