История России с древнейших времен. Книга V. 1613-1657 - Сергей Соловьев

12 октября 1621 года был у великих государей собор в золотой большой Грановитой палате: на соборе было три митрополита — новгородский, ростовский и крутицкий, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, соборные старцы, протопопы и весь освященный собор: бояре — князь Федор Иванович Мстиславский с товарищами, окольничие, думные люди, стольники, стряпчие, дворяне московские, дьяки, жильцы, дворяне из городов, выборные приказные люди, головы, сотники и дети боярские всех городов, гости и торговые люди, донские атаманы, козаки и всяких чинов люди всего Московского государства. Говорили великие государи о неправдах и крестопреступлении искони вечного врага Московскому государству Жигимонта короля, сына его Владислава, польских и литовских людей. «Жигимонт король мирное постановление нарушил; из многих литовских порубежных городов урядники пишут не по посольскому договору, королевича Владислава называют царем всея Руси, и задоры с литовской стороны делаются многие: в Путивльском, Брянском, Великолуцком и Торопецком уездах литовские люди начали в государеву землю вступаться, остроги и слободы ставят, села и деревни, леса и воды освоивают, селитру в Путивльском уезде в семидесяти местах варят, будники золу жгут, рыбу ловят и зверь всякий бьют, на пограничных дворян и детей боярских наезжают, бьют, грабят, побивают, с поместий сгоняют, пленников не всех отпустили, держат в неволе и поруганье. Из Серпейска урядники литовские в листу своем писали не по-пригожу, со многою укоризною, чего не только им, собакам, и королю их писать не годилось. По злому же умышлению литовского короля в прошлом году паны-рада прислали к государевым боярам посланников своих и в грамотах писали непристойным обычаем нарочно к нарушению мирного постановления, государево имя писали без государского именованья, и от царского сродства государя отчитывают, царя Ивана Васильевича не велят писать ему дедом и царя Федора Ивановича дядею. И если Жигимонт король и паны-рада в своих неправдах не исправятся, то великий государь, прося у бога милости и по благословению отца своего, за святые божии церкви и за православную христианскую веру, за свою честь и за всех людей Московского государства против литовского короля и сына его начнет стоять, своей чести доходить и всех людей Московского государства неправды мстить. А теперь прислал к ним, великим государям, турский Осман салтан послов своих, чтоб они были с ним заодно на общего недруга, литовского короля, и крымский царь на Литву также пошел. Шведский Густав-Адольф король присылал не однажды, чтоб на польского короля стоять с ним заодно. И они, великие государи, еще жалея о христианстве и не хотя видеть кровопролития, указали боярам послать от себя к панам-раде с грамотою обо всех этих делах; если паны к боярам гонца отпустят без дела, государево имя станут писать без государского именованья или станут писать непригожие слова, королевича писать царем и в обидных делах расправы не учинят, то за такие великие неправды они, великие государи, больше терпеть не станут, сославшись с турским и крымским и с шведским королем, пошлют свою рать на Литву. А если польскому королю теперь смолчать, и если они теперь в своем упадке гордости и неправды не убавят, когда им война и теснота от турок, татар и шведов, то вперед, когда им от недругов хотя немного пооблегчает, еще больше станут на Московское государство умышлять и всякие неправды делать. Да и того надобно опасаться: если теперь государям с турским салтаном, крымским царем и шведским королем на польского короля не стать, то вперед бы с турками, татарами и шведами в большую недружбу не войти». Собор бил челом государям, чтоб они за святые божии церкви, за свою государскую честь и за свое государство против недруга своего стояли крепко; а они, освященный собор, будут молить бога о победе и мире; а они, бояре, окольничие и т.д. и всякие служилые люди, за них, государей, и за их государство ради биться, не щадя голов своих. Да били челом дворяне и дети боярские, чтоб государи их пожаловали, велели их в городах разобрать, кому можно государеву службу служить, чтоб ни один человек в избылых не был. Гости и торговые люди били челом, что они в помощь государевой казне ради с себя давать деньги, как кому можно, смотря но их прожиткам.

Вследствие этого бояре, дворяне и дьяки отправлены были по городам для разбора дворян, детей боярских и иноземцев, кто из них годен на службу. На третий же день после собора отправлен был от бояр к панам гонец Борняков с такою грамотою: «Только вперед великого государя нашего именованье станете писать не по его царскому достоинству или станете его укорять, или порубежных городов державцы станут писать не по его царскому достоинству, не по тому, как написано в нынешних посольских записях, а ваши послы с таким полным именованьем у московских послов запись взяли, да и в своей записи ваши послы государя нашего именовали великим государем, а королевича написали везде королевичем, а не царем: и только теперь королевича станут писать не по посольскому договору, то мы, царского величества бояре, последнее вам объявляем, что мы, бояре, и все люди Московского государства больше того вам терпеть не будем и, прося у бога милости, за честь великого государя стоять и ваши неправды мстить будем. 2 февраля 1622 года возвратился Борняков из Литвы и привез боярам грамоту от панов: в этой грамоте король был написан не по прежнему обычаю, с прибавочными титулами и обладателем; о королевиче написали, что его выбрали царем бояре и вся земля и крест ему целовали, „и теперешний государь ваш Михаил Феодорович, будучи стольником, с вами и с другими стольниками, товарищами своими, королевичу присягнул на верность и подданство“, и этого у королевича отнять нельзя, если же боярам надобно, то они бы об этом королевичу били челом и просили сами. Царь Михаил Феодорович написан был в грамоте просто, без государского именованья; про царя Ивана Васильевича написаны укорительные слова, что он родился от княжны Глинской, которой отец польскому королю изменил, и теперь Глинские князья служат королю. На пограничных урядников, которые о государе писали непригоже, паны управы не дали и в грамоте своей ничего об них не писали; в задорных делах и обидах также расправы не сделали, писали только, что если бояре хотят вести переговоры о государских титулах, о королевичевом именованье и о вечном докончанье, то пусть высылают для этого великих послов на рубеж между Вязьмою и Дорогобужем.

По получении этой грамоты, 14 марта, государь указал послать в города свои грамоты о неправдах литовского короля и панов радных; в этих грамотах объявлялось, что уже после приезда Борнякова брянские воеводы прислали список с листа почепского державцы, в котором также государь назван непристойным обычаем — полуименем, а королевич написан царем всея Руси, поэтому государь приказывал боярам, воеводам, дворянам и детям боярским всех городов и всяким служилым людям быть готовыми на службу тотчас и ждать царских грамот. Но грамоты о выступлении в поход не приходили; предприятие султана Османа против Польши кончилось неудачно; Осман возвратился в Константинополь и был убит янычарами; Польша отдохнула с этой стороны; с победоносными в Лифляндии шведами также было заключено перемирие, а без союзников московское правительство не могло решиться начать войну с Польшею. Как слабы были его средства, видно из того, что крымские разбойники в мае и июне месяце 1622 года в небольших толпах безнаказанно пустошили уезды Епифанский, Донковский, Одоевский, Белевский, Дедиловский, а воеводы спокойно сидели в городах. Государь послал Ивана Вельяминова сказать воеводам: «Вам и без вестей надобно было быть со всеми людьми наготове, потому что вы воеводы походные, и как скоро про татар весть придет, то вам было тотчас идти наспех и воевать им не дать. Да и то сделали простотою и глупостью: пришедши к татарским станам близко, ничего опять им не сделали, в станах их не застали, подъездов за ними не послали, сами по сакме не пошли, отворотных воинских людей нисколько не ожидали и устеречь их не умели. Татары пришли под Дедилов немногие люди, были от посаду за три версты, а князь Гагарин из Дедилова на них выйти не смел, послал сотни и сам пошел, как татары, навоевавшись, назад пошли. Эта татарская война учинилась их воеводскою оплошкою и нераденьем, или, быть может, они для посулов ратных людей распустили по домам, и оттого им над татарами промышлять было не с кем. И они бы вперед так не делали».

