Рождение Юпитера - Максим Хорсун

«Ни звука, любимая… Они не должны знать… что ты очнулась…»

Климентина приоткрыла глаза и едва не потеряла сознание: под черепом словно что-то взорвалось. Но она стиснула зубы и молча перенесла страшный приступ. Борясь с дурнотой, Климентина вдруг отчетливо поняла, что для нее жизненно важно выполнять беззвучные указания. Что другой помощи ждать не от кого. Только чужие мысли, которые сами собой появляются в пульсирующей от боли голове, – ключ к… к спасению?

Нет, не вспомнить, что произошло. Но… что-то невероятное. И страшное.

Она лежала в центре вогнутой линзы. Сквозь прозрачную поверхность был виден язык голубого тумана и серебристая запятая какого-то далекого планетоида на черном фоне бесконечного космоса.

Нептуния! Пангея!

Значит, ее не увезли из Центрального Сопряжения!

Наполнившееся надеждой сердце изменило ритм.

Глядя сквозь кровавую кляксу на том месте, где недавно была ее голова, Климентина заметила стремительную звездочку, пересекающую линию горизонта. В окрестностях Нептунии в каждом мегаметре пространства – два-три корабля, и если она сумеет дать о себе знать, помощь придет без сомнения скоро.

«Что со мной сделали?»

Кажется, она не первый раз приходит в себя. Кажется, ей задавали вопросы, а она отвечала.

«О чем меня спрашивали?»

Нет ответа. Воспоминание о липком ужасе. Воспоминание о боли. И еще – стыд. Стыд? Возможно, она ответила на то, о чем ее спрашивали и о чем не спрашивали. Кажется, она угодила в переделку более скверную, чем простое похищение бесфамильной ради обогащения генофонда какого-то отчаявшегося прайда.

«Как я здесь очутилась?»

Нет ответа. Темнота.

«Где я?»

Вогнутая линза, на которой она лежала, напоминала фасетку биосферного купола. Климентина приподняла голову. Так и есть: она находилась в центре обширной чаши, образованной многочисленными сегментами-фасетками.

Почему же купол оказался под ней, а не сверху?

Половина фасеток была заполнена черной спекшейся землей. Из земли выглядывали рыжие, покрытые волосками корни давно погибших кустарников. Корни походили на лапы гигантских насекомых.

Значит, ее привезли на заброшенную гидропоническую станцию. На низкой орбите Нептунии – уйма списанных объектов. Они дрейфуют, зарываясь все глубже в атмосферу газового гиганта.

Скорее всего, эта станция бездействовала не первый год. Даже гравитационный привод, – он разбалансировался настолько, что поменял вектор поля на противоположный первоначальному.

Климентина осторожно поглядела вверх. Над фасеточной чашей нависал плоский диск палубы; серый металл был облеплен комьями земли, вниз свисали какие-то облезлые ветви, заскорузлые корни.

Кошмарный сон. Даже антураж – донельзя подходящий.

«Кто?»

Пожалуй, это главный вопрос.

Взгляд скользнул по кривизне перевернутого купола.

Среди отвалов земли Климентина увидела их не сразу, темная одежда превратила незнакомцев в малозаметный мазок на сюрреалистическом пейзаже. Климентина затаила дыхание.

Кажется, двое.

Лежат, распластавшись, в одной из фасеток и разглядывают что-то через прозрачную поверхность. Причем они настолько увлечены своим занятием, что пропустили пробуждение Климентины.

«Поднимайся… беги!..»

«Они не должны так себя вести!»

Климентина понимала, что беспечность ее похитителей была ненормальной. Вот только сердце надеялось, что она, словно героиня двухмерной кинопостановки, сможет улизнуть, прокравшись за спинами злодеев.

«Кто это?»

Похитители переговаривались вполголоса. До Климентины доносились обрывки фраз, и она поймала себя на том, что не всегда может понять их смысл. Слова унитарного языка Сопряжения были странным образом искажены, очень часто они шли в паре с выражениями на каком-то причудливом наречии, наверняка – секретном, внутрипрайдовом.

– …радужный след… – различила она. – …высокий ри-ри-ри… сырой башмак…

«Что это за люди? Зачем меня похитили?»

«Не нужно… ждать, когда о тебе вспомнят … чтобы узнать ответы… Беги!.. Долго не удержать…»

Климентина закусила губу и оттолкнулась от поверхности фасетки. К счастью, гравитация на заброшенной станции едва достигала «ноль пяти» от стандарта. Кто только выдумал этот стандарт? Единица – абсолютно некомфортная сила тяжести…

– …ионизированный газец… ри-ри-ри через левую ноздрю… – переговаривались за спиной бесфамильной, – …обтек предельный ри-ри…

Не распрямляя спины, побрела к краю купола – туда, где виднелась вертикальная щель примыкающего коридора.

Выяснила, что левая нога у нее босая, что ступня ободрана в кровь и наступать на нее больно до жгучих слез, что она потеряла шляпку (шляпка тоже пирамида как и платье?), что платье малахитового цвета теперь имеет совсем не тот парадный вид, который был накануне высадки на Трайтон.

Дышать было трудно, нос оказался забитым запекшейся кровью и землей. Пряди волос прилипли к расцарапанному лбу. Климентина толкала себя вперед, морщась от боли во всем теле и, в особенности, – в вывихнутой ноге. Она отчаянно пыталась идти быстрее, только каждый метр давался ценой невероятных усилий. Вслушиваясь в приглушенные голоса за спиной, она вновь и вновь поражалась сходству происходящего с ночным кошмаром. Она была крохотной букашкой. Букашка пыталась выбраться из воронки муравьиного льва, не вызвав осыпания песка.

«Ничего не бойся… Это Ай-Оу…»

– Ри-и-ри-ри-ри! – раздался удивленный вопль.

Климентина оглянулась. Первый похититель теперь стоял в полный рост и смотрел на нее. Было что-то знакомое в его фигуре, закутанной в темный плащ. Второй же ерзал, сидя на объемном заду: он тоже глядел ей вслед и при этом снимал с пояса нечто бесспорно смертоносное.

Она расплакалась. В сюрреалистическом пространстве перевернутого мира зазвучали хриплые рыдания потерявшей надежду женщины.

Справа полыхнуло зеленое пламя.

Лазер!

Это куда опасней мечей и мягкокорпусных ядометов. Лазерный луч настигает цель со скоростью света, разит бесшумно и зачастую совершенно безболезненно. Климентина вспомнила сцены из Партий, когда пораженные тепловым лазером люди двигались и предпринимали обдуманные действия, не замечая того, что сквозь них видно поле боя.

Луч отразился от фасетки и угодил в стальную палубу над ее головой. В воздухе заметались хлопья черной сажи, брызнули в стороны комья запекшейся земли. Климентина замерла, скованная ужасом; она была уверена, что в животе уже зияет дыра, и увиденный отсвет, – это блеск луча, прошившего ее навылет.