Омар Хайям - Шамиль Загитович Султанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Низам аль-Мульк, как предусмотрительный политик, преследовал и другие цели, помимо вышеупомянутых, открывая свои медресе. Он создавал сеть этих учреждений по всей стране как своего рода собственные опорные пункты. Для осуществления эффективной административной политики великого визиря государству постоянно требовались обученные и преданные кадры, которые и готовились в низамийя. Кроме того, медресе нужны были визирю для расширения своего шафиитского толка и ашаритского калама в стране.
Однако даже поддержка Низам аль-Мулька отнюдь не гарантировала их повсеместного признания, особенно вне Хорасана. В Багдаде и западных провинциях сельджукского государства калам по-прежнему предавался анафеме в жестко ортодоксальных ханифитских и ханбалитских кругах. Очень часто самому великому визирю приходилось обороняться, причем порой довольно специфическими способами.
В 1076–1077 годах в Багдаде выступал с проповедями известный в то время ашарит аль-Кушайри, которому оказывал покровительство Низам аль-Мульк. Ханбалитские факи-хи всячески пытались сорвать проповеди аль-Кушайри, призывавшего христиан и иудеев к обращению в ислам. После одной такой проповеди в низамийя, когда состоялась церемония по случаю обращения в ислам нескольких иудеев, возбужденная толпа сторонников ханбалитов с воплями: «Это ислам вероломства и подкупа!» принялась громить медресе.
В результате волнений, длившихся несколько дней, был убит один шафиит, и тогда шафииты стали поносить «ханбалитского» багдадского халифа. На требования ханбалитов Багдада прекратить публичное преподавание ашаризма Низам аль-Мульк ответил: «Политика султана и требования справедливости требуют, чтобы мы не склонялись в пользу одного мазхаба за счет других. Наша цель — укрепить слово Корана и Сунну, а не разжигать сектантскую борьбу. Мы построили это медресе только для защиты ученых и в общественных интересах, а не для того, чтобы вызывать противоречия и разлад».
Арабский историк Макдиси приводит большой список ханифитских, ханбалитских медресе и подчеркивает, что медресе, построенное вокруг гробницы имама Абу Ханифы, без сомнения, было таким же по важности, как и низамийя.
Создание конкурирующих медресе стало и важным элементом усиливавшейся внутриполитической борьбы в сельджукском государстве. Например, в 1087–1089 годах основной политический противник великого визиря Тадж аль-Мульк основал собственное медресе в Багдаде — таджийя.
Неизвестно, преподавал ли Омар Хайям в низамийя в Исфахане. В принципе, учитывая особые отношения между ним и визирем, можно предположить, что он читал лекции по математике и астрономии, но вряд ли по теологическим наукам, учитывая его отрицательное отношение к мутакаллимам и его значительные разногласия с ними. В определенной степени эти разногласия всплывут в его философских трактатах 80-х годов.
Интеллектуальная и идеологическая ситуация в сельджукидском государстве стала обостряться и в связи с резкой активизацией деятельности исмаилитских проповедников (да’и). Отчасти это было связано с тем, что фатимидские халифы, потерпев военно-политическое поражение в Сирии и Палестине от сельджуков, активизировали усилия по идеологическому подрыву своего злейшего врага изнутри.
70-е и 80-е годы XI века можно охарактеризовать как период накопления сил исмаилитов, период медленного распространения исмаилитского учения по всей территории государства Сельджукидов. Этот период закончился восстанием, получившим в истории название да’ват-и джадида[26].
Один из позднейших сельджукских визирей, Ануширван, считал, что исмаилиты и их вождь Хасан Саббах могли в течение долгих лет вести скрытую, а порой и открытую пропаганду и тайно готовить восстание потому, что сельджуки не имели сети сахиб-баридов (тайных агентов). Выше уже приводились слова Низам аль-Мулька о том, как Алп-Арслан ответил отказом на предложение восстановить эту систему «по примеру прежних царей». Но сама по себе ликвидация шпионской сети не могла привести к оживлению деятельности исмаилитов и восстанию конца XI века. Многие причины этого, по всей видимости, коренятся в обострении социально-экономических противоречий в результате развития института икта и постоянных посягательств иктадаров на личность земледельца. И не случайно опорные пункты исмаилитов появились в горах, поскольку вооруженные свободные земледельцы оставались главным образом в труднодоступных горных областях.
Для того чтобы лучше понять проблематику и структуру философских трактатов Омара Хайяма, написанных в 80-е годы, необходимо выяснить, что же было главной темой ожесточенных дискуссий и споров различных религиозно-идеологических направлений и школ в тот период. В определенной степени ответ на этот вопрос дает великий поэт Насир-и Хосроу, который был одним из известных исмаилитских да’и (проповедников) в тот период. Все произведения Насир-и Хосроу пронизывает мысль о необходимости приобретения и распространения «знания». Эта мысль всегда сочетается у него с жалобами на невозможность свободно думать и распространять «знание» в Хорасане, на жестокие преследования со стороны ортодоксальных богословов, на упадок науки и засилье невежд.
Один из параграфов его трактата «Джами аль-хикма-тайн» начинается со слов о превосходстве человека, одаренного разумной душой, над всем земным, и далее он пишет: «Они (факихи, здесь — ортодоксальные богословы. — Ш. С., К. С.) главенствуют над верой ислама и утверждают, что всякий, кто говорит: «Я знаю, что сиканджубин[27] осаждает желчь», — тот неверный. Может ли быть невежество сильнее этого! И если врач из-за того, что он знает, что миробалан[28] отвращает страдания жара и желчи от естества, — неверный, (то) так же всякий, кто знает, что вода отвращает страдание голода, — неверный, потому что и лекарство, и пища, и питье — творения Аллаха. Этому заблуждению и неверию, в которые впала большая часть этой общины, нет предела!»
Говоря далее о стремлении к познанию вещей, присущем человеческим душам, Насир-и Хосроу заключает: «А сейчас мнимые факихи веры ислама говорят: «Если кто-нибудь говорит: сегодня из восхода солнца явствует (нечто) — или: я знаю, которая звезда движущаяся, а которая покоящаяся, — он неверный». И невежество они предпочли знанию, и говорят они: «Нам нет дела до «как» и «почему» в творении».
В конце концов поэт пишет: «Из-за того, что эти мнимые улемы называют неверными тех, кто обладает знанием о творении, стремящиеся познать «как» и «почему» замолчали и говорящие об этом знании смолкли… И никого не осталось в этой упомянутой земле, кто мог бы соединить знание истинной веры, которое есть одно из следствий святого духа, со знанием о творении, которое есть дело философии,
