Возвращение - смерть - Елена Юрская

Она и в самом деле призабыла как это чудо медицины кличут по отчеству и была не против немного поиграть в триллер. В тот момент, мужчину можно было бы брать тепленьким и вести под венец, но зачем Ирочке такой неуравновешенный трус, который не может правильно распоряжаться своими знаниями о жизни и смерти.

Из больницы Инна Константиновна вышла с гордо поднятой головой. А теперь жалела, страшно жалела о своем визите туда. Потому что расценить его можно было как угодно. Как угодно прокуратуре. И кто бы мог подумать, что эта бездомная Крылова способна создать такую огромную бурю в стакане воды. Вчера, когда она утихомиривала Танечку, появившуюся на кафедре в роли собственной тени, Инна Константиновна поняла, что вся эта борьба за кресло президента не сойдет ей с рук. Просто так - не сойдет.

А потому сегодня, с самого утра она ждала неприятностей . И совершенно не представляла, как будет из всего выпутываться. Отключить телефон? Уехать на огород, гордо именуемый фазендой? Взять больничный? Или нанести упреждающий удар по прокуратуре: так мол и так, я продавала ей лекарства, услышала о причине смерти, теперь волнуюсь... Нет, прокуратура - это глупости. Какой идиот предложит себя на растерзание властям в качестве свидетеля? Только тот, кто не хочет выступить в амплуа убийцы. "Продавал" и "волнуюсь" - это версия для дураков. Но, кажется умные там не работают.

Рискнуть?

Инна Константиновна с ненавистью посмотрела на птичку, примостившуюся на её подоконнике. "Если они свили здесь гнездо, неприятности будут у меня каждый день", - подумала она и решительно взялась за швабру - главное орудие горожан в борьбе с ласточкиными поселениями. Она была настроена вырезать всю семью, вздумавшую вдруг расплодиться на её территории ещё и на зиму глядя. Она распахнула окно и уставившись на землю с высоты девятого этажа почувствовала, как у неё останавливается сердце. Право слово, все эти приметы - такие пустяки, из-за которых не стоит укорачивать себе жизнь. Себе не стоит, а другому можно. Должны же быть у неё заступники, пусть кто-то ляжет на амбразуру и все объяснит. Этот солнечный день Инна Константиновна хотела пересидеть в тени. Инна немного подумала и из всех возможных кандидатов на защиту её чести и достоинства выбрала Мишина, которого совсем недавно подсиживала и ненавидела. "Ведь он мой непосредственный начальник. Даже не мой, а наш. Вот пусть и отдувается. Пока его не заменю."

Инна Константиновна сменила швабру на телефон и нервно нажала заученные на память кнопки. минут пять у Мишина было занято. За это время Инна успела передумать и решиться вновь.

- Да, - голос Мишина был глухим и далеким. Вялым, как обычно. Григоренко даже немного рассердилась.

- Инна Константиновна на проводе, - представилась она и дала начальнику время, чтобы осознать важность предстоящего разговора.

- Рад, что вы на месте и не скрываетесь, - сообщил тот.

- В чем дело? Что случилось, - у Инны прихватило живот т тревожно напряглись волосы. Еще минута и она готова была бежать прочь из этой дурацкой страны.

- Случилось, случилось, - по-стариковски выдохнул Владимир Сергеевич. - Умотали вы меня, девочки. Совсем умотали. Пойдите-ка расскажите сами все, что знаете. Не ждите особого приглашения.

Пот скопился над верхней губой и норовил создать во рту серьезное нарушение кислотно - щелочного баланса. Инне снова стало страшно. Она лихорадочно пыталась выяснить, кто же это на неё так стукнул, но молчала, предпочитая повышенную тревожность прямому обвинению в убийстве.

- Куда пойти, Владимир Сергеевич? - как можно спокойнее спросила она.

- Да в прокуратуру, куда же еще. Нас всех рано или поздно пригласят. Так давайте проявим сознательность, а потом на ректорате я так и доложу. Наши преступники, хоть и ошибаются, но сдаются властям самостоятельно, не принуждая налогоплательщиков тратить на это деньги. Пусть нам хоть в чем-то будет плюс? Согласны?

- Я не в чем не виновата, твердо сказала Инна.

- Тем более, так и доложите. Я вас прошу, не ждите вы анонимок. На нашей беде многие карьеристы ещё погреют руки. А если вы это нечаянно, то тем более не надо бояться. В жизни бывает всякое, - философски заключил он, а Инна Константиновна подумала, что ещё не встречала людей, способных нечаянно подменить флакон с лекарством, предполагая, что это может повлечь за собой смертельный исход. Ах, если бы все окружающие эту ситуацию люди были такими же простодушными как Мишин.

