Мессия, пророк, аватар - Орест Ницман

Шалия-хан заторопился во дворец, на ходу раздавая приказания о новом путешествии по стране. Царь пребывал в приподнятом настроении. «Теперь-то долгожданная встреча наверняка состоится, – думал он. – А может быть, произойдет и что-то другое, но тоже очень важное».

Подали колесницу, запряженную двумя лошадьми – юными кобылицами черной и белой масти. Царь взял в руки поводья. Он всегда сам управлял лошадьми, по примеру египетских фараонов, о которых немало был наслышан и втайне завидовал их величию.

За царской колесницей из дворца выехали и несколько вельмож, сопровождаемые отрядом всадников охраны. Шалия-хан никому не позволял опережать себя во время скачки. А первый советник должен был обязательно держаться позади царя на корпус лошади.

Дорога петляла между холмами. Уже умчались довольно далеко. Город Шринагар скоро и вовсе пропал из виду. Впереди расстелилась долина. Поскакали по широкому лугу. И царь, увлекшись, далеко оторвался от остальных. Он был великолепен на своей колеснице! Лошади летели галопом, золотые спицы колес слились в сплошной круг, царь стоял во весь рост, натянув поводья и гордо запрокинув голову. Казалось, упряжка вот-вот отделится от земли, поднимется в небо.

Вдали показалось селение. Зорко посматривая по сторонам и вперед, Шалия-хан вдруг заметил одинокого человека с посохом в руке и котомкой за плечами. На фоне высокой стены близких гор солнце ярко высветлило идущего. Его длинная одежда была ослепительной белизны.

Царь обомлел. «Вот он, Будда Майтрейя», – мгновенно решил он и придержал лошадей. Только что летевшая как ветер колесница остановилась. Царский поезд уже догонял Шалия-хана. Встревоженная охрана взяла копья наперевес. А царь сошел с повозки, подал знак остальным оставаться на местах и сам двинулся навстречу человеку с посохом.

И вот оба – правитель Шалия-хан и странник Ровоам бен Ровоам – стоят, вглядываясь друг в друга.

Царь понял свою ошибку: обознался, это не новый Будда. И понял он также, что перед ним вовсе не простой странник, их он встречал немало. И хотя царю не подобает первым произносить слова приветствия, он все-таки сказал:

– Добрый путь тебе, незнакомец. Я царь Кашмира Шалия-хан. – И он чуть склонил свою гордую голову.

Ровоам ответил тоже наклоном головы и сказал:

– А я из страны Иудеи. Мое имя – Ровоам бен Ровоам.

Царь велел расстелить ковер и подать угощение. Когда это было исполнено, он спросил:

– Давно ли ты, Ровоам бен Ровоам, покинул свою страну и с каким намерением?

– Знаешь ли, царь, – отвечал Ровоам, – на твои, казалось бы, простые вопросы не ответишь в двух словах… Впрочем, если тебе нужен быстрый ответ, скажу просто – я странствую.

– Ты разговариваешь так смело и непринужденно… Ведь перед тобой правитель страны.

– Да, о царь, конечно. И вижу я, что ты примерно мне ровесник. Люди одних лет легче понимают друг друга.

Царь внимательно рассматривал Ровоама.

– Ты мне кажешься не простым странником, Ровоам бен Ровоам из Иудеи. И я хочу с тобой побеседовать подольше, расспросить тебя поподробнее. Вот принесли ковер и еду. Сядем и будем не спеша разговаривать.

С этими словами царь опустился на ковер, крест-накрест подобрав под себя ноги. Ровоам присел на ковер с краю. Шалия-хан пододвинул ему блюдо с пышными белыми лепешками. Таких Ровоам еще не видывал. Подали вино в кувшине и две серебряные чаши, украшенные замысловатым узором. Царь сам налил вино, сначала гостю, потом себе. Ровоам сделал несколько глотков. Вино сразу ударило в голову. Он не ел два или три дня, поэтому и захмелел. Теперь, хмельной, он уже ничего не стеснялся: взял самую большую лепешку – вытащил ее из горки остальных – и стал жадно поедать. Царь удивленно посмотрел на голодного и рассмеялся.

– Знаешь, странник Ровоам, я велю сейчас всем ехать обратно, в столицу, и беру тебя к себе во дворец. Поживешь некоторое время, отдохнешь в неге и сытости. Будем прогуливаться по саду, беседовать по утрам и вечерам. Я уверен: нам будет о чем поговорить. А когда захочешь продолжать странствия, пожалуйста, иди на все четыре стороны.

И Шалия-хан трижды хлопнул в ладоши. Подошел первый советник…

Второй раз в своей жизни Ровоам имел дело с царем. Очень давно царь его страны велел схватить его как смутьяна и самозванца. Теперь – иначе. Ровоам сам благосклонно разрешил отвезти себя во дворец, где он сможет отдохнуть.

