Князь из будущего. Ч. 1 - Дмитрий Чайка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Стефан, посланник императора. Он в детстве носил имя Ратмир. И он удивительно похож на своего брата.
— Глазам своим не верю! — прошептал потрясенный Григорий. — Что только делают болтливые купцы и куча золота! Здравствуй, Ратмир. Ты, и впрямь похож на его светлость.
— Меня зовут Стефан, — высоким голосом с мягким акцентом ответил евнух. — И тут я не как брат словенского архонта, а как слуга императора Ираклия, да продлит его годы милосердый господь. Скоро ли мы тронемся в путь?
— Да через неделю и пойдем, — ответил Приск. — Тут у нас еще кое-какие дела остались.
* * *
Дом архиепископа Санса был самым большим в городе, куда больше, чем дом королевского графа. Смиренный Хоноберт обладал неслыханной властью, ведь он был одним из митрополитов Галлии, чью власть признавали епископы Орлеана, Труа, Парижа и Мо. Да и смиренным он был лишь отчасти, не слишком связывая себя путами аскетизма. Впрочем, как и его предшественник, святой Луп, который попал под следствие за связь с монашкой. Как он тогда сказал: «Чужие речи не могут повредить человеку, если его совесть чиста», а потом обнял и поцеловал ту деву. Оказывается, он любил ее, как и всех людей на свете, чистой христианской любовью. И после этого его сразу оправдали. И впрямь, не будет же врать на суде архиепископ — дальний родственник самого короля.
Дома епископа не оказалось, он был в базилике. Старое общественное здание, еще в римские времена переделанное в церковь, возвышалось над городом. Два крыла с колоннадой, высокий центральный неф и полукруглый торец — апсида. Такова была церковная архитектура и в это время, и еще столетия спустя. Григорий и Приск сняли шапки и перекрестились. Им предстоит ждать, когда его высокопреосвященство изволит последовать домой.
— А, Приск! — благосклонно кивнул епископ купцу, который почтительно склонился перед ним в низком поклоне. — А это кто с тобой? Быть не может? Этот пьяница, твой племянник, взялся за ум и пришел в храм?
— Благословите, святой отец, — почтительно уставил взгляд в землю Григорий. — Я много молился и осознал свои ошибки. Теперь я верный сын церкви.
— Ну, надо же! — Епископ в изумлении уставился на парня. — Только не говори, что снова хочешь в монастырь. Твоего аббата разобьет паралич от таких вестей. Ты до сих пор являешься ему в кошмарных снах.
— Мой племянник воспылал верой и хочет нести ее диким вендам, — пояснил Приск. — Он бывал там со мной и теперь осознал свое предназначение.
— Хм, — с сомнением посмотрел на него епископ. — А я думал, он поумнел. Видимо, я ошибался. Ты знаешь, юноша, что мы прославляем имена священников, которые несли слово господа в те земли? Они стали мучениками.
— Знаю, святой отец, — смиренно ответил Григорий. — И я готов пострадать за веру, если понадобится.
— Мы тронемся в путь через неделю, святой отец, — прозрачно намекнул Приск. — И я привез в ваш дом хлеб, вино и масло.
— Завтра пусть приходит, — махнул рукой епископ. — Ему за несколько дней нужно пройти ступени чтеца, иподиакона, диакона и священника. Вина не пить, держать строгий пост, молить господа нашего о милости. Понял меня, Григорий?
— Да, святой отец, — склонил тот голову.
Они ехали до дома в молчании, а когда сели обедать, Григорий отодвинул от себя кубок с вином. В ответ на изумленный взгляд дяди, он грустно сказал:
— Я ведь всегда верил в Бога, дядюшка. Только делал это по-своему. Ты думаешь, я смог бы притворяться в таких делах? Да ни за что на свете. Я и, вправду, стану верным слугой его и буду нести его слово.
— Ушам своим не верю! — сдавленно сказал Приск, для которого все происходящее было до сих пор всего лишь еще одной дурно пахнущей сделкой. — Тебя же убьют!
— Я как-нибудь выкручусь, — невесело усмехнулся Григорий, ткнув пальцем куда-то вверх. — Я не стану шутить с НИМ! Если я принимаю священный сан, то я принимаю все, что с ним связано, и хорошее, и плохое. Я вымолю у него прощение за свою прошлую жизнь.
— А те демоны, которым молится герцог Самослав? — в изумлении воскликнул Приск. — Что ты будешь делать с ними?
— Терпеть буду, — неожиданно задорно подмигнул Григорий. — Как заповедал апостол Павел: «С терпением будем проходить предлежащее нам поприще». Те мученики, дядюшка, ничего так и не сделали, но бессмысленно погибли. Я сотворю во имя ЕГО куда больше, поверь. Просто нужно время.
Григорий молился всю ночь напролет. Его прошлое казалось теперь глупым и суетным. Он, как кораблик в бурю, носился по этой жизни, ища берег, и не находил его. Но теперь он нашел то, что искал, он точно чувствовал это. Его душа приобрела несокрушимый стержень, но при этом словно разделилась надвое. Он был слугой Господа и был слугой князя-язычника, который приносил нечестивые жертвы поганым идолам. Как поступить? Непреодолимая загадка для всех, кроме Григория, пропитанного духом познания. Его пытливый ум нашел выход сразу же. Разве грех в том, чтобы наставлять язычника? Разве грех нести свет божий заблудшим во тьме людям? Конечно же, нет! Грех — совершать насилие во имя Христово, как поступали особо ретивые епископы в германских землях. Они больше отвращали от себя паству, чем привлекали ее. Разве насильно крещенные в Галлии иудеи стали настоящими христианами. Нет, нет и нет! Их показная вера — ложь, которая зиждется на страхе, а значит, такое крещение, проводимое свирепыми, словно звери, королями франков — худший грех, чем неверие. Он примет сан и будет нести добро, став тем христианином, каким всегда хотел быть. Ну и кто, скажите на милость, теперь ему это запретит? Он же будет почти всемогущ, лишенный диктата епископов и аббатов. Их нет в тех землях, и никогда не будет, князь просто не допустит этого. Ведь у него уже есть свой священник. Как там сказал его светлость: — Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был знатным человеком?[40] Прочь это, прочь! Он укажет государю на его ошибку. Ведь такие мысли будут гибельны для молодого княжества. Сам апостол Петр изрек:
— «Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемым для наказания преступников и для поощрения делающих добро.»
Вот, что нужно князю Самославу, вот для чего он