Ex ungue leonem: по когтю льва - Ирина Якимова

— Можно поднять корову повыше, вон туда? Чтобы я могла встать под тушу.

Старик безропотно подчинился. Вампирша похвально быстро для неловкой хозяйки разделась догола. Не стала снимать она только кулончик с каплей крови Избранной, она постоянно носила его давно: лучи Дара дарили Мире жгучее, но желанное ощущение жизни. Стеснения вампирша не испытывала, лишь голод.

— Ну? — крикнула она старику. Тот уже поднялся на помост, но забылся, глядя на прекрасную обнажённую девушку, очарованный, как все смертные. Он не замечал высохшей жёлтой кожи, костей, выпирающих из-под неё, отвратительно вздувшегося от чужой крови живота. Он не видел многочисленных шрамов от стрел и кинжалов охотников, украшавших вампиршу с юности…

— Режь! — прорычала Мира.

Горячая кровь ударилась о плечи, грудь. Она стекала ниже, но не доходила до ног — впитывалась в кожу. Мира подставила лицо струям, жадно ловила их ртом, растирала кровь по лицу, груди, животу. Она купалась в чужой жизни. Она радостно смеялась, и смех этот был похож на клёкот хищной птицы. Арно застыл, пожирая её глазами, но во взгляде было не вожделение — тот же вампирский голод.

Поток крови постепенно иссякал. Последние ручейки стекли по спине вампирши, даря восхитительное ощущение тепла, и всё прекратилось. Только капли методично ударяли в макушку, сводя с ума. Мира отступила в сторону, оскальзываясь в крови босыми ногами.

— Благо… дарю, — запинаясь, тихо сказала она старику, и в этот раз он сразу её расслышал. — В следующий раз можно также? Только не говорите Бовенсу. Вот деньги, Арно, дай ему, побольше.

Её тело словно засияло, впитав чужую кровь. Вампирша похорошела и помолодела. Винсент был бы сейчас вполне доволен внешним видом тётушки. Мира быстро оделась, приладила и шляпку на застывшие тёмно-красным панцирем волосы. Она даже развеселилась.

«Хороша глава охотников!» — хихикнула она.

— Вам нужны будут ещё тела? — решился обратиться к ней вампир.

— Да. Скажи Родерику, ещё, по крайней мере, пятёрка.

Мира улыбнулась сама себе. Её дела потихоньку налаживаются! Кровавый душ воскресил её, она была деятельна и зло-весела. Завтра такой душ надо повторить. Как она не додумалась до него раньше?

«Силы мне пригодятся. Ведь грядёт битва за Карду! Если древняя цитадель вампиров сдастся нам, клянусь, я поверю в скорую победу над Бездной!»

Она скорым, уверенным шагом покинула помещение скотобойни. Молодой вампир едва поспевал за прежде неуклюжей, медлительной хозяйкой.

Часть 2

Глава 12 Путь мести

Он проснулся на закате. Больно ударила по глазам рыжая полоса заходящего солнца за окном, и он отвернулся к стене, но успел заметить колышущиеся на ветру свежие, распустившиеся намедни листочки.

Зелень молодой листвы — зелень глаз, обманчиво холодных. Рыжий закат — рыжие кудри, искорки света запутались в них… Опять этот образ! Наваждение!

Ульрик поднялся и закрыл створки окна. Окно, как и комната, как и весь дом Палача были старыми, архаичными. Никаких современных штучек, вроде электричества и телефона. Дом перешёл к молодому человеку в наследство от отца, убеждённого любителя старины, и Ульрик не стал ничего менять в нём. Ему нужна была крыша над головой… и печь в подвале.

Дамиан, единственный слуга, оставшийся с безумным господином, принёс воду для умывания и свежую одежду, и ретировался. Он сопровождал Ульрика с отрочества, когда бастарда — сына барона и экономки велено было отправить долой с глаз господина Корвуса. Потом скоропостижно умер единственный законный сын барона, и Ульрику было велено явиться пред очи отца. Это случилось незадолго до последнего Бала вампиров. Старший Корвус признал юношу наследником, а вскоре он умер. На Девятнадцатый Бал Карды юноша пришёл в титуле барона.

Страшный бал! Ульрик помнил его всё ещё слишком хорошо. Все его сны были затянуты золотисто-белым маревом света тысяч электрических свечей, освещавших бальную залу Дома Реддо. В этих снах не смолкала затейливая мелодия колокольчиков Хрустального вальса. Он просыпался всегда на одном и том же моменте, когда во сне переводил взгляд от алого пятна, расплывающегося на платье Избранной, на её убийцу. И холодные зелёные глаза Лиры Диос замораживали его сердце. Оно останавливалось. Он падал в пропасть смерти — и просыпался.

Солнце и сквозь створки тянуло к юноше тонкие лучи — пряди рыжих волос…

Одевшись, Ульрик вышел из комнаты, на ходу цепляя меч к поясу. Дамиан ждал его в холле дома.

— Когда готовить печь, господин? — деловито спросил он.

— Как обычно.

— Вышла статья о Палаче.

— Почитаешь мне за ужином.

— Господин! На вас готовят облаву, — в голосе старого слуги слышалась неподдельная тревога. Молодого хозяина он любил, как сына.

Ульрик остановил свой бег.

— Не в первый раз, — успокоил он. — Я уйду от них.

Над Кардой вставала луна: огромное безумное око. Луна следовала за Палачом, луна молила: «Не трогай детей Ночи, моих воспитанников!» Но Ульрик лишь усмехался, и пестунья вампиров трепетала от его усмешки.

Дом Корвусов венчал собой северо-восточный край Короны. Дома-соседи давно пустовали, все обходили мрачный край Короны, за которым расстилалась Пустошь, стороной, но юноше нравилась такая отрезанность от мира. В его мрачном деле она была даже полезна.

Лунный блик на дороге сада вызвал в памяти видение другой ночи. Всё той же ночи Бала Карды. Пятно лунного света было мертвенно-белым, таким же бледным и призрачным, как холодный мрамор склепа Реддо, куда Ульрик нёс рыжеволосую, мертвенно-белую девушку. Ведьминские зелёные глаза закрыты и не тревожат его сердце, только что-то больно колет внутри, когда он смотрит на её губы, застывшие в загадочной полуулыбке…

Ульрик тряхнул головой, избавляясь от видения. Он взял в конюшне лошадь и выехал на Пустошь. Здесь, на месте бывшего дворца Макты, была спрятана повозка Палача.

Это был небольшой фургончик с парусиновым верхом. Каждую ночь юноша выезжал с ним в город. А когда он возвращался обратно, в фургоне со стуком, напоминающим замёрзшие кочаны капусты, перекатывались головы carere morte.

Ульрик съел захваченный из дома завтрак и переоделся в костюм «Палача». Сверху — серый плащ с большим оплечьем, на лицо — платок, на голову — длиннополую шляпу, наводящую ужас на всех вампиров Карды. На ремне через плечо висел арбалет, у пояса — футляр с короткими стрелами для него и стальной меч. Серебра Палач не признавал: игрушка для охотников, любящих красивые ритуалы. Сталь режет плоть carere morte также верно.