Корона и эшафот - Цвейг Стефан

Людовик: По поводу двух первых пунктов я сделал замечания, которые считал справедливыми. Что касается кокарды, это неверно: в моем присутствии не происходило ничего подобного.

Президент: На празднике федерации 14 июля вы принесли присягу, но не сдержали ее. Вскоре вы сделали попытку подкупить общественное мнение через посредство Талона, который действовал в Париже, и Мирабо, который должен был возбудить контрреволюционное движение в провинциях. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Я не помню, что происходило в эту эпоху, но во всяком случае все тогдашние события предшествовали принятию мною конституции.

Президент: Вы израсходовали на подкуп целые миллионы и даже популярность хотели сделать орудием порабощения народа. Это подтверждается докладной запиской Талона, помеченной вашей рукой, и письмом к вам Лапорта от 19 апреля 1791 года, в котором, передавая вам содержание своей беседы с Риваролем, он сообщает, что миллионы, потраченные вами, не принесли никакой пользы. Уже издавна вы замышляли бегство. 23 февраля Лапорт представил вам докладную записку, в которой развивал план побега; эта записка также помечена вами. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Я не знал большего удовольствия, как давать нуждающимся; это не имеет отношения ни к каким проектам.

Президент: 28 марта толпа дворян и военных наводнила ваши покои в Тюильрийском дворце с целью способствовать вашему бегству; 18 апреля вы намеревались покинуть Париж и уехать в Сен-Клу. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Это обвинение абсурдно.

Президент: Но сопротивление граждан показало вам, как велико было общее недоверие. Вы попытались рассеять его, сообщив Учредительному собранию текст письма, с которым вы обратились к представителям нации при иностранных дворах; в этом письме говорилось, что вы свободно признали представленные вам статьи конституции. И тем не менее 21 июня вы бежали с подложным паспортом, оставив декларацию, направленную против тех же статей конституции; вы приказали министрам не подписывать никаких актов, исходящих от Национального собрания, и запретили министру юстиции выдавать государственную печать. Народные деньги расточались без меры, чтобы обеспечить успех этой измены; она должна была совершиться под прикрытием войск Булье, на которого незадолго перед тем была возложена бойня в Нанси и которому вы писали по этому поводу, советуя ему беречь свою популярность, так как она вам пригодится. Эти факты подтверждаются докладной запиской 23 февраля 1791 года, помеченной вашей рукой; вашей декларацией 20 июня, написанной целиком вами же; вашим письмом к Булье, от 4 сентября 1790 года, и запиской последнего, в которой он отдает вам отчет в употреблении 993 000 ливров, полученных от вас и отчасти израсходованных на подкуп войск, которые должны были вас конвоировать. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Я не имею никакого понятия о докладной записке 23 февраля; что же касается моей поездки в Варенн, то я ссылаюсь на заявление, сделанное мною в свое время комиссарам Учредительного собрания.

Президент: После вашего ареста в Варенне вы временно были отрешены от власти — и все-таки продолжали свои интриги. 17 июля Марсово поле обагрилось кровью граждан. Ваше собственноручное письмо к Лафайету, написанное в 1790 году, доказывает существование преступного соглашения между вами и Лафайетом, к которому присоединился и Мирабо. При таких зловещих предзнаменованиях вы начали сеять раздоры; все виды подкупа были пущены в ход. Вы оплачивали пасквили, памфлеты и газеты, вводившие в заблуждение общество, дискредитировавшее ассигнаты и защищавшие интересы эмигрантов. Записи Септейля[20] показывают, какие огромные суммы были потрачены на эти свободоубийственные деяния. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Событие 17 июля не имеет ко мне ни малейшего отношения; что касается всего остального, мне это совершенно неизвестно.

Президент: 14 сентября вы притворно приняли конституцию и выразили твердое намерение поддерживать ее, и, однако, вы старались уничтожить ее еще прежде, чем она была закончена. 24 июля в Пильнице состоялся договор между Леопольдом Австрийским и Фридрихом-Вильгельмом Бранденбургским, которые обязывались восстановить во Франции абсолютную монархию; вы умалчивали об этом договоре до тех пор, пока он не стал известен всей Европе. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Я сообщил о пильницком договоре, как только узнал о нем сам; к тому же все, что относится к этому предмету, по смыслу конституции касается министра.

