В пылу любовного угара - Елена Арсеньева

Она отвлеклась на воспоминания о Петрусе лишь на мгновение, но вдруг ощутила, что чулки ее уже отстегнуты и ползут вниз, а Вернер поднимает подол платья.

– Нет! Пожалуйста, отпустите меня! – прохрипела Лиза. – Ну хоть не сегодня! Пожалуйста!

– Ты такая смешная… – пробормотал Алекс. – Ты смешная и очень наглая русская девчонка. Думаешь, мужчина, который вдохнул запах женщины, может ее отпустить? Как бы не так!

Он резким движением задрал ей юбку и уставился на розовые трусики, перечеркнутые белым узким поясом, с которого смешно свешивались пажи.

– Вот оно как… – сказал он вдруг задумчиво. И повторил: – Вот как? Ну что ж, мы все это снимем.

Какая-то мысль мелькнула в голове Лизы и исчезла. Пугающая мысль… кажется, еще более пугающая, чем действительность, которая была ужасна.

Алекс резко толкнул Лизу, и она упала на диван. Теперь руки его, казалось, были везде, везде – между ног, тискали, гладили, и еще он непонятным образом умудрялся в это время раздеваться сам. Китель полетел в сторону, он остался в майке. Лиза в какой-то миг увидела, как резко вздымается его грудь.

Алекс толкнул ее на спину, придерживая коленями раскинутые ноги, начал расстегивать брюки.

– Мне нравится твое белье, – хмыкнул он. – Я хочу порвать его на тебе. Не волнуйся, завтра же подарю тебе другое. Тоже французское.

Снова та же мысль прокралась краешком сознания, но Лиза была слишком испугана, чтобы обратить на нее внимание.

Алекс ее не отпустит, он слишком возбужден. Неужели придется… А Петрусь? Ну ладно, остается утешиться тем, что эта жертва будет во имя победы.

«Но я не хочу!»

А кто тебя спрашивает…

Раздался резкий стук в дверь.

– Какого черта?! – взревел Алекс.

– Господин обер-лейтенант, вас спрашивает господин помощник военного следователя, герр гауптман фон Шубенбах, – ледяным голос проговорила фрау Эмма. – У него к вам срочное дело.

– Скотина, сука, гадина! – выпалил Вернер. – Мало того – завистливая гадина. Я вызову его на дуэль! Честное слово, вызову! И не отговаривай меня!

Последняя фраза адресовалась Лизе, которая молча сжалась в уголке дивана. Но у нее и в мыслях не было – отговаривать! Наоборот, она подумала: «Вызови! Вызови! И пусть он согласится! И перестреляйте друг друга!»

– Ну где он там, чертов Шубенбах? – рявкнул Алекс.

– Я здесь.

Дверь распахнулась.

Вошел Вальтер фон Шубенбах, мельком бросил взгляд на Лизу, причем она сразу поняла, что он заметил ее смятую юбку и спущенные чулки. Лицо его приняло брезгливое выражение.

– Почему вы не приехали, герр обер-лейтенант, по моему вызову? – холодно спросил он.

– Попал в аварию, – так же холодно ответил Алекс. – Спустило колесо. Если не верите, можете найти мой автомобиль на Вильгельмштрассе, около какого-то склада. Его охраняет часовой.

– Значит, сюда вы пришли пешком?

– Да.

– А почему сюда, а не ко мне в кабинет? Насколько я понимаю, расстояние примерно одно и то же.

Фон Шубенбах говорил с некой отеческой интонацией, словно родитель с неразумным отроком.

– Мне показалось, сюда гораздо ближе, – пояснил Алекс. – К тому же я был уверен, что ваш рабочий день уже закончен. И вы уедете к тому времени, когда я появлюсь.

– Вы ошиблись. Мой рабочий день еще длится. И я прибыл сюда сейчас для того, чтобы пригласить вас отправиться со мной. Вы мне нужны, чтобы провести очную ставку с одним преступником. Оказалось, это весьма известная личность среди господ офицеров данного гарнизона. Некоторые из них даже называли его другом. Есть такие и среди здесь присутствующих. Поехали, обер-лейтенант. Поверьте, вы будете изумлены… не уверен, впрочем, что приятно. Спокойной ночи, фрейлейн!

И, больше не удостоив Лизу взглядом, фон Шубенбах вышел, буквально волоча за собой полураздетого Алекса.

Она стояла на крыльце и смотрела в удивительно ясное ночное небо, усыпанное звездами. Луна светила ярко, и тьма небес вокруг нее была чиста, черна и непроглядна.

Близ луны прекрасной тускнеют звезды,Покрывалом лик лучезарный кроют,Чтоб она одна всей земле светилаПолною славой.

Сафо… красиво как и как точно. И как беспредельно далеко от того ужаса, в который попала Лиза. Далеко, всеобъемлюще, полно, самодостаточно и… равнодушно. Ее собственная жизнь – мелочь, капля, чепуха. Звезды не заметят, если ее жизнь погаснет. А она – муравьишка, букашка, песчинка! – заметит, если погаснет хоть одна звезда из мириада, что видны на небесах? Нет, вряд ли. К тому же она ведь видит свет умерших звезд… А эта ассоциация откуда? Ах да, из Маяковского! Так вот, свет умерших звезд идет до нас миллионы лет, так что, очень может быть, некоторые из видимых ею небесных светил давно уже погасли. И ничего. Человеку не так уж интересен сам факт существования звезды. Для него куда важнее – видеть ее свет…

Если бы знать! Если бы быть уверенной, что твоя гибель осветит мироздание, что твой конец приблизит победу, что твоя смерть нужна как непременный ее залог! И вроде бы немного от нее требуется: не грудью на амбразуру пулеметного дота лечь, не с гранатами под танк, а всего лишь – в постель с фашистом. Почему, почему это невозможно? Родина – это ведь нечто столь огромное и абстрактное, что она даже и не заметит, как крошечный мотылек – Лиза Ховрина – исчезнет в пламени войны. Не потушит мотылек пожара своими легкими крылышками, не потушит, безмерно жалко их трепетание! Но если затрепещут миллионы мотыльков, может быть, им удастся?

Ну, если миллионы, тогда конечно… Но ведь их и есть миллионы! Их и так много – без нее! Подумаешь, два каких-то жалких крылышка – из миллионов-то, ну какое они имеют значение?

Лиза с трудом отвела глаза от неба и осторожно спустилась с крыльца. Наверное, нужно было остаться в «Розе» до утра, как другие девушки, у которых нет ночного пропуска. Но те живут далеко, а она – рядышком, в конце улицы. Авось как-нибудь добежит, невзирая на комендантский час. Просто остаться еще хоть самое малое время в «Розе» было для нее невыносимо. Нагляделась она сегодня, наслушалась звуков, доносящихся из кабинетов… До сих пор судьба ее хранила, но завтра, может быть, и она тоже будет пьяно визжать на розовом диванчике… Да, наверное, придется напиться, если уж не миновать этой участи. Фрау Эмма спуску не даст. Фрау Эмма… Сучка! Старая развратная сука! И Лиза, и все другие девушки – для нее только средство добиться расположения фашистов. Дровишки для костра! Ее щедрость, ее хлопоты – чепуха! Мадам все делала не ради Лизы – только ради себя самой.