Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй - Телицын Вадим Леонидович

«Понятно, — отмечают исследователи, — что такая методика организации допроса создавала благоприятную почву для разного рода злоупотреблений. (Еще сколько? Это добавим мы.) Историческая литература пестрит описаниями весьма мрачных деталей пыток, которым подвергались подследственные, как в петровское время, так и во времена Тайной канцелярии Анны Иоанновны. В 1736 году Василия Дмитриевича Головина пытали прикладыванием углей к открытым ранам, оставленным на спине кнутом, после чего раскаленными иглами «прочистили под ногтями». Всего через три года, в июне 1740 года, Артемию Петровичу Волынскому на допросе вырвали язык и при этом разорвали щеки до ушей. Бывший свидетелем его страданий Александр Нарышкин расплакался. Подобное калечение подследственных, лишавшее всякого смысла дальнейшие допросы, обычно осуществлялось после окончания следствия. (Но кто знал во время допросов, подходит следствие к концу или нет.) Причинение страданий обвиняемому делалось самоцелью такой пытки»[275]. Вообще, мало кто выходил из подвалов той же Тайной канцелярии, а если и удавалось избежать смерти, то на волю возвращались калеки: и физически, и морально сломленные люди[276].

Но, продолжим: «несмотря на глубокую секретность расследований, жуткие подробности допросов под пыткой все же просачивались в общество, формируя у людей весьма негативное отношение, как к самой Тайной канцелярии, так и к методам ее работы. Обеспокоенная этим императрица Елизавета Петровна в 1742 году подписала именной Указ, который фактически положил конец, как практике «следственного конвейера», так и палаческому произволу во время допроса. Этим Указом устанавливался регламент допроса под пыткой и перечислялись лица, чье присутствие считалось необходимым для проведения допроса. Императрица постоянно держала в поле зрения работу своей секретной полиции, не перепоручая другим лицам контрольные функции. Именно из доклада, подготовленного в 1755 году для представления императрице, мы знаем сегодня точный порядок проведения допроса «с пристрастием», имеем достоверные описания орудий пыток и способов их применения. Этот доклад можно назвать своего рода «квинтэссенцией» палаческого опыта, наработанного тремя десятилетиями неустанной работы заплечных дел мастеров Тайной канцелярии.

При проведении пытки считалось необходимым непосредственное присутствие в пыточной камере (т. н. застенке) следующих лиц:

а) судей (следователей), которые составляли перечень вопросов к обвиняемому (так называемые допросные пункты), а также определяли достоверность получаемых ответов на основании материалов дела;

б) секретаря суда (следственной комиссии), который составлял официальный акт (протокол) о проведенном следственном действии (допросе, очной ставке, принесении повинной, передопросе и пр.);

в) подьячего — сотрудника Тайной канцелярии, который вел в произвольной форме запись всех действий, происходящих в застенке, и дословно фиксировал все сказанное во время допроса; на основании этих записей подьячего секретарь и составлял затем свой акт, включавший наиболее существенные моменты допроса;

г) доктора, которому надлежало контролировать физическое состояние допрашиваемого и своевременно оказывать ему необходимую помощь. Запрещалось нахождение в пыточной камере любых посторонних лиц, а также солдат конвоя.

Так называемые допросные пункты, то есть перечень вопросов к обвиняемому и полученных от него ответов — прообраз современных протоколов допросов[277]. Все, как в цивилизованных западноевропейских странах.

Елизавета Петровна пошла не в отца, но в мать: она, как и ее родительница, стремилась поставить под собственный контроль действия спецслужб. Ее шаги были достаточно робкими, ограниченными, оставляющими «лазейки» для самостоятельности и самоуправства представителей политического сыска (он ведь продолжал существовать). Робость императрицы объяснялась еще и тем, что ей не на кого было опереться в противостоянии с теми политиками (в том числе и из сыска), которым были «не по нутру» реформаторские порывы Елизаветы Петровны.