Они продолжили разговор уже в царских покоях, также и на следующий день. Шалияхан возлежал на шелковых разноцветных подушках. Ровоам выбрал жесткую лежанку. В зале по углам стояли курильницы, источая благородные запахи. Посредине тихонько журчал фонтанчик.

В прошедшую ночь Ровоам отлично выспался, а утром Шалия-хан удостоил его чести вместе выкупаться в бассейне. Теперь оба пребывали в прекрасном расположении духа и в полном телесном удобстве.

– …в моей стране, – говорил Ровоам, – я был известен как человек, будто бы рожденный девственницей… почти Сын Божий… Причем я был не первый… Лет за сорок до меня был тот, кого распяли римляне и кто, по преданию, воскрес и вознесся на небо. И у нас появились последователи его учения…

Царь в изумлении уставился на собеседника. Такого признания он никак не ожидал.

– Но я употребил слово «известен», – невозмутимо продолжал Ровоам. – И это совсем не значит, что я и есть Сын Божий. Хотя в том смысле, что все люди – это дети природы… или если кому-то хочется думать, что они дети Бога, то я тоже – Сын Божий… Как и ты, царь. На самом деле я сын обычной женщины, которая согрешила до свадьбы с неизвестным человеком и, чтобы скрыть свой грех от немощного мужа и людей, придумала и распространила в народе красивую легенду о сошествии на нее Святого Духа и непорочном зачатии от него… Тот, кто был до меня, тоже зачат непорочно…

– Ты рассказываешь удивительные вещи, Ровоам бен Ровоам. У вас в стране происходит такое… Прошу тебя, продолжай.

Ровоам поведал царю о своей прошлой жизни со многими подробностями, умолчав лишь о недолгой и счастливой поре, когда он сделался простым крестьянином, мужем Ситы и отцом мальчика Рови. Не мог он говорить еще о той жизни, о страшной ее трагедии. Побоялся: накатит тоска, и снова нестерпимая боль ляжет на сердце…

Окончил рассказ Ровоам. Царь погрузился в размышления. Да и Ровоам нет-нет да и возвратится мыслями к пережитому.

Наконец царь заговорил:

– Для твоего народа ты ведь в самом деле воскрес после страшной казни, когда тебя выходили твои друзья-ессеи. Согласись.

– Пожалуй, так.

– Ты проповедовал, чтобы люди служили Богу.

– Нет, я призывал к праведной жизни.

– Люди понимают праведную жизнь как служение Богу. По их мнению, ты пострадал от неправедных людей, отступившихся от Бога. И легенды, и правдивые рассказы о твоей жизни теперь связаны с твоим именем. Как всегда бывает, потом к ним прибавят и совсем уж фантастические события, каких и не могло быть вовсе… Как с нашим Буддой. Он был просто царским сыном – Сиддартхой Гаутамой из рода Шакья. Потом в устах молвы он сделался Богом. Мы привыкли к его Божественности. Теперь мы верим в его продолжение, мы ждем пришествия нового Будды, ждем Спасителя мира Будду Майтрейю… Кстати, считается, что он тоже будет рожден девственницей… Не странно ли, право?.. Хм!.. А богиня Изида Египетская тоже девственница, хотя родила бога Озириса. Не странно ли все-таки?.. – Царь теребил себе бороду. – Знаешь, увидев тебя, Ровоам бен Ровоам, я сначала было решил, что ты и есть ожидаемый нами Спаситель. Я ошибся, но не жалею. Ты тоже святой человек…

Шалия-хан умолк на полуслове и как-то странно взглянул на Ровоама, что-то прикидывая в уме.

– Подойди сюда, Ровоам бен Ровоам, – шепотом позвал царь, хотя никто в зале не мог их слышать. – Располагайся здесь, рядом со мной.

Когда Ровоам погрузился в мягкие подушки, царь зашептал еще тише, в самое его ухо:

– Откровенно скажу: я больше не верю в явление Будды Майтрейи. Он не придет. Но я должен показывать подданным моим, что являюсь горячим его приверженцем и жду его не напрасно. И вот, послушай меня… Вдруг мне являешься ты. Твой облик так необычен и так ослепительно сияли твои белые одежды в лучах солнца, что в первые мгновения я испытал сильное волнение. Веришь ли?

– Что ты задумал, царь? – невольно поддавшись настроению и доверительному тону, шепотом спросил Ровоам.

– Я задумал… – Царь колебался. – Кстати, подобное уже происходило с тобой, когда твой двоюродный брат Иоанн – все с твоих же слов! – упросил тебя войти в роль Спасителя, по-вашему – мешиаха. Ты ведь не забыл?.. Ну вот, почему бы тебе теперь не предстать перед людьми как Будда Майтрейя? У тебя бы получилось… Разве такая уж никудышная идея пришла мне в голову?

– Царь, я плохо знаю обычаи вашей религии, ваши заветы и заповеди. И потом… это был бы обман народа с моей стороны.

Непрост оказался царь, он тут же поставил Ровоаму в укор: