Русские боги - Дмитрий Казаков

– Русского народа.

– А Сталин что, не враг? Кто убил больше людей, еще вопрос. Важно, что человек жил на территории России и угодил в ее исторический миф. Ты представляешь тринадцатый век без Батыя? Я – нет. Так что он один из нас, возглавляет какую-то культурную татарскую ассоциацию в Москве. Хватит стоять в дверях с открытым ртом, иди умывайся, и будем есть.

Игорь покачал головой и отправился в туалет.

Когда вернулся на кухню, на столе располагались тарелки, в которых виднелась яичница с ветчиной. Лежал порезанный крупными кусками хлеб, стоял пакет яблочного сока и два бокала.

– Стульев нет, – сказал Сергей. – Есть придется стоя. Или матрасы принести? Сесть, прямо по-татарски.

И он ехидно ухмыльнулся.

Когда поели, Игорь вымыл всю посуду, поставил обратно в стойку, а сковородку оставил на плите.

– Что дальше? – спросил он, пройдя в большую комнату, где Сергей валялся на матрасе и глядел кино на коммуникаторе.

– Как я понимаю, сегодня вечером мы покинем Москву. Больно уж тут плохо стало, неуютно.

– А куда отправимся?

Сергей пожал плечами.

– Кто же его знает? Велика Россия-матушка, всю и за век не объехать. Олег сказал, что позвонит.

– Так это когда будет… – Игорь помялся. – Так что, нам целый день взаперти сидеть? С ума сойдем.

Сергей сел на матрасе.

– Сойдем, не сойдем – это неизвестно, но меня такая перспектива тоже не радует. Можно пойти погулять.

На то, чтобы собраться, у Игоря ушло пять минут. Затем пришлось ждать Сергея. Тот отказался выйти на улицу небритым и почти полчаса провел в ванной, снимая с лица щетину.

Выбрались в подъезд, пешком спустились на первый этаж.

Когда вышли из дома, Игорь обратил внимание на бомжей, сидевших на бортиках песочницы. Их было трое, все грязные, заросшие, одетые не по сезону – в пальто и плащи. На земле стояла большая клетчатая сумка из тех, в каких таскают товар челноки, в дырах виднелось какое-то тряпье.

По рукам ходила бутылка с портвейном.

– Чего ты на них уставился? – спросил Сергей, и в этот момент один из нищих, что сидел спиной, запел.

Низкий, хриплый и очень сильный голос заставил Игоря вздрогнуть:

Твой мир колдунами на тысячи летСокрыт от меня и от света.И думаешь ты, что прекраснее нет,Чем лес заколдованный этот.

– Не может быть, – сказал Игорь. – Нет, этого просто не может быть… Хотя о чем я говорю?

Он невольно сделал несколько шагов к песочнице.

– Чего тебе надо, дядя? – спросил один из бомжей, со спутанной бородищей, глаза его недружелюбно блеснули.

Тот, что пел, замолчал и обернулся. Игорь вздрогнул еще раз, разглядев под щетиной и грязью знакомое лицо. Лицо человека, которого почти тридцать лет назад похоронили всей Москвой, чьи песни слушала вся огромная страна.

– Чего надо? – повторил бородач.

– Бухнуть с нами хочешь? – спросил тот, что пел, взял бутылку и присосался к горлышку.

Глаза у него были пустые, совершенно безумные, напоминали оловянные пуговицы.

– Нет, ничего, – сказал Игорь, отвернулся и пошел прочь.

Бомж вновь запел:

Пусть на листьях не будет росы поутру,Пусть луна с небом пасмурным в ссоре,Все равно я отсюда тебя заберуВ светлый терем с балконом на море.

– Это ведь он? Это правда он? – спросил Игорь, подойдя к Сергею.

– Я тебе уже говорил – не верь глазам своим. – Сергей улыбнулся, но улыбка вышла кривой и жалкой. – Этот… это существо рано или поздно обретет почти всю память Владимира Семеновича. Но случится это не сразу, и случится ли вообще – никто не скажет.

– То есть… пока он ничего не помнит? Не осознает, кто он такой? Ведь прошло много лет.

– Что-то помнит, наверное, – ответил Сергей. – Но это выглядит как обрывки, яркие и бессвязные. Словно сцены из жизни другого человека, неизвестно как попавшие в твою память. Постепенно их будет становиться больше и больше, – он говорил все громче и громче, яростно рубил ребром ладони воздух. В глазах стояла боль, – а потом придет осознание того, кем ты был… Жестокий, тяжелый кризис, во время которого ты как-то пытаешься осознать, почему не умер и как жить дальше…

Сергей вытащил из кармана пачку сигарет, а когда вставил одну в рот, стало ясно, что руки его дрожат.

– Э… я понял, – сказал Игорь и еще раз оглянулся, чтобы поглядеть на бомжей. Портвейн у них закончился, бутылка полетела в сторону, а в руках у бородача появился флакончик с настойкой боярышника. – А Цой… неужели он тоже?

