Партизаны - Ян Лысаковский

Антони решил рассказать все. Тот слушал его внимательно.

— Вы знаете, что нарушаете дисциплину?

— Знаю.

— Знаете, а делаете по-своему, — вздохнул офицер. Он оглянулся и кивнул сержанту: — Марунь, останови какую-нибудь машину для поручника.

Антони хотел поблагодарить, но тот нахмурился:

— Езжайте в свою часть. — А минуту спустя спросил: — Ждала?

— Ждала. Тоже воюет, — похвастал Коваль.

— А ты не будь дураком! — внезапно взорвался офицер. — Воюет… Сделай ей ребенка и пусть едет в тыл. Пусть останется живой…

Неожиданный поворот в разговоре поразил Антони. Он не обиделся на офицера, ибо тот искренне заботился об их любви. Опешил только, так как все эти годы он не думал о Тане как о женщине. Тосковал по милому образу, и только…

Автомашину поймал как раз вовремя. Два советских солдата охотно согласились подбросить его. Быстро проскочили через Люблин. По мере того как Антек приближался к фронту, мысли его все больше сосредоточивались на делах повседневных. Въехали в лес. И вдруг машина резко затормозила. Коваль приподнялся немного и увидел впереди красные огни. Снова контроль? Свет ручного фонарика ослепил его. Около машины стояло несколько разномастно одетых людей.

Шофер, заметно обеспокоенный, спросил:

— Кто вы такие?

— Поляки, — ответил молодой голос.

— Поляки? Хорошо, — обрадовался шофер.

— Выходите! — скомандовал молодой. — Немедленно.

— Зачем? — спросил Антони, прикрывая глаза рукой от света.

— Ого! Тут товарищ в польском мундире. Вылазь!

Их поставили возле машины.

— Послушайте… — начал Коваль.

— Заткнись, — прервал его молодой, — документы!

Ствол автомата уперся ему в бок.

Выхода не было, Антони достал удостоверение. Стоявший перед ним человек передал его другому. И тогда послышался шум мотора.

— Сокол, этих в лес, — скомандовал молодой. — Морды в мешок — и тишина. Остальные по местам.

Внезапно шофер ударил ближайшего к нему человека. Напарник шофера ударил другого. Завязалась борьба, раздалась очередь из автомата. Антони ударил стоявшего перед ним человека, прыгнул за машину. Выхватил пистолет. Незнакомцы переключили внимание на подъезжавшую машину, и это дало возможность Ковалю скрыться. Долго бежал, налетая на деревья, цепляясь за ветви, путаясь в кустах. Стрельба на шоссе затихла.

Набрел на какую-то узкую стежку и пошел по ней, держа пистолет наготове. Кто это был? Немцы? Мундиры польские… Хотя переодеть можно каждого. Но это язвительное замечание в его адрес… Чужие так сказать не могут. Значит, поляки… Видимо, из НСЗ. Если бы не случай, лежал бы сейчас в лесу с пулей в голове.

В нем росла злость. Холера ясная, с кем здесь разводить дискуссии?! Цацкался с этим Рафалом, позволил ему уйти с оружием. Может, тоже нападают на дорогах? Сердобольный коммунист… С реакцией нельзя по-хорошему. Необходимо действовать решительно. Участились случаи сопротивления. Теперь не ограничиваются злобной пропагандой, начинают стрельбу…

Под утро добрался до густого молодого леса, который показался ему довольно надежным укрытием. Решил отдохнуть. Сначала хотел просто посидеть, покурить, но потом усталость взяла верх, и он сам не заметил, как уснул. Проснулся уже после восхода солнца. На иглах сосен сверкали капли росы. Он потянулся, немного помахал руками, чтобы разогнать остатки дремоты. В свете дня лес не казался таким враждебным. Даже ночные события немного утратили свой драматизм. Необходимо пойти в ближайшую деревню, доложить властям, что произошло, а затем возвратиться в полк. И тогда Антони вспомнил, что его документы остались в руках бандитов. Вещмешок — также. Он проголодался, да и махорки осталось на одну цигарку.

Песчаная дорога вывела его на опушку леса. Чувство опасности прошло. Докучала только жара. Он спешил как можно быстрее добраться до какого-нибудь населенного пункта, где была телефонная связь, и поэтому не заходил ни в одну из деревенских изб, которые манили его своей тенью.

Возле перекрестка стоял одинокий двор, окруженный густыми кустами. Когда он миновал его, из зарослей вышли два солдата.

— Руки вверх, быстро, — сказал первый, заходя сбоку и держа оружие наготове.

— Что вам надо? — Пораженный, Антони пробовал протестовать. Однако, увидев решительные лица солдат, понял, что у него нет никаких шансов.

— Идем. — Солдат ткнул его стволом автомата.

