Даша и Медведь (СИ) - Владимирова Анна

— Тормози, — и толкнул двери, едва мы остановились.

— Здесь? — через несколько секунд подошел Аршад.

— Да. — Я шагнул к воротам, но на плечо легла широкая ладонь:

— Позволь я, это мои подданные.

Когда его место рядом со мной занял Горевич, Аршад уже звонил в ворота.

— Вы уверены, что Дашу никуда не утащат? — обратился я к веду. — Имею в виду ваши приемы с исчезновением…

— Мы перекрыли подобные возможности, — тихо сообщил мне Горевич. — Да и от Повелителя свои никуда не просочатся.

Но все равно было беспокойно. Я держался непонятным мне усилием, но когда ворота открылись, а за ними проступили бледные лица привратников, кинулся на них. Стало плевать, какими там дипломатическими реверансами будут расшаркиваться братья, мне нужна Даша!

Я ворвался в дом под звон какого-то подноса, что несла женщина мне навстречу, и кинулся вперед на лестницу. Двоих охранников раскидал легко — оба полетели в живописный фонтан в центре, а вот еще четверо вдруг показали себя во всей потусторонней красе, рискуя пожарной безопасностью. Долго раздумывать не пришлось — я только рванул ворот футболки, оборачиваясь в зверя чуть ли не в прыжке, и заревел так, что под потолком вздрогнула всем хрустальным каскадом люстра. Все стало в разы проще — толстая шкура медведя не столь чувствительна к жару огня, как джинны к когтям. Желающих перегородить дорогу медведю больше не нашлось, и я с разбегу разнес какую-то хлипкую дверь, за которую тащила едва ли не дрожащая от напряжения нить.

Даша лежала на большой кровати спиной к входу. То, что она даже не дернулась на грохот, который я тут учинил, выстудило кровь в жилах. Я направился к ней, впервые в жизни чувствуя парализующий страх. Хотя нет, я уже чувствовал его раньше, когда обнаружил тело матери в ванной.

Из глотки зверя вырвался отчаянный стон, и Даша вдруг подхватилась, усаживаясь и часто моргая на меня. И я почувствовал, как оживаю. Моя девочка, на расстоянии шага. Живая.

— Глеб, — улыбнулась она и поползла на четвереньках к краю, путаясь в том самом платье, в котором видел ее вчера. А я смотрел, совсем позабыв, что обернулся медведем, боясь шелохнуться и спугнуть, будто она снова была всего лишь призраком. Чертовы веды спутали все в мозгах. Да и бог с ними…

79

* * *

Я уже ничего не понимала — медведь стоял посреди гостиной моей тюрьмы. Совсем как настоящий! Но он не мог быть настоящим.

— Даже не думала, что сходить с ума так здорово, — подползла к краю кровати и вытянулась под настороженным взглядом зверя. — Скажи, почему ты мне не сказал, что умеешь так, а?

Я забыла обо всем — головной боли и тянущих кожу шрамах на спине. Было как-то смутно плохо, но мне плохо последнее время постоянно, так какая разница? Только медведь вдруг ткнулся носом в мой лоб и шумно выдохнул в лицо. А потом я увидела то, что уже видела в доме Глеба, только наоборот. Превращение животного в человека было жутким и завораживающим. Каким же красочным был этот бред! Глеб встал с четверенек и тут же сгреб меня в руки:

— Ты горишь.

— Глеб! — послышался будто сквозь вату незнакомый мужской голос, раздались шаги.

— Нужна помощь, Зул, — прижал он меня к груди. — У нее жар.

— Клади обратно, разберемся.

В лицо заглянул незнакомый мужчина, потом что-то крикнул на арабском, а у меня все поплыло перед глазами. Я цеплялась за эту свою иллюзию и, кажется, просила Глеба не уходить, хватаясь за его руки…

…Медведь придавил лапой, чтобы не ерзала, и довольно заурчал, устраиваясь со мной в охапке сухих веток и иголок. Они пахли так вкусно и насыщенно, что рот наполнился слюной, а в груди задрожало ответное благодарное ворчание. Я спрятала нос в его шерсть и порывисто вздохнула. Нашелся… медведь… Боже, как же хорошо, наконец! Я бы пролежала так вечность с ним, вдыхая запах, слыша стук его большого сердца и чувствуя что-то переполняющее до самых ушей — спокойствие, завершенность, смысл… Или его полное отсутствие. Какая разница, если медведь здесь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я все же позволила себе поерзать в его лапах, попинать в живот, куснуть его за ухо… и наткнуться на полный понимания и много чего еще взгляд. Терпел. И даже был доволен. Но больше не стала испытывать терпение. Уткнулась в грудь носом, свернувшись калачиком, и прикрыла глаза…

Теперь все будет хорошо.

