Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные - Нина Аленникова

Подошла моя очередь, мы с Сашей вышли на сцену. Остро почувствовав на себе лорнетку Марии Гавриловны, я начала свою роль. «Сверчок» сошел хорошо, но «Дикарку» я промазала и исполнила ее гораздо хуже, чем на репетициях. После окончания экзаменов Пиотровский ко мне подошел и сказал: «Ну, тебе не повезло. Мария Гавриловна не любит, когда ее «Дикарку» на экзамене выставляют. Здорово тебя раскритиковала и осталась недовольна твоей прической. Но я тебя отстоял, не волнуйся». Он ласково потрепал меня по плечу и отошел в сторону. Мои нервы были натянуты как струны. Я отошла в сторону и расплакалась. Галя и Женя подбежали ко мне и стали уверять, что все сошло хорошо. Когда же я им рассказала мой разговор с Пиотровским, они уверяли меня, что не стоит обращать внимание на старуху. Обе они были в хорошем настроении, полные надеждой перехода на следующий курс. После окончания всех экзаменов нам прочли результаты. Оказалось, что все мы три должны держать переэкзаменовку осенью. Перешло только семь человек, четверо мужчин и три девицы, конечно Саша Слободской, талантливая Таня Голова и несколько еще других. Остальные имели переэкзаменовки или были уволены.

Наступил обещанный вечер у Ляли. Собралось столько народу, что не хватало стульев и посуды. Френкель играл на пианино. Крокша безостановочно лаяла на все звонки, которые не прекращались. Несмотря на мою переэкзаменовку, меня все поздравляли с переходом на следующий курс и поступлением на гастроли в Малый театр. Шура Залеманов клялся, что будет приезжать к нам с Лялей каждую субботу.

В числе приглашенных оказались Днепров, Юра Григорьев и Прейс; я еще раньше познакомила их с Лялей, встретив в луна-парке. Комнаты у Ляли были небольшие, поэтому всюду расставили столики. За ужином я очутилась между Вовой Днепровым и Шурой Залемановым. Как всегда, к закускам подавались охлажденные водки всех сортов. Залеманов усердно мне подливал, моряк, наоборот, старался удержать меня от лишней рюмки. Он меня уверял, что пришел, только чтобы со мной встретиться. На мое замечание, что скажет Галя, он ответил, что до Гали ему нет никакого дела. Мой новый кавалер меня очень занимал, мне нравилась его здоровая, добродушная наружность, но тенденции остановить мои действия смешили меня. Он явно хотел повлиять на меня. На Шуру он заметно косился и бросал в его сторону недружелюбные взгляды. Во время ужина Шура предложил мне выпить с ним на брудершафт, ведь в детстве мы были на «ты». Ляля, услышав это, очень одобрила, сказав, что это доставит ей большое удовольствие, так как она сама давно с ним на «ты». Мы выпили, по обычаю держа руки наперекрест, изрядно выругались и поцеловались три раза. Мой сосед сидел как на иглах, его все это очень изводило. Чтобы его успокоить, я сказала ему, что Шура – мой друг детства. Рассказала ему, как мы вместе проводили время в деревне. После ужина стало еще веселее, хаос увеличился. Лялина жиличка танцевала какой-то совершенно неприличный танец, мужчины окружали ее; в соседней комнате танцевали; я мельком заметила, что Ляля танцует с Юрой Григорьевым. Вова Днепров мне сказал, что он хочет ускользнуть по-английски, не прощаясь даже со своими товарищами, чтобы их не отвлекать от веселья.

Я пошла его проводить в прихожую; там я выслушала целую тираду. Он говорил, что очень бы хотел меня вытащить из этого омута, но видит, как это трудно. Меня поразили искренность его слов и выражение его лица. Я постаралась ему объяснить, что омут меня ничуть не завоевывает, верчусь я в нем без особой надобности, просто случайно. Моя будущая театральная жизнь неизбежно столкнет меня с различными людьми. Кроме того, это бурное времяпрепровождение – лучший способ не вдумываться в жизнь, в ее цели, пользуясь просто текущим моментом.

Днепров начал мне объяснять свое столь шаблонное мировоззрение о театре как об ужасной, опасной карьере, которая, по его мнению, мне совершенно не подходила. Выслушав его столь категорические взгляды, я сказала, что ничего не хочу менять. Наоборот, подписала контракт на первые выступления в Малом театре на летних гастролях. Его это очень поразило; он откровенно мне сказал, что в таком случае нам нечего встречаться. Мы расстались сдержанно и холодно.

После этого мне не хотелось оставаться в подвыпившей компании, и я сказала Шуре, что хочу удрать. Он молча надел пальто и шляпу и вышел со мной. Против обыкновения, мы взяли извозчика. По дороге он мне сказал: «Тихоструйный Днепр в тебя влюблен и хочет отбить от театра и от всех других». – «Ты ревнуешь?» – спросила я. «Конечно нет, ревность – чувство мне совершенно чуждое, – ответил он. – Ему со мной не поспорить», – добавил он самоуверенно.

Очень просто и легко переехали мы на Сиверскую. Устройство хозяйства было поручено Жене, стащившей из дома всевозможную утварь. Наняли прислугу, симпатичную Марфу, и началась у нас привольная жизнь. Днем репетировали в большом деревянном театре, но по вечерам часто были свободны, так как не во всех пьесах участвовали. Уходили на реку Оредже, спускаясь по откосому побережью, катались на лодке. Северная природа, мало мне знакомая, поразила меня своей красотой. Наша дача находилась на высоком месте. Гуляя, мы часто садились на отвесной скале, любовались голубой извилистой рекой, катившей свои прозрачные воды между живописными, тенистыми берегами. Купаться было еще холодно, майское солнце хотя и светило ярко, но не успело согреть быстротечные воды Оредже.

По субботам, как и обещали, к нам приезжали гости из города: Ляля, Залеманов, Дейтш и прочая компания. Иногда приезжала Мэгге со своим шведом. Горожане привозили ящики со всевозможными вкусными вещами, тогда мы устраивали пикники. Ели, пили и развлекались на лоне природы. Когда мы выступали, наша компания ждала нас в театре. После спектакля бродили по берегу реки, вдыхая свежесть белой северной ночи.

От отца, которому я написала, что намерена все лето остаться на севере на первых гастролях, я получила короткое письмо, в котором он выражал равнодушие по поводу моего решения.

Один вечер был особенно шумный и веселый. Как всегда, были Шура Залеманов, Дейтш, Мэгге с Жоржем Маяшем. Лялю сопровождал ее новый кавалер, граф Орлов. Они привезли несколько бутылок шампанского, большой ящик со всякими яствами. Марфа еле успевала все приготовить, носилась сверху вниз с посудой, которую часто безжалостно била. Настроение было какое-то особенно праздничное, все смеялись, рассказывали новости. Однако среди последних новостей была одна весьма неприятная. Говорили, что надвигается большая угроза войны. Отношения между великими державами очень напряженные, можно ожидать взрыва каждую минуту. Мы недолго останавливались на политических темах и продолжали веселиться от души.