Размышления о Евангелии от Иоанна - Георгий Чистяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала Иисус предсказывает отречение Петра. От кого? От Него. Потом призывает: «Веруйте в Бога, и в Меня веруйте» (Ин., 14:1). Он обещает ученикам, что возьмет их к Себе, затем восклицает: «Я есмь путь и истина и жизнь» (ст. 6). После этого на слова Филиппа: «Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас», – отвечает ему: «Столько времен Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь: «покажи нам Отца»?» (ст. 8-9). Потом подчеркивает: все, «чего попросите у Отца во имя Моё, то сделаю, да прославится Отец в Сыне» (ст. 13). И наконец, сообщает: «Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам» (ст. 26).
Этот стих чрезвычайно важен. Из него ясно, что Дух Святой не будет говорить что-то принципиально иное, чем то, что уже сказано Иисусом. Если мы продолжим чтение текста под этим углом зрения, то увидим, что и дальше в центре его постоянно остается фигура Христа. Без Иисуса, без исторического Иисуса, или Иешуа из Назарета, христианство невозможно, Он – всегда в его центре. Он не может уйти на второй план, растаять где-то в неопределенности тех дорог, на которые направляет верующих кто-то как бы от имени Духа Святого. Поэтому, видимо, задача завещания, которое занимает так много места в Евангелии от Иоанна, – показать, что если мы христиане, то наша вера всегда христоцентрична, что без Иисуса нет и не может быть христианства.
Итак, оказывается, чрезвычайно важно, что прощальная беседа Иисуса с учениками носит полемический характер. Тогда становится понятно, почему Иисус так настойчиво повторяет: «Я есмь путь и истина и жизнь». Потому что в конце I в. уже возникают какие-то новые течения, задача которых – идти дальше Иисуса, продвинуть христианство по каким-то новым дорогам – дальше, чем прошел Он. То, что было в истории, повторяется и сегодня, только в карикатурном виде. Однажды на встрече, посвященной современному переводу Священного Писания на русский язык, я напомнил участникам, что Иисус проповедовал не на иврите Пятикнижия или пророка Исаии, а на арамейском языке иерусалимского базара. На это один ученый-богослов заметил, что в эпоху первоначальной катехизации для начинающих это было допустимо, но, разумеется, не теперь. Горе нам, если мы считаем, что должны идти дальше Его проповеди. В этом случае нам следует внимательно перечитать Прощальную беседу, и тогда мы увидим, что в ней дан ответ на этот вопрос, и вся она от начала до конца говорит, что христианство «дальше Иисуса» невозможно, развивать сказанное Им бессмысленно и нелепо – это можно только раскрывать.
Вспоминается, как во время споров об иконописном творчестве отца Зинона один ученый заметил, что отец Зинон в своем стремлении приблизиться к древним образцам опускается в историю все глубже и глубже: сначала писал, как писали в XV в., потом – как в XIV, XIII, XII, XI вв. и, наконец, «спустился в такие глубины истории, что мы уже не можем воспринимать его творчество». Это порочная мысль. Получается, что чем ближе мы ко временам апостольским, тем труднее нас понимать, тем дальше уходим мы от какой-то истины. На самом деле замечательно, когда иконописец в своем творчестве, подобно археологу, снимает все новые и новые пласты и наконец достигает чего-то максимально подлинного.
Вспомним, что в XIX в. паломники в Троице-Сергиевой лавре вместо «Троицы» преподобного Андрея Рублева видели массивный, чрезвычайно дорогой – золотой, с драгоценными камнями – оклад, из которого выглядывали аляповатые лики ангелов – их даже ликами назвать трудно. Никто из живших тогда людей и не подозревал, что эта икона представляет собой на самом деле. Сегодня невозможно представить себе не только православие, но и в целом христианство без Владимирской иконы Божией Матери. Но еще 100 лет назад и эта икона была заключена в тяжелый оклад, так что были видны лишь лики Богоматери и Младенца. Под окладом были какие-то невероятные одежды, написанные в начале XIX в., и много других слоев, которые были затем сняты реставраторами. И сами лики находились в ужасном состоянии.
Как это ни парадоксально, но именно в послереволюционные годы, в эпоху страшных гонений на веру в Бога, ученые-реставраторы открыли, что представляет собой древнерусская иконопись. И если сегодня весь мир восхищается тем, что было создано средневековыми мастерами на Руси, то необходимо помнить, что в XIX в. этого никто не знал, а церковная власть самым жестким образом препятствовала реставрационным работам. Прошло 100 лет, и сегодня вряд ли найдется человек, который сказал бы, что отмывать рублевскую «Троицу» было не нужно и следовало оставить её в том виде, в каком она была в XIX в. Подобно тому как изменилось наше отношение к древней иконе, будет меняться и наше отношение к Преданию в целом, и тогда древние тексты откроются нам в той же первоначальной красоте, в какой предстают перед нами сегодня древние иконы.