Президент: Арль поднял знамя восстания; вы оказали ему содействие отправкой трех гражданских комиссаров, которые своей деятельностью не препятствовали контрреволюционерам, а наоборот, потворствовали им. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Инструкции, которые находились при комиссарах, свидетельствовали о том, какого рода поручения были даны им; я не знал ни одного из них, когда они были предложены мне министрами.

Президент: Авиньон и графство Венессенское были присоединены к Франции. Вы привели в исполнение этот декрет лишь месяц спустя; а за этот промежуток страна была опустошена гражданской войной. Комиссары, которых вы посылали туда одного за другим, довершили ее разорение. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Я не помню, на сколько времени было отсрочено исполнение декрета; впрочем, этот факт не имеет отношения ко мне лично — он касается комиссаров и тех, кто посылал их.

Президент: В Ниме, Монтобане, Менде и Жалесе с первых же дней свободы происходили сильные волнения; вы не делали ничего для подавления этого зародыша контрреволюции до того момента, когда вспыхнул заговор Дюсальяна. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Я отдавал тогда все распоряжения, какие предлагались мне министрами.

Президент: Вы выслали двадцать два батальона против марсельцев, выступивших в поход для подавления контрреволюции в Арле. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Чтобы ответить точно на этот вопрос, мне нужны документы.

Президент: Вы поручили начальство над войсками на юге Вигенштейну, который писал вам 21 апреля 1792 года уже после того, как был отозван: «Еще немного, и я навсегда приведу к стопам Вашего Величества тысячи французов, которые снова станут достойны Ваших добрых пожеланий по отношению к ним». Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Это письмо было написано после его отозвания. С тех пор он не был на службе. Я не помню этого письма.

Президент: Вы содержали на жалованье вашу бывшую лейб-гвардию в Кобленце — это подтверждается записями Септейля; кроме того, несколько приказов, подписанных вами собственноручно, указывают, что от вас получали значительные суммы Булье, Рошфор, Лавогюйон, Шуазель-Бопре, Гамильтон, госпожа Полиньяк[21]. Что вы имеете сказать в свое оправдание?

Людовик: Лишь, только я узнал, что мои лейб-гвардейцы организуются по ту сторону Рейна, я приказал прекратить выдачу им жалования; что касается всего остального, я не помню ничего подобного.

Президент: Ваши братья, государственные преступники, созвали эмигрантов под свои знамена; они набирали войско, заключали займы и вступали в союзы от вашего имени. Вы протестовали против этих действий лишь тогда, когда получили полную уверенность, что не можете повредить их проектам. Ваше соглашение с ними доказывается письмом, написанным рукою Людовика-Станислава-Ксавье[22] и подписанным обоими вашими братьями. Вот это письмо:

«Я написал вам, но только почтой, и поэтому не мог ничего сказать. Нас здесь двое, но мы составляем одно целое, с одинаковыми чувствами, одинаковыми принципами, одинаковой готовностью служить вам. Мы храним молчание, ибо, нарушив его преждевременно, могли бы скомпрометировать вас; но мы заговорим, лишь только будем уверены в общей поддержке — и этот момент близок. Если к нам обратятся от имени этих людей, то мы не станем слушать; если от вашего имени — мы выслушаем, но не свернем со своего пути. Итак, если от вас потребуют какого-либо заявления по нашему адресу, то вы не стесняйтесь. Будьте уверены, что вы в безопасности; мы существуем лишь для того, чтобы служить вам, мы усердно работаем для вас, и все идет хорошо. Даже наши враги слишком заинтересованы в сохранении вашей жизни, чтобы совершить бесполезное преступление, которое окончательно погубило бы их самих. До свиданья. Л.-С.-Ксавье и Карл-Филипп[23]».