- Дело в том, Владимир Сергеевич, что этот наш контакт на почве внеакадемических отношений должен был стать последним, - таинственно закрутила Инна, рассчитывая, что разговоры кафедры могут уже просушиваться.

- Нет, ну в больницу сходить надо. Это даже не по-человечески как-то...

- На профосмотр? - нервно спросила Инна, понимая, что шефа как всегда занесло.

- Это плохая. злая, и неуместная шутка. Не ожидал, - спокойно констатировал подполковник и вдруг заорал нечеловеческим командным голосом. - Не сметь издеваться, марш в больницу к Татьяне, просить прощения, а потом бегом в прокуратуру. Только вы на нашей кафедре способны довести человека до того, чтобы он сунул шею в петлю или сиганул с моста. Наделали, вот и разбирайтесь, - он резко замолчал и тихо добавил. - все вам конкуренция какая-то снится. Эх вы!

- Но я ничего не делала, - пролепетала совершенно сбитая с толку Инна Константиновна, понимая, что каким-то образом её сейчас выведут на чистую воду.

- Все. Решайте свои проблемы с законом. Получите там справку о том, что вас можно допускать к студентам и немедленно прибудьте на замену. А то, как помирать, так вас полно, а как работать я один.

- Кто-то ещё умер? - осторожно спросила Инна.

- Пока нет. Но она в больнице в тяжелом состоянии. Ни туда ни сюда, понимаете ли. Ладно, выполняйте.

Мишин дал отбой и команду оружие к бою, а потому считал свою миссию выполненной. Инна Константиновна нервно потерла виски. Тучи над городом стали, в воздухе пахло грозой. Но в прокуратуру сходить можно. Сказать нам всем шеф велел пойти сдаться, так что не по своей воле, а по воле пославшей мя жены. Инна Константиновна попыталась, уже в который раз, осмыслить ситуацию. Что-то не нравилось, что-то настораживало. Но главное, приходилось признать, что за ней следят, или это просто шизофрения. Причем - в эпидемической форме. Шизофрения, больница, стоп - вот оно. Почему весть об инсулине в дом принесла Ирочка? Что это - провокация через глупенькую девочку, просто проверка на вшивость или сотрудничество старшего с правоохранительными органами. Нет, не может быть. Девочка просто защищалась, пытаясь свести свою неудачу на дежурстве до минимума, она просто защищалась, и нечаянно, ненарочно задела цель. Попала.

Что же - от случайностей никто не застрахован. А вот с галлюцинирующей дурой - лаборанткой действительно вышла промашка. Господи, какие мы все нервные, но живучие. Инна нервно хрустнула пальцами и подалась всем телом за дребезжащим телефоном.

- Григоренко, - четко отрапортовала она.

- Тошкин, старший следователь городской прокуратуры. Нам надо задать несколько вам вопросов. Если вас не затруднит - сегодня. Если нет - пришлем повестку.

- Вещи брать? - строго спросила Инна Константиновна.

- Если вы с признанием, то конечно. Не задерживайтесь, - сухо ответил собеседник.

Париж стоит мессы - так кажется. Ничего, сейчас уже известны случаи, когда в депутаты баллотируются прямо из тюрьмы. Там много хороших богатых людей. Там тоже можно жить и сражаться за кафедру.

Но признания - нет. Никто не дождется признания от Инны Константиновны. Не на таковскую напали. Она взяла свой старенький дипломат и аккуратно уложила в него бумаги по диссертации, калькулятор, две шариковые ручки и толстую тетрадь для записей. В случае задержания по подозрению на трое суток работой она обеспечила себя вполне. А там будет видно.

Через пол часа Инна Константиновна уже сидела в кабинете у Тошкина и нервно слизывая холодный пот, которым так богата сегодня её верхняя губа путано, но почему-то честно рассказывала, как все собственно произошло: и об инсулине, и о злобной анонимке на Крылову, и о Танечке - лаборантке.

Тошкин смотрел на неё участливо и удивленно. Такого жениха для Ирочки Инна Константиновна хотела всегда.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

- Прошу прощения, пресса, - сказал Максим, презрительно улыбаясь.

- Я Приглашал тебя в номер? - Чаплинский легко подтянул ноги к груди и обнял руками колени. Он бы сел на корточки - здесь можно, но в мягкой, усердно устланной японской материей кровати это было крайне неудобно. - Я звал тебя, Максим? Нет или я стал таким старым и доступным, что меня не ждут даже в квартале красных фонарей? - Наум Леонидович не любил просыпаться вдруг, а уж тем более не любил, когда лозунгом нового дня становились средства массовой информации.

- Мне выйти? - Максим попытался изобразить струнку, но она вяло вытекла из позвоночника, оставляя место только для шарниров. - Извините. Мальчик ударился об молчание и аккуратно подсунул газеты под ноги не выспавшемуся диссиденту.