Сергей сумел прикурить только с третьей попытки, глубоко затянулся и выпустил облачко дыма.

– Наверняка те, кто пишут на заборах и стенах домов «Цой жив», не подозревают, насколько они близки к истине. Пошли отсюда, а то, когда я гляжу на них, плакать хочется. Вспоминаю свои первые годы…

И они зашагали прочь со двора, мимо детского садика и сидевших на лавочке бабушек. Те поглядели на двух мужчин с неодобрением, одна даже головой покачала, сказала что-то подруге.

– Почему никто не видит сходства? – спросил Игорь. – Ведь лицо… и голос. Тут, по-моему, невозможно ошибиться.

– Люди видят лишь то, что хотят и готовы увидеть. То, во что верят. Напоминает им бомж с Выхинского рынка известного актера и певца – ну и что? Он же умер много лет назад. И человек начинает думать, что такое невозможно, что ему почудилось, и при втором взгляде сходство уже не так велико. Человеческий разум – гибкая штука, он способен сам убедить себя в чем угодно. Было бы желание.

Из двора они вышли на улицу, а затем и вовсе к железной дороге и неспешно пошли вдоль нее.

– Чего зря ходить? – сказал Сергей. – Тут рядом рынок большой. Пойдем туда, посмотрим, почем нынче фрукты у уроженцев солнечного Кавказа.

– Пойдем, – кивнул Игорь.

Ему было все равно, куда идти, лишь бы двигаться, переставлять ноги, а не сидеть на месте.

Рынок нашли быстро, и, едва окунулись в его шумный водоворот, голова у Игоря закружилась. Он попытался остановиться, сказать, что ему нехорошо, но не смог, и все поплыло перед глазами…

Когда зрение сфокусировалось, обнаружил, что стоит совсем на другом рынке.

Под ногами был не асфальт, а жидкая грязь с двумя неглубокими колеями, рядом находился прилавок, уставленный горшками, а около него крутилась невероятно толстая тетка в цветастом платке. Дальше виднелись другие прилавки, слышались голоса и скрип телег.

Улица, на которой находился Игорь, уходила вниз, к широкой реке, вдоль нее стояли деревянные дома. С воды дул свежий ветер, покачивались стоявшие у пристаней баржи. Выше, на холме поднимались красные стены крепости, виднелась круглая башня, торчали зубцы.

– И чой-то они у тебя все битые? А? – спросила тетка, взяв в руки один из горшков. – Чой-то, а?

– Побойся бога, Матрена, – отозвался продавец, здоровенный, рыжебородый, с хитрыми черными глазами. – Как есть самые лучшие. Сама знаешь, откуда я их вожу, со слободы Кунавинской…

Тетка сказала еще что-то, но Игорь не расслышал, поскольку над ухом у него заорали:

– Пироги! Пироги свежие! С луком и яйцом! С потрохами! Горячие! Налетай, разбирай! Прямо из печи!

Едва не толкнув Игоря плечом, мимо прошел мальчишка с лотком в руках. На лотке лежали пироги, румяные, большие. Один был надломан, виднелась начинка – рубленые потроха.

– Стой, малый! – воскликнул продавец горшков. – Подь сюды! Сегодня они у тебя без кошатины?

Мальчишка улыбнулся, сказал со значением:

– Кошки закончились. Дядя Акакий на собак перешел. А у них мясо нежнее и жил меньше.

Продавец горшков захохотал, в руке его появилась медная монета. Мальчик поймал ее на лету, выбрал с лотка самый большой пирог. Отдал его и пошел дальше, продолжая выкрикивать: «Пироги горячие! Налетай, разбирай!»

– Ну что, Матрена, будешь брать али как? – спросил рыжебородый, откусив кусок от пирога.

– Даже не знаю… – протянула толстая тетка и заглянула в горшок. – Слышал ты, какие новости из Москвы?

– А какие там новости? – продавец горшков сморщился. – Ляхи проклятые в Кремле сидят, чтоб их бесы разорвали. Кто у нас теперь царь и есть ли он вообще – неясно. Говорят, что вороги скоро и до нас доберутся…

– Ох, господи, времена-то какие страшные, – сказала тетка и перекрестилась. – Наказывает нас отец небесный за грехи наши тяжкие. Как бы рати антихристовы по земле не пошли. Ладно, давай вот этот.

И она ткнула в один из горшков.

Донесся негромкий лязг, из переулка вышел невысокий чернобородый мужчина в длинном красном кафтане, а за ним – двое воинов в кольчугах и с мечами у пояса. Игорь глянул в смуглое лицо, украшенное большими карими глазами, и вспомнил, где видел его – в Нижнем Новгороде, в офисе туристической фирмы.

Только тогда Кузьма был чисто выбрит и выглядел куда более солидно.

– Здравствуй, Митрофан, – сказал он, остановившись у прилавка с горшками. – Пришел час деньги отдавать.