При таких обстоятельствах вместо войска отправлен был на литовский рубеж на съезд посол князь Василий Ахамашукович Черкасский, паны выслали князя Самуила Сангушку; съезжались только один раз, и Сангушка о больших делах — о титуле и о ворах, которые присылали листы с укоризнами на государя, называя его полуименем, не говорил, отозвавшись неимением наказа, говорил только о порубежных спорных делах. Разъехались без дела. Но и после этого войны не было 9 лет; к ней приготовлялись: видели несостоятельность русского войска и положили нанять иноземцев: мало того, сделали шаг решительный, чего при прежних государях не бывало, велели русских ратных людей учить иноземному строю. В январе 1631 года отправлен был старший полковник и рыцарь Александр Ульянович Лесли в Швецию нанимать 5000 охочих солдат пеших; туда же в Швецию отправлены были посланники — стольник Племянников да подьячий Аристов купить 10000 мушкетов с зарядами да 5000 шпаг; если полковник наймет в Швеции меньше 5000 человек, то для найма остальных велено ему ехать в Данию, Англию и Голландию; то же должен был сделать и Племянников, если бы не удалось ему накупить всего оружия в Швеции. Лесли должен был также приговорить немецких мастеровых охочих людей к пушечному новому делу, что делал на Москве пушечный мастер голландец Коет, кузнеца, станочника, колесника, да мастера, который бы умел лить пушечные железные ядра. В феврале отправлен был полковник фан-Дам нанять ригимент добрых и ученых солдат. Всех ратных людей в Московском государстве в 1631 году было 66690 человек. В июне 1631 года государь, посоветовавшись с отцом своим св. патриархом и поговоря с боярами, указал послать к Дорогобужу и Смоленску бояр и воевод князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского да князя Бориса Михайловича Лыкова. Когда этим воеводам сказана была служба, то они больше всего начали смотреть немецких полковников, Александра Лесли с товарищами, начальных людей их полков и немецких солдат, смотрели и к службе строили. Прошел почти год; в апреле 1632 года умер король Сигизмунд, наступило междуцарствие в Польше, избирательный сейм, смуты; надобно было пользоваться временем, но вот в апреле же бил челом великим государям князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский на боярина князя Бориса Михайловича Лыкова: «Князь Борис Михайлович с ним, князем Дмитрием, в товарищах быть не хочет, говорит, будто им, князем Дмитрием, люди владеют, и обычай у него тяжел, и что он, Лыков, перед князем Дмитрием стар, служит государю сорок лет, лет с тридцать ходит своим набатом, а не за чужим набатом и не в товарищах». Государи указали боярину князю Андрею Васильевичу Хилкову и дьяку Дашкову допросить боярина князя Черкасского, при ком Лыков ему говорил, что с ним быть не хочет и что люди им владеют. Черкасский отвечал: «Государям самим ведомо, что князь Борис Лыков в прошлом году и ныне им бил челом, что с ним, князем Дмитрием, в товарищах быть не хочет, и тем его обесчестил, а он, князь Дмитрий, на их государскую службу готов: и они бы, великие государи, его пожаловали, велели ему на князя Лыкова дать оборону». Великие государи велели сказать князю Лыкову: «В прошлом году сказана ему служба, велено быть в товарищах с князем Дмитрием Мамстрюковичем Черкасским: и он, князь Борис, тому ныне год, как приходил в соборную церковь к великому государю св. патриарху Филарету Никитичу и говорил в соборной церкви ему, государю, такие слова, что всякий человек, кто боится бога и помнит крестное целование, таких слов говорить не станет, и наряжался он на государеву службу год. А как службе время дошло, и он для своей бездельной гордости и упрямства и непрямой службы бил челом на боярина князя Черкасского, что ему на службе быть с ним нельзя, что у князя Дмитрия Мамстрюковича нрав тяжелый, и прибыли не чает от того, что быть ему вместе с ним в государевом деле, и тем своим гордостным бездельным челобитьем службу свою отказал, князя Дмитрия Мамстрюковича обесчестил и в государевой службе учинил многую смуту. Потому великие государи указали князю Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому на князе Борисе Лыкове доправить бесчестье, оклад его вдвое, 1200 рублей». Два месяца думали, кем заменить Черкасского и Лыкова, наконец в августе назначили боярина Михайлу Борисовича Шеина и окольничего Артемья Измайлова; войска с ними выступило 32082 человека с 158 орудиями; другие воеводы выступили из Ржева Володимирова, из Калуги, из Севска. Воеводам дан был наказ: неправды польскому и литовскому королю отмстить, и города, которые отданы Польше и Литве за саблею, поворотить по-прежнему к Московскому государству. Воеводы должны были послать сперва легкие отряды резвых людей захватить Дорогобуж врасплох; если не удастся, то идти к этому городу всеми полками, промышлять всякими мерами, но под Дорогобужем долго не стоять, послать тайно грамоты к его жителям, русским людям, чтоб они помнили православную веру и государево крестное целование, государю послужили, над литовскими людьми промыслили и город сдали. Если не удастся взять Дорогобуж скоро, то, оставя под ним меньших воевод, Шеин и Измайлов должны были идти под Смоленск и промышлять над этим городом точно так же, как над Дорогобужем. Поход был предпринят с намерением возвратить Смоленск и Дорогобуж с уездами Московскому государству; поэтому наказано было воеводам, чтоб они, как скоро придут под Смоленск, тотчас отписали в Смоленский и Дорогобужский уезды, к старостам, целовальникам и всяким людям, что они пришли для очищения Смоленска и уезда его к Московскому государству по-прежнему, и потому пусть всякие уездные люди едут к ним в стан с запасами и продают их, как цена поднимет; ратным людям наказать не один раз накрепко, чтоб они ни у кого даром не брали, никого не грабили и не били, уездов не пустошили и уездных и всяких людей теми своими насильствами не разогнали; для сыску над виновными по челобитьям уездных людей выбрать пополам особых судей, которым приказать накрепко, чтоб они по челобитным сыскивали вправду, ратным людям ни в чем не норовили, и самим воеводам надсматривать над судьями.