Незавершенное дело Элизабет Д. - Николь Бернье

Под его взглядом Кейт почувствовала, как уверенность снова вливается в нее и заполняет трещинки. Дейв хочет, чтобы она сказала «ладно», но этому не бывать.

– Ммм… хммм, – пробормотала она.

Он кивнул и спокойно уселся на ступеньку рядом с ней. Кейт ничего не добавила, а он не спросил.

Через минуту Дейв встал.

– Ребята, через десять минут уезжаем! – крикнул он через лужайку. Подобрал чашку-непроливашку Эмили и смахнул в ладонь крошки, бросив Кейт через плечо:

– Не станешь возражать, если я по-быстрому схожу в душ, а ты пока присмотришь за Эмили? Хочу сполоснуться перед поездкой.

Тон жесткий, но не враждебный. Он уедет, не держа зла, потому что они поняли друг друга. Больше говорить нечего – ситуация ясна.

– Конечно, – ответила Кейт. – У нас прекрасный открытый душ. Там, за углом дома.

– Ничего, если я воспользуюсь тем душем, что в доме?

Удивительно. Что это, застенчивость или привычка к удобству? Ни того, ни другого она от него не ожидала.

– В нашей спальне есть ванная. Через кухню и направо. Чистые полотенца под умывальником.

Кейт проводила его взглядом – Дейв уже не производил впечатления сдавшего и уставшего человека. Он даже не казался похудевшим. Загорелые плечи распрямились; проходя по двору, он поддавал ногою по мячикам с какой-то легкомысленной беззаботностью, плохо вязавшейся с серьезностью только что сказанного. «Я проводила его взглядом до угла – походка у него немного вразвалку, уверенная и твердая, как у ломовой лошади, но лошади, идущей налегке и в охотку. Мне еще подумалось, что, если бы пришлось, он взял бы меня на руки и нес тысячу миль».

Глава 24

13 сентября 1999 года

Сегодня Джона пошел в подготовительную группу. Утренняя программа для трехлеток, три дня в неделю. Я одела его в белую рубашечку, пригладила, побрызгав водой, кудри, и он промаршировал к двери со своей коробкой для завтраков с нарисованным на ней Винни-Пухом, совсем как маленький взрослый с портфелем, весь в ожидании большого события. На глаза навернулись слезы. Когда я пришла за ним, он не хотел идти ко мне (что, наверное, хороший знак), и я стояла в дверях, с Анной на руках, улыбаясь широкой, гордой, идиотской – «Ну, как все прошло?» – улыбкой. Может, он и подходить-то ко мне не хотел из-за того, что я выглядела такой дурехой.

Как быстро все проходит. Знаю, это всего лишь подготовительная группа, но мы уже вступаем в школьное царство. Последние дни я просто задыхалась – так была всем нужна, – но вот теперь он не желает идти домой, и мне снова хочется чувствовать себя нужной. Кажется, только вчера он был младенцем, беспомощно лежавшим в своей кроватке, а я собирала ртуть с пола детской вместе с людьми в защитных костюмах.

18 ноября 1999 года

Не могу поверить! Вытащила ночное дежурство с аукционным каталогом. Сижу в два часа ночи и оформляю страницы с описанием спортивных и оздоровительных услуг. В уголке каждой – иконка, ухмыляющаяся обезьянка.

Времени это занимает больше, чем я рассчитывала. Постоянно отвлекает маленькая карточка на письменном столе, но выкинуть ее не поднимается рука. Обыкновенная записка в три строчки – слова соболезнования по поводу кончины отца. ОН узнал об этом из газеты. Я вижу знакомый почерк, и мое глупое воображение рисует образ более эмоциональный, более выразительный, более зрелый. Пытаюсь представить его растолстевшим и облысевшим. «С любовью, Майкл». Откуда он взялся? Какая любовь, Майкл?

1 марта 2000 года

Завтра у Дейва день рождения. Так хочу посмотреть на его лицо. Машину доставят на платформе. Блажь, но он об этом мечтал: красный «Спайдер» 63-го года выпуска – смотреть, восхищаться, полировать и, может быть, только может быть, – прокатиться. А если не сможет, то хотя бы посидеть на водительском сиденье, в гараже, почитать журналы по гольфу, потягивая пиво, – и это тоже будет замечательно. Он заслуживает подарка. Жизнь слишком коротка, чтобы дожидаться круглых дат.

Пробую снова заняться живописью, увлечься чем-то, не думать о том, что Кейт уезжает. Она горит желанием поскорее перебраться в свой новый дом, который они нашли в Вашингтоне. Я стараюсь быть хорошей подругой, слушаю, вникаю во все детали устройства ее новой кухни с какой-то тупой европейской плитой, которая может все, разве что только не менять памперсы малышам, но больно видеть, как оживляется ее лицо, когда она говорит о переезде.