В начале прощальной беседы Иисус говорит: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я (здесь употреблено слово «кафбс» – «так же», «подобно тому, как» – то самое, которое Он употребил в сцене умовения ног: как Я вам сделал, так и вы делайте друг другу. – Г. Ч.) возлюбил вас» (Ин., 13:34). Почему эта заповедь новая? Не потому, что прежде такой не было. В греческом языке есть два слова, имеющие значение «новый». Одно («не ос») – антоним к слову «старый», другое («кайн ос») выражает, скорее, значение «всегда новый». Поэтому фразу «Заповедь новую даю вам» можно было бы перевести как «Заповедь неустаревающую даю вам».
Древние переводчики евангельского текста на латинский язык увидели, что если переводить слово «новый» просто прилагательным novum, то его значение будет передано недостаточно полно, и поэтому перевели словосочетание «новый завет» латинским выражением novum et aeternum testamentum – «новый и вечный завет», то есть «всегда новый завет».
Иисус говорит: «Как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга». А как именно Он любит, показывает Евангелие, рассказывая и об умовении ног ученикам, и о Добром Пастыре, и о последних часах Его на Кресте, и о крестной смерти. Это видно из всего контекста Евангелия.
Любовь Иисуса – жертвенная. Это любовь не требующая, а отдающая. И наверное, вся история христианства, история живых людей, исповедовавших и исповедующих Христа, на том и основана, что Он зовет нас к любви отдающей, тогда как нам хочется любви требующей. И вот уже две тысячи лет мы пытаемся прорваться через это противоречие. Но только у нас что-то получается, когда в центре остается – Он, Христос или Иисус из Назарета.
Глава 19 «ВИДЕВШИЙ МЕНЯ ОТЦА ВИДЕЛ»
Миниатюра 1050 год, ГрецияВо время прощальной беседы Симон Петр спрашивает Иисуса: «Господи! куда Ты идешь? Иисус отвечал ему: куда Я иду, ты не можешь теперь за Мною идти, а после пойдёшь за Мною» (Ин., 13:36). Куда же идёт Иисус? В 7-й главе Евангелия от Иоанна Его слушатели-иудеи высказывают мнение, что Он идет «в Эллинское рассеяние». Но куда именно? На Балканы? В Египет? В Малую Азию? Всё это территории, где живут эллины. В другом месте (Ин., 8:22) те же самые жители Иерусалима восклицают: «Неужели Он убьет Сам Себя, что говорит: куда Я иду вы не можете прийти?»
Однако из всего контекста Евангелия от Иоанна ясно: Иисус идет к Отцу, и другим этот путь пока не открыт. Об этом говорят слова «теперь» и «после» в приведенном выше стихе. Когда откроется этот путь для других? Сегодня нам достаточно легко ответить на этот вопрос: в свете пасхальной радости, в перспективе Креста и Воскресения. «Идти к Отцу» – это, наверное, ключевое выражение второй половины Евангелия от Иоанна. Слова «Я иду к Отцу», «Я восхожу к Отцу» повторяются здесь десятки раз.
Иисус обращается к ученикам: «Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте» (14:1). Вчитываясь в этот стих по-гречески или даже по-русски, мы заметим, что он напоминает стих из 41-го псалма: «Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего» (ст. 6). Здесь по-русски говорится о душе, а в греческом варианте – о сердце: «Что смущаешься, сердце мое?» – то есть употреблено то же слово, что и в Евангелии от Иоанна: «Да не смущается сердце ваше». «Душа» и «сердце» – это почти синонимы.
Далее в псалме сказано: «Уповай на Бога», в Евангелии же употреблен глагол-синоним: «Веруйте в Бога». Таким образом, начало 14-й главы представляет собой достаточно прозрачную цитату из 41-го псалма. «Веруйте в Бога», – говорит Иисус. И здесь возникает вопрос: а что такое вера? Что значит верить с точки зрения Евангелия и с точки зрения Священного Писания вообще? Глагол эмин, от которого образовано слово амен (русское «аминь»), означает прежде всего состояние. Верить – значит «стоять, быть устойчивым, держаться за скалу, чувствовать себя уверенным». Вера понимается здесь как устойчивость, доверие, реализованная надежда на Бога. Такое понимание веры присутствует еще в Ветхом Завете, но там оно дополняется понятием о пути: «Ибо знает Господь путь праведных» (Пс, 1:6). Два пути намечаются в Нагорной проповеди: один ведет в жизнь, другой к погибели, один трудный, другой легкий.