Нет жизни никакой - Антон Твердов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Интересно, — подумал еще Арнольд, — кто смог так ловко охмурить простую душу Ильи? Идет и прямо светится от счастья, что ему доверили тащить эту коробку. А Дарт Вейдер?»
Арнольд перебежал дорогу процессии, пристроился с другой стороны и попытался было заговорить с Вейдером, но тот только мерно переставлял нижние конечности и непроницаемо молчал, покачивая черным шлемом в такт своим шагам.
«Дела… — подумал Арнольд. — Что это происходит?»
Он хотел было произнести этот вопрос вслух, адресовав его кому-нибудь из колонны, но тут сидящий в коробке и до этого издававший исключительно нечленораздельные вопли особенно резво встрепенулся и произнес обращение:
— Друзья мои! — голосом удивительно резким и неприятным, сравнить который можно было только с внезапным милицейским свистком в стылой ночной тишине пользующегося дурной славой микрорайона.
Арнольд вздрогнул и поморщился. Впрочем, тотчас он тряхнул головой и жадно начал внимать словам неизвестного в надежде хоть немного прояснить для себя ситуацию.
— Друзья мои! — верещал неизвестный из-за стенок ящика. — Довольно мы терпели гнет продажного правительства и его подлых наймитов. Мы — сами себе голова! Герои, как говорится, никому не должны давать отчета в своих действиях! И никто не смеет обсуждать действия героев!
— Правильно! — крикнул из толпы кто-то, в ком Арнольд, приглядевшись, узнал героя Французской революции Марата.
— Друзья мои! Неправы те, кто считает, что жестокость героев неоправданна! Герой всегда прав, ибо по определению ратует за справедливость, какой бы несправедливой эта справедливость ни была!
— Вер-рно! — раздался издалека рев Покатигорошка сопровождаемый громоподобной очередью из «максима».,
— Нам тесно в колонии! Нам скучно в колонии! Наша жизнь-после-смерти лишь жалкое подобие той потрясающей эскапады подвигов и приключений, к которой мы готовили себя на Земле!
«А ведь и правда, — подумал вдруг Арнольд, чувствуя, как пронзительные вопли неизвестного ложатся на его пораженное вирусами смерти сердце живоносным бактерицидным пластырем, — он правду говорит. Никак не справиться со скукой. А все почему? Потому что там, где существуют сто героев, одному герою никак не развернуться…»
— А кто виноват в страшной бедности нашего существования? — взлетел к небу следующий крик.
— Правительство!!! — в один голос грохнула толпа.
— Значит, что надо делать?
— Переворот!!!
Услышав это слово, Арнольд подумал, что теперь наконец разобрался в целях, с которыми колонна двигалась к правительственному корпусу. Он окинул колонну испытующим взглядом, увидел в первых рядах весело гарцующего кентавра Борисоглебского и снова запутался, вспомнив, что Борисоглебский исполняет обязанности подручного инспектора Эдуарда Гаврилыча и, следовательно, не должен участвовать в антиправительственных действиях.
— Герои! — завывало в картонном ящике. — Забудьте о своих делах! Сейчас для вас существует только одно дело — переворот! Сейчас вы должны думать только об одном — как вам доказать себе самим и всем окружающим, что вы — истинные герои, а не какие-то там вшивые добропорядочные граждане! Переворот! Переворот!!!
— Переворот! — бесновалась толпа. — Даешь героям — героическое!
— Переворот? — обескураженно проговорил Арнольд. — Как это? Это значит идти против власти? Мне, американскому народному герою, такой поворот событий чужд… Но…
Видимо, из-за того, что усыновленный старухой Аленой Ивановной Арнольд под воздействием воспитания приемной матушки нечувствительно принял в себя частичку великой и загадочной русской души, мысль о перевороте не казалась ему такой уж страшной, каковой она, несомненно, показалась бы ему некоторое время назад, когда Арнольд был круглым сиротой. Теперь, наравне с вполне законными сомнениями, на ум героя Арнольда приходили соблазнительные мысли относительно перспектив, которые в случае, конечно, успеха сулит переворот.
— Переворот!
— Переворот!!!
«Переворот! — эхом отдалось во взметнувшейся душе Арнольда. — Не этого ли я хотел? Зачем мне нужен этот паршивый селезень, на которого меня матушка Алена Ивановна науськала? Переворот — это гораздо круче! Это даже, наверное, круче, чем тот робот-враг, о котором я мечтал. Тем более что для участия в нем нужен не один герой, а много… А если я отличусь в перевороте, то возвышусь среди остальных героев! Герой среди героев — что может быть лучше?!»