Но Елизавета не останавливалась на полпути. Согласно ее распоряжению, «допрос не мог производиться, если кто-либо из поименованных выше лиц отсутствовал. Допрос начинался с того, что конвойные солдаты препоручали обвиняемого палачу (кату, экзекутору) и его помощникам, после чего покидали застенок. Обвиняемого предупрежу дали о том, где он находится, и объясняли, чем может ему грозить отказ от дачи показаний либо дача ложных показаний. Смысл этого увещевания заключался в том, чтобы прямой угрозой подавить в допрашиваемом волю к сопротивлению и вызвать его на откровенность. В зависимости от настроения членов комиссии, обвиняемому могли даже рассказать о разновидностях пыток и порядке их проведения. Этот краткий экскурс был призван усилить психоэмоциональное напряжение человека. После этого начиналось зачитывание и обсуждение «допросных пунктов». Если следственная комиссия приходила к заключению, что допрашиваемый запирается, пусть даже неявно и не желает сотрудничать с властями, то тогда в свои права вступал экзекутор (главный палач) с помощниками»[278].

Итак, несмотря на «либерализацию» взаимоотношений государства и лиц, преступивших закон, следователей и их подопечных, палачей и жертв, экзекуторы оставалась «востребованными», поскольку следственное дело требовалось «прокрутить», как можно быстрее.

Елизавета, несмотря на свою очень осторожную тягу к уступкам простым обывателям, все же не избавилась от страха перед возможными покушениями на собственную персону. И поэтому не поставила, подобно матери, жирную точку в непрерывной истории политического сыска. Но нет, духа не хватило…

Политическому сыску удавалось пережидать и более опасные бури, чем те, что уготовили ей наследники Петра Великого по женской линии. Даже в условиях скрытой нелюбви Елизаветы Петровны к спецслужбам политический розыск сохранил свои позиции, и даже, думается, усилил их. Последнее произошло благодаря тому, что сотрудникам Тайной канцелярии все же удалось внушить императрице: без их службы она пропадет[279].

Вернемся к книге Е. Анисимова. Согласно его размышлениям, «28 мая 1726 года в истории Тайной канцелярии была поставлена точка. (И все же не точка, а, скорее всего, лишь был обозначен временный обрыв в непрерывной цепочке ее деятельности.) В тот день появился указ Екатерины 1 на имя Толстого (самого Петра Андреевича), где сказано, что Тайная канцелярия „учинена была на время для случившихся тогда чрезвычайных тайных розыскных дел и, хотя тому подобные дела и ныне случаются, однако не так важные и больше бывают такие дела у… князя Ромодановского". Поэтому канцелярию было предписано ликвидировать»[280].

Ясно как день: Тайную канцелярию рассчитывали нейтрализовать, чтобы исключить ее из политической борьбы. А. Меншиков «скооперировался» с самим Ромодановским, и этот тандем достиг в кратчайшие сроки серьезных результатов, которые обеспечивали им (правда, на короткое время) безопасный тыл[281].

Но подобная ситуация вскоре была нарушена в своей, как любил выражаться Меншиков, гармонии. Но все по порядку. «В феврале 1726 года «при боку» Екатерины 1 возник Верховный тайный совет, составленный из «первейших» вельмож того времени. Сразу же он стал «стягивать» к себе власть, в том числе и в делах политического сыска. «Верховники» выполняли роль одновременно следователей и судей: на своих заседаниях они выслушивали записи допросов, экстракты по делам сыска, выносили приговоры, принимали доклады И. Ф. Ромодановского и А. И. Ушакова. После смерти Екатерины I (7 мая 1727 года) и с восшествием на престол двенадцатилетнего Петра И некоторое время сыскными делами ведал фактический регент А. Д. Меншиков. Он распоряжался, как расследовать начатое в апреле 1727 года дело П. А. Толстого и его сообщников, а также княгини А. П. Волконской, которую светлейший заподозрил в интригах против себя. После падения Меншикова политическим сыском стал вновь ведать Верховный тайный совет. «Верховники» даже присутствовали при пытках. Из Совета руководили следственным делом Меншикова, там же составлялись инструкции и указы офицерам гвардии, которые допрашивали светлейшего, заслушивали рапорты и экстракты о ходе следствия по его делу»[282].