Итак, я взялась за живопись, расставила холсты на половину гаража и сделала несколько акварелей с видом нашего дворика, хотя зимой там и смотреть особенно не на что. Но потом разглядела сваленные в углу трехколесные велосипеды и игрушечные машинки. Что-то в них напоминало уснувших вповалку детей или животных.

Сейчас заканчиваю работу, которая мне кажется по-настоящему хорошей. Это сценка с площадки, где выгуливают собак, неподалеку от игровой площадки. Дворняжка в окружении стаи породистых золотистых ретриверов. Собачонка совершенно отвратительная, наполовину облезшая и шелудивая, но на лапах – перепачканные в грязи вычурные ботиночки, а на спине – попонка «бербери». Здорово получилось, я и сама это вижу.

Оказывается, одна из мам в подготовительной группе работает дилером в небольшой сети островных галерей. Она выразила желание взглянуть на мою работу. Сама мысль о том, что моя картина может висеть там, настолько меня воодушевила, что я запела сегодня на кухне, когда готовила ужин. Я уже прикидывала, какие работы подойдут, представляла, как все разворачивается дальше, как идет пополнение экспозиции.

Я не так наивна. Понимаю, что моя работа никогда не всколыхнет мир, что меня не пригласят на вечеринку в Национальном художественном клубе. Поднять детей – вот мой самый большой вклад в этот мир. Надя помогает мне смотреть в будущее с этой точки зрения. Но время от времени меня одолевает страстное желание показать свою картину. Может быть, она заставит кого-то остановиться, задуматься и улыбнуться. Может быть, кто-то даже запомнит мое имя и захочет найти другую, мою же.

Или, может быть, однажды в отпуске мою работу увидит в галерее Кейт, или Лесли, или Бриттани, или Реган, и это будет сравнимо с успехом Дейва, когда он добрался почти до вершины таблицы. Внезапное признание, уважение.

10 июня 2000 года

Кейт уехала вчера, забежала только попрощаться. Весь прошлый вечер они переносили к нам продукты из морозильника и укладывали вещи в машину. Эдакое мини-прощание до самой ночи. Они сновали взад и вперед, передавали всякую всячину из холодильника и баллон с пропаном, который не перенес бы перевозки, а я все это с улыбкой принимала. Разумеется, не обошлось без куриных грудок. Еще было какое-то жалкое растение, за которым мне предстоит ухаживать. Последняя загрузка произошла в 10 часов, когда Кейт прибыла с двумя денежными деревьями и золотыми рыбками. Наверное, золотые рыбки – мой крест навсегда. Я стояла на первой ступеньке крыльца под фонарем и даже не стала приглашать, потому что ей все равно еще нужно было вернуться и убрать в доме перед отъездом. В любом случае сказать было уже нечего…

Когда Кейт передавала дерево, Элизабет выглядела совершенно несчастной. Она взяла его и держала перед собой обеими руками, спокойная и серьезная, как девочка у алтаря. Кейт знала, что будет скучать без Элизабет. Невозможно представить такие же теплые, дружеские отношения с кем-то, кто не был рядом с тобой с первых дней материнства. Она будет скучать по их совместным вторникам и четвергам, когда они собирались в полдень на игровой площадке, поддерживая друг дружку на этой нейтральной территории, в промежутках между дневным сном и обеденным временем. А если Элизабет решится на третьего, то Кейт не будет рядом. Она не увидит того, как день ото дня будет расти ее живот, а потом и сам ребенок. Эмоции на мгновение захлестнули Кейт так сильно, что она постаралась закончить все поскорее. Но с замешательством обнаружила, что Элизабет переживает еще сильнее. В неясном свете ее глаза подозрительно блестели. Кейт была свидетелем того, как стойко переносила Элизабет выпавшие ей испытания. Но ей никогда не доводилось видеть подругу плачущей.

«…Все будет уже не так. Женщины в группе будут нести свою высокопарную чушь, и никто не остановит их веселой шуткой, никто не вернет с небес на землю, пусть даже и задев чьи-то чувства. Не будет посиделок с пиццей, когда мужей нет рядом, а бокал вина легко превращается в два. А как она умела имитировать голоса и привычки своего мужа и детей. Стоило ей на что-нибудь обратить внимание – на ребенка, животное, даже на фруктовое пирожное, – как все представало в новом свете.

Все уже поскучнело. Она одной ногой за дверью, и никто не знает, что их ждет».