Под кустами сидело и лежало чуть больше десятка вооруженных людей. Грязные, утомленные. Некоторые спали. В избе распоряжался молодой капитан в выгоревшем тиковом мундире. Читал какие-то записи.

— Задержали, гражданин капитан, — доложил солдат. Коваль почувствовал облегчение. Нет, это не те…

Капитан повернулся к Ковалю: глаза ввалились, покраснели от бессонницы.

— Опустите руки, — сказал он.

— Что это значит? — резко начал Коваль.

— Спокойно, — усмехнулся капитан, — здесь сейчас такая обстановка, что я предпочитаю сначала заставить поднять руки и только потом спрашивать, с кем имею честь.

— Я офицер.

— Вижу. Прошу документы.

— Нет их у меня. Отобрали…

— Да? — Капитан не переставал улыбаться.

Видимо, он дал своим подчиненным какой-то знак, так как один молниеносно выхватил у Антони пистолет, другой обыскал.

— По какому праву? — Коваль покраснел от возмущения.

— Вопросы буду задавать я, — тихо произнес капитан. — Я всегда предпочитаю вести беседу с человеком, который не обременен тяжестью Оружия. Как ваша фамилия?

— Подпоручник Антони Коваль.

— Антони Коваль? — Капитан сделался серьезным. — Коваль… Ну да. — Он не спеша подошел к окну. Антони в напряжении ждал. — Сегодня уже второй.

— Как это второй?

— Два часа назад был задержан и убит при попытке к бегству подпоручник Антони Коваль. Сейчас лежит в садике. Убил моего солдата. Ночью на шоссе было нападение, погибли люди.

— Знаю, это на нас напали бандиты…

— Вот это мы и выясним, — сухо прервал его капитан. — Увести и хорошо стеречь, чтобы снова не было шуток.

Дело принимало серьезный оборот. А его развязка навсегда осталась в памяти Антони.

Вечером в батальон пришли заместитель командира полка и офицер информационной службы. Самойлов еще не вернулся с передовой, Рыбецкий и начальник штаба заканчивали работу над документами. Коваль сидел рядом и писал политический отчет.

Капитан тяжело сел, провел рукой по усталому лицу, взял написанные Ковалем странички и стал читать. Пришедший с ним офицер, неразговорчивый, невысокого роста, молча сидел в тени. Коваль все время чувствовал на себе его изучающий взгляд.

— Хорошо пишешь, — похвалил замкомполка, — с чувством. Приятно читать.

— Я уже давно подбиваю его написать статью для армейской газеты, — вмешался Рыбецкий. Интуитивно почувствовав напряженность, он попытался разрядить атмосферу.

— И что же? — поинтересовался капитан.

— Не захотел. Говорит, что, не дай бог, его сделают редактором, когда ему больше всего полюбился передний край.

— Действительно, любит, — усмехнулся капитан. — Даже на власть не посмотрел, лишь бы добраться сюда. Да, Коваль?

Узнали… Знают все и поэтому пришли. На что же он сам рассчитывал, словно страус пряча голову в песок? Должны были узнать. Сам назвал во время допроса номер части. Пришли сами, хотя ведь могли вызвать.

— Почему молчишь? — сурово спросил капитан. — Тебя везде ищут, а ты молчишь.

— Я ведь не скрывал, откуда я. Знали и могли проверить.

— Вот тебе и пожалуйста, — вздохнул замкомполка, — теперь это и не его вина! Так говоришь, как будто выбежал в магазин.

— У меня есть приказ арестовать вас, поручник, — в первый раз за весь разговор проговорил офицер из информационной службы.

Коваль побледнел. В комнате воцарилась тяжелая тишина. Ее нарушил очередной вздох заместителя.

— Может, скажешь, что ошибка?

— Нет, не скажу. Я не ребенок. Знаю, что надо платить по своим счетам.

— Не лезь в бутылку. — Голос замкомполка звучал сухо. — Самовольно покинул расположение батальона, потерял документы. Из-за этого погиб солдат. Потом сбежал от власти, которая тебя задержала. Так было?

— Так, но я не убегал. После допроса мне сказали подождать в коридоре. Солдат возле двери ничего не говорил, отдал даже честь. А здесь как раз попалась автомашина из нашей дивизии. Я и подался с ней в батальон.

— Конечно, никому ничего не сказав?

— Да.

— Как ты думаешь, что следует офицеру за такие штучки?

— Так вы уже знаете приговор.

— Знаю, — буркнул замкомполка. — Приказано доставить тебя в штаб дивизии. На штурм Праги пойдешь в штрафной роте, — говорил он резко, потому что старался подавить в себе жалость к Ковалю. Они были вместе в Сельце и под Ленине, а еще раньше в Минске. Командир понимал его и поэтому злился на собственную, как он считал, слабость.