Я открыла глаза и прикрыла снова, испугавшись, что слишком хороший бред может растаять, а моя способность себя лечить не оставит надежды вернуться в любимые объятья.

Только никуда они не исчезли. Я даже позволила себе поднять руку и пройтись пальцами по его предплечью.

— Доброе утро, — хрипло выдохнул Глеб мне в шею.

Я вцепилась пальцами в его руки, задерживая дыхание. Лица не видела, потому что лежала спиной на его груди… в каком-то незнакомом месте. Огромная спальня в восточном стиле, больше похожа на королевскую, под стать размерами кровать. Моря больше видно не было, но я не скоро захочу его увидеть снова — слишком много боли и грусти теперь с ним связано. Вместо него за занавесками проступали очертания вида с головокружительной высоты на Абу-Даби.

Я попыталась пошевелиться и застонала — спина болела дико, но мятно-хвойный запах и стянутость от пластырей гарантировали быструю поправку. Я, наконец, набралась смелости и с кряхтением развернулась в его руках.

— Привет, — заглянула в глаза.

— Привет, — хрипло прозвучал его голос.

Он осторожно притянул к себе, запуская пальцы в волосы. Мы коснулись лбами, и я зажмурилась, чтобы позорно не зареветь.

— Глеб… — И не хотелось, вроде бы, ничего знать — как он тут оказался, надолго? Навсегда? — А где Азиз?

— Я его убил, — спокойно сообщил он. Снова. Как когда-то сказал и про отца.

— Убил? Но как же? Он же…

— Моей заслуги в этом мало. Оказалось, безглазые джинны не могут особо ничего, даже бегают плохо, — грустно усмехнулся он, а я все же разревелась и полноправно уже вцепилась в него. — Ты умница, Даша. Я был неправ на твой счет…

— Я такая трусиха, Глеб!

— Не трусиха ни разу.

— Так мы свободны?

— Конечно, свободны, — гладил он меня по волосам. — Поправишься, и поедем домой. У меня же еще две недели осталось из выделенного тобой месяца, надо нагонять упущенное.

Я смеялась сквозь слезы, шмыгая носом и пытаясь поверить, что все и правда закончилось. Мне казалось, что я здесь год, а не две недели. Мы полежали немного в тишине, пока она заполняла нас робким счастьем. Уверена, Глеб чувствовал то же самое — видела по напряженному взгляду.

— А я ходила росомахой к твоему дому каждую ночь, представляешь? У меня даже почти получалось там находиться будто по-настоящему…

— Я видел, — прошептал мне в макушку.

— Правда?

— Угу.

— А я тебя не видела. Хотя так хотела.

— Тебе было плохо этой ночью, поэтому в бреду ты и не запомнила ничего. Побежала по привычке. К счастью, — и он осторожно сжал меня.

— Азиз хоть успел попросить прощения? — Не верилось, что этого ублюдка больше нет. Внутри все еще сидел страх, что он заявится, как приходил каждое утро.

— Я не стал слушать.

— Какой ты у меня…

— Какой?

— Бояться тебя надо всем, — веселилась я. Боялась перестать болтать с ним.

— К сожалению, не такой, которого бы эти боялись. Но вместе мы, как выяснилось, совсем ничего. Ты бьешь, я — добиваю.

Я рассмеялась, но потом нахмурилась, приподнимаясь на руках и осматриваясь:

— Я видела медведя, — прищурилась. — Мне, правда, показалось это бредом. И в ночь, когда меня увезли…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Даша, это был не бред. Тот медведь — это я.

80

Я не думала об этом все это время — были проблемы поважнее. Да будь Глеб самим чертом, плевать — я бы хотела к нему. Только теперь все наше знакомство складывалось в интересную картинку.