Классно быть Богом (Good to Be God) - Тибор Фишер

– Нет, нет, нет, – протестует Гамей. – Так нельзя. Это неправильно.

Я хочу выбить соперника из борьбы. И делаю ставку на смертный грех, который практически невозможно отмыть с ореола святости. Я не знаю, какое именно вероучение проповедует Либерии, но уверен, что содомия там не поощряется. Секс в христианской традиции – дело грязное и недостойное, а секс мужчины с мужчиной – это вообще непростительное богомерзкое деяние, достойное самой суровой кары. В остальном же святой отец и учитель может погрязнуть в любых грехах, и паства простит ему эти слабости.

Если ты прикарманишь деньги, предназначенные для бедных, и купишь себе дорогой костюм, надо лишь пару недель походить с виноватым, пристыженным видом.

В конце концов, кто из нас не без греха.

Разумеется, никто не дает гарантий, что если кто-то из конкурирующих собратьев по цеху проколется на плотских утехах, что называется, традиционной ориентации – а подобные проколы случаются у большинства проповедников, за очень редкими исключениями, – это укрепит твою позицию. Нередко бывает, что грешник, который раскаялся, преодолел свою слабость и все-таки выбрался из трясины греха и распутства, потом с удвоенным пылом ратует за добродетель. Можно ограбить сиротский приют, перестрелять все население маленького городка, поджечь пару-тройку церквей, но это не значит, что тебе непременно придется оставить стезю проповедничества. Главное, прилюдно покаяться, усердно бия себя кулаками в грудь. Но если тебя уличили в грехе мужеложства, можешь сразу поставить большой жирный крест на карьере духовного пастыря.

– Тиндейл, дружище, ты не понимаешь. Я не хочу этого делать.

– Я все понимаю. Но ты подумай как следует и ответь на один вопрос. Если бы ты был главой крупной международной преступной организации, ты принимал бы к себе всех желающих или проводил бы строгий отбор?

– А что, нельзя просто… ну, типа, просто его убить? – предлагает Гамей.

Вот так и узнаешь о человеке что-то новое и неожиданное. Я вполне понимаю Гамея. Мне бы тоже не захотелось симулировать жесткий секс с пухлым непривлекательным африканским миссионером, но я все равно слегка в шоке. Хотя, если по правде, мне самому нравится эта мысль. И если бы я был уверен, что Гамей сможет осуществить операцию по ликвидации без тяже-лых последствий для психики, я бы, наверное, так и сделал.

– Ты рассуждаешь, как любитель, – говорю я с упреком. – Чего ты жмешься? Я буду фотографировать так, чтобы твое лицо не попало в кадр.

– Но, Тиндейл, я не хочу этого делать.

У меня звонит телефон.

– А, привет, Мускат. Как жизнь? – интересуюсь я с преувеличенным радушием. Гамей отчаянно жестикулирует: “Хорошо, хорошо. Я сделаю все, что ты скажешь”. – Нет, Гамея не видел. Уже давно.

Мне всегда нравилось фотографировать. Чернокожий дядька в дешевом розовом лифчике – замечательная композиция. Вот уж точно: что может быть хуже греха? Только смешной и нелепый грех. Я получаю истинное наслаждение от фотосессии. Использую в качестве реквизита бутылки с ромом, белую пудру, плюшевого медвежонка и прочие вещи, которые, с моей точки зрения, могут усилить эффект вопиющей порочности и унижения. Я велю Гамею отвести Либерия, который все еще пребывает в отключке, в Дейтону и оставить где-нибудь на тихой улице, положив рядом стопку распечатанных снимков. Флорида большая. Я уверен, что Либерии поймет намек.

– А когда мне заплатят? – стонет Гамей. – Ведь мне же заплатят?

– Помнишь, что я говорил насчет строгого отбора? – напоминаю я.

Вечером мне опять звонит Мускат.

– Я давно не виделся с Гамеем. Не хочу говорить про него ничего плохого. Не хочу, чтобы ты что-то такое подумал, Тиндейл, но я своими глазами видел, как он искал в интернете сайт Управления по борьбе с наркотиками. Как бы он нас не подставил.

Глава 11

У меня был сосед, бывший тайный агент. Он научил меня, как добывать информацию. Идешь в ближайший бар. Или в ресторан. Вне зависимости от намеченной цели, будь то офис компании или военная база, где-то поблизости всегда есть заведение, где собираются тамошние сотрудники. На свете есть много всего, без чего человек в состоянии обойтись. Много всего, что не считается предметом первой необходимости. Но всем надо питаться. Всем надо периодически выпивать в приятной компании.

Ты ни к кому не подходишь, не заводишь беседу. Ты делаешь так, чтобы люди сами к тебе обращались. Для этого нужен реквизит. По словам моего соседа, идеальные средства для привлечения людей – это маленький ребенок или собака. “Младенец на руках – лучший инструмент шпиона”. При отсутствии подручных детей и собак можно использовать крупную, броскую вещь, привлекающую внимание, скажем, гитару в чехле или шахматную доску – что-то такое, что провоцирует окружающих отпускать замечания. В течение двух-трех дней я ошиваюсь у входа в крематорий во время обеденного перерыва и наконец примечаю группу из трех человек, направляющихся в восточную шашлычную.

Спустя пять минут я вхожу в заведение. С самой причудливой штуковиной, которая только нашлась в магазине у Дейва. Чучело гангского гавиала, индийского крокодила с такой длинной и узкой мордой, что она напоминает тонкую трубку. Крокодил небольшой, он легко помещается под мышкой. Очень удобно.

Невозмутимая официантка даже не смотрит на моего гавиала. Я заказываю классический шиш-кебаб. Трое работников крематория сидят за соседним столом. Они едят молча, как это бывает, когда ты обедаешь вместе с коллегами, с которыми работаешь в одном отделе и ежедневно обедаешь вместе. Они украдкой поглядывают на гавиала, но от комментариев воздерживаются.

– А он настоящий?

Гавиал все же сработал, но не на ту целевую аудиторию.

Ко мне обращается какой-то дедок. Как я понимаю, пенсионер, у которого куча свободного времени и катастрофически нечем заняться. Я вкратце рассказываю о повадках ганских гавиалов, об их среде обитания и проблемах, с которыми приходится сталкиваться этим животным. Я не хочу говорить слишком много, потому что, во-первых, хочу приберечь информацию для разговора с ребятами из крематория, и, во-вторых, потому что почти ничего не знаю об этих самых гавиалах. Дедок присаживается за мой столик (без приглашения) и начинает рассказывать о какой-то загадочной эпидемии среди питонов в Эверглейдсе, где он раньше работал смотрителем.

– Эти шельмы там прижились. Они, знаешь, какие огромные? Больше, чем крокодилы! Они скоро всех крокодилов сожрут, точно тебе говорю.

Он болтает без умолку десять минут, причем безо всякого поощрения с моей стороны.

Ребята из крематория заканчивают обедать.

“Терпение”, – говорю я себе. Хотя нет, на терпение уже нет времени.

– Можно взять у вас кетчуп? – Я делаю вид, что мой кетчуп засох.

Все, дело сделано.

– Ты же не собираешься съесть своего зверя?

Мы разговорились. Ребята совсем не торопятся возвращаться на работу. Потом двое уходят, но один остается. Представительный дядька с окладистой бородой. Он вообще никуда не торопится. Я говорю, что работаю торговым агентом в одной небольшой фирме. Со смехом рассказываю о том, как кручусь ради того, чтобы заработать не только на хлеб, но и на хлеб с маслом.

– Без дополнительных левых доходов я бы вообще протянул ноги. Честность, конечно, приносит моральное удовлетворение, но одной честностью сыт не будешь.

– Это точно, – соглашается бородач. – Бьешься, бьешься и все равно еле сводишь концы с концами.

В ресторан входит щупленький коротышка-китаец. Предлагает пиратские DVD.

Бородач неодобрительно хмурится.

– Я понимаю, он вряд ли на этом озолотится. Но все равно это неправильно.

Я говорю, что недавно приехал в город и ничего здесь не знаю. Интересуюсь, не знает ли он, где тут можно раздобыть травы.

Он каменеет лицом и поспешно уходит. Законопослушный гражданин. Приятно знать, что такие еще существуют в природе. Но мне от этого мало пользы.

Дейв звонит и сообщает, что тот самый бразильский врач готов встретиться с нами сегодня вечером. Я уже знаю, что нам предстоит загудеть на всю ночь, но у меня нет никаких дел на завтра, и я говорю, что приду.

Мы встречаемся в модном шикарном баре в злачном районе в конце Северо-Западной авеню. Увидев Дейва, официантка пищит от восторга.

– Ты был прав. Ты все точно сказал. Как у тебя получается? А можно я приведу Эми, мою подругу? Она тоже хочет.

Она убегает и приводит еще одну официантку. Дейв берет ее за руку, смотрит ей прямо в глаза и говорит:

– Жак Ижлен. “Insane Clown Posse”. “Graham Central Station”.

Официантки подпрыгивают от счастья и хлопают в ладоши.

К нам подсаживается какой-то Эрик, явный фанат евро-трэша. Он работает в фирме отца, занимается развитием недвижимости. Дейв объясняет Эрику, что вуду – это полная ерунда. Час спустя он объясняет Ави и Макке – двум юным укуркам, которые работают в магазине музыкальных записей, – что с вуду шутки плохи и что однажды он так накурился, что съел три электрических лампочки. Правда, с уксусным соусом.