Так подумал Арнольд, а когда мыслительный аппарат его целиком усвоил новую идею, Арнольд вскрикнул радостно и приветливо тому гениальному неизвестному, сидящему в картонном ящике, — и выстрелил в воздух из своего ружья.
Только отгремел в воздухе выстрел, как треснула картонная коробка, стенки ее развалились на все четыре стороны одновременно, и на открывшейся площадке над головами всех присутствующих возник большой и пухлый селезень. Уперев одетые в желтые краги крылья в бока, горделиво подняв к небу тяжелый клюв, он стоял, широко расставив ноги, и внезапно поднявшийся ветер свирепо клокотал, запутавшись в складках развевающегося за его спиной черного плаща.
— Вперед, герои!
«Вот лапочка! — умильно подумал Арнольд. — А я-то хотел его изничтожить… И кто я после этого?»
Перехватив покрепче свое верное помповое ружье, Арнольд решительно присоединился к колонне, яростно скандирующей одно слово:
— Переворот!
Потомственный колдун и чародей Никифор назначил встречу Георгию Петровичу на восемь часов утра.
Едва дождавшись семи часов, Георгий Петрович, четыре часа просидевший в прихожей полностью одетым для долгой зимней прогулки, выскочил из дома и побежал к автобусной остановке с такой скоростью, с какой он не бегал никогда в жизни — даже тогда, в тот памятный день его молодости, когда он был застукан парторгом Петровым в складском помещении на ящиках с тушенкой в обществе известной всему комсоставу кладовщицы Забиздулиной. Георгий Петрович до сих пор помнит, как парторг Петров, погрозив молодому Георгию пальцем, направился к телефону .в свой рабочий кабинет, а Георгий, натягивая на ходу штаны, помчался домой — и домчался, успел, — вломившись в квартиру, пролетел мимо юной супруги Нины, схватил телефон и заперся с ним в туалете. Так что, когда неторопливый Петров позвонил и сказал в трубку: «Знаете ли вы, уважаемая Нина, что ваш супруг в рабочее время наших сотрудниц улюлюкает?», Георгий голосом Нины пропищал: «Знаю» — и перегрыз телефонный провод…
Колдун Никифор, оказавшийся одетым в черную рясу довольно молодым человеком с безбородым лицом и ленивыми глазами, встретил взъерошенного Георгия Петровича очень приветливо, попросил не волноваться, а когда Георгий Петрович прямо на пороге расплакался, напоил его каким-то странным на вкус чаем, после одной чашки которого Георгий Петрович успокоился до такой степени, что поведением стал напоминать консервированный овощ.
— Проблема ваша не так уж и страшна, — сказал колдун Никифор, и разомлевший после чая Георгий Петрович согласно кивнул. — Самое главное, берегите свои нервы, а об остальном я позабочусь лично. Барабашка, да? Устраню без проблем. Оплата по договоренности, после констатации положительного результата сеанса. Вас устраивает это?
Георгий Петрович снова кивнул.
— Вот и отлично, — полуприкрыв глаза, проговорил Никифор. — Таксу обговорим позже. Другие услуги потомственного чародея и колдуна интересуют? Для комплекта, так сказать. Устранение барабашки для серьезного специалиста — работа слишком простая. Может быть, вам еще кого-то надо устранить? Грызунов, насекомых, соседей, родственников? За устранение родственников беру полцены, так как услуга среди местных колдунов сейчас очень распространенная.
Георгий Петрович, родственники которого были в свое время удачно устранены естественным путем, отрицательно помотал головой.
— Ну как хотите, — закончил разговор Никифор. — Идите домой и ничего не бойтесь. Я зайду в течение дня.
— Уж пожалуйста, — снова заволновался Георгий Петрович. — Зайдите, не обманите… Я вам и авансик могу оставить… А то нам с женой житья никакого нет… — Тут Георгий Петрович опять не удержался и расплакался.
Колдун и чародей Никифор напоследок едва ли не насильно заставил посетителя выпить еще одну чашечку чая, После чего Георгий Петрович, двигаясь как в тумане, покинул квартиру, вышел на улицу, чуть не погиб под колесами троллейбуса — и оживился немного лишь тогда, когда водитель, свесившись из окна кабины, кулаком дал ему сверху по пыжиковой шапке.
Но несмотря на это, прямо скажем, не особенно приятное происшествие, Георгий Петрович, подходя к дому, обрел прекрасное расположение духа и преисполнился надеждой избавиться от назойливого полтергейста и жить нормально в завоеванной квартире настолько, что даже открыл подъездную дверь какой-то бабульке, чего с ним не случалось вообще никогда.
