Твои фотографии - Торн Мэтт

Элисон. Наверное, по-прежнему сидит одна и переживает после того, что случилось в «Телячьих нежностях». Поразмыслив о происшедшем, он решил, что сам факт того, что она расстроилась, увидев их с Хеленой, — определенно хороший знак, и если перестать заниматься всякой фигней и приложить усилия для того, чтобы сделать ее своей постоянной девушкой, то все получится. Но он по-прежнему сомневался, готов ли к этому. Жить, как сейчас, конечно, нельзя, иначе он, скорее всего, сыграет в ящик. Но ему было слишком страшно представить, что от семейной жизни с Клаудией он плавно перейдет к отношениям с Элисон, особенно при его нынешней слабой психике. Они переспали с ней всего однажды, в понедельник днем в «Телячьих нежностях», в том же самом люксе, где неделей раньше он трахал Джину. Да, все было замечательно и удивительно естественно, и в кои-то веки, он смог кончить до того, как партнерша заскучала, но все равно это было для него как-то непривычно. Не потому что он считал ее какой-то особенно невинной. Просто его удивило, что с ней он почувствовал себя совсем по-другому, словно сделал глоток воды после того, как всю жизнь пил только виски с колой.

Джина. Вот тут уже начинаются сложности. Он понимал, что их связывает нечто большее, чем он пытался изобразить: то, что он смог оставить Элисон и ринулся в Нью-Йорк спасать Джину, все-таки что-то значило. Кроме того, он был по-настоящему оскорблен, когда она не появилась в аэропорту, и рад — хоть и несколько смущен, — когда обнаружил ее в своем доме. Разрыв с Клаудией расшатал все жизненные константы, и теперь, когда он лишился оправдания в виде наличия жены для того, чтобы не переходить с другими женщинами от чисто сексуальных отношений к чему-то большему, ему придется искать новый предлог для того, чтобы держаться подальше от Джины. Самым лучшим предлогом было то, что она ненормальная, хоть Мартин и подозревал, что все ее рассказы о том, как родители хотят упечь ее в психушку, — неправда. Другим предлогом, которым он всегда пользовался, было то, что у их отношений нет будущего. Но, может быть, краткий бурный роман — это как раз то, что ему сейчас нужно.

— Слушай, — заорал сзади таксист, — помоги-ка мне водрузить эту штуку на стену!

Мартин обернулся и оторопел, увидев, как тот пошатываясь, идет на него с огромной лестницей в руках. Он кинулся навстречу, помог ему восстановить равновесие и поставить лестницу на стену дома, не разбив окно.

— Ну, — сказал таксист, — я полез.

Мартин держал лестницу, пока тот не долез до середины и оказался в безопасности. Потом он вернулся ко входу на террасу. Таксист, поднявшись к окну, обернулся и заорал:

— Похоже, это тот, кого мы ищем!

— Почему ты так решил?

— Здесь кто-то есть. Я не вижу ее лица, но она вся в цепях. Он, наверное, ударил ее ножом, а теперь хочет как-нибудь изнасиловать.

И тут Мартин увидел Дженнингса, входящего в гостиную. Он был абсолютно голым, если не считать черной кожаной маски на лице, и держал в руках нож.

— Черт, — закричал Мартин, — у него нож!

— Тогда иди, — сказал водитель, — забери мое ружье у своей подружки, а я спущусь и поищу, чем бы разбить стекло.

Мартин побежал ко входу в дом. Он поразился, видя, как Джина, прищурив один глаз, держит на мушке входную дверь дома.

— Джина, — сказал он, — дай мне ружье.

— Зачем?

Он подошел и взял ее за руку.

— Пожалуйста, мне нужно, пойдем со мной.

Они вместе обошли дом и увидели, что таксист уже занес металлический садовый стул, готовясь разбить двери на террасу.

— Стой! — закричал Мартин.

Таксист замер со стулом в воздухе.

— Что?

— Мы не можем бить двери у него на террасе. А что, если он невиновен?

— Мартин, — сказала Джина, — он разнес твой дом, а ты переживаешь из-за дверей на террасу?

— А, кстати, — сказал водитель, — девушка внутри, может быть, все еще жива.

Он поднял садовый стул над головой и, обрушив его на двери, отскочил, не разбив их, но стекло сотряслось с такой силой, что Дженнингс тут же обернулся. Стащив свою маску и пытаясь одной рукой прикрыть свой пружинисто стоящий член, он вытянул вперед другую руку, останавливая их, и сам открыл двери изнутри.

— Мартин, — ахнул он, глядя на него, — что происходит?

— Это ты разнес мой дом?

— Что?!

Таксист взял ружье из рук Мартина и нацелил его на Дженнингса.

— Для чего тебе нож?

— Что? — тот смутился. — Ну, Мартин, ты же знаешь Джемайму.

Мартин засмеялся.

— Боже мой, только не говори, что вы…

— Это всего лишь игра.

— О чем он говорит? — спросил водитель. — Кто такая Джемайма?

— Его жена. Слушай, Ник, ты должен позволить нам убедиться, что это действительно она.

— Мартин, она… ну, видишь ли, она сейчас в неловком положении. Я не могу разрешить вам подняться наверх.

— Хорошо, — ответил Мартин, — я понимаю, о чем ты. Мы останемся здесь, а ты иди развяжи ее и приходи сюда.

Дженнингс кивнул.

— Хотите чашечку чаю?

— Да, приятель, неплохо бы, — ответил водитель.

— Пожалуйста, все на кухне. Вы справитесь сами?

Дженнингс стал подниматься по лестнице. Водитель дождался, пока тот скрылся из виду, и спросил:

— Ну и что вы думаете?

— У него жена со странностями, — кивнул головой Мартин.

— А ты откуда знаешь? — раздраженно спросила Джина.

Мартин отвернулся.

— Я с самого начала думал, что он невиновен.

— А что, если он солгал, и сейчас убивает там эту женщину? — спросила Джина.

— Он оставил свой нож на столе.

— Ну и что? Может, он ее душит.

— И как он собирается скрыться, если мы все тут сидим и ждем, пока он вернется?

— А лестница?

— Она права. Мартин, иди передвинь лестницу. А я разберусь на кухне. Что ты будешь? Чай?

— Кофе, если есть. Черный.

Таксист кивнул и пошел на кухню. Мартин вышел через дверь на террасу. Было рано, он все еще нечетко соображал, а утренняя прохлада не помогала. Кажется, Дженнингс не сбежал. Взяв лестницу и покачиваясь под ее тяжестью, Мартин отнес ее в глубину сада. Справившись в этой задачей, он снова вошел в гостиную.

— А, Джина, забыл тебе сказать. Обри, раненый парень в такси… он встречается с Хеленой.

— Кто такая Хелена?

— Немецкая девушка. Помешанная на белом порошке. Сказала, что останавливалась у тебя в Челси.

— Ах да, Хелена. Я знаю Хелену. Она сейчас в Англии?

— Да.

Таксист вернулся из кухни.

— Может, кто-нибудь отнесет эту чашку Обри?

— Я отнесу, — сказала Джина.

Она взяла чашку и направилась к входной двери. Таксист передал Мартину чашку с кофе. Тот взял ее и откинулся на спинку дивана.

— Вау, — вырвалось у водителя, когда он, подняв голову, посмотрел на лестницу.

Мартин с трудом выпрямился на диване, чтобы взглянуть на жену Дженнингса, Джемайму. Он понял, почему ее вид произвел на таксиста такое впечатление, и забеспокоился, что скажет Джина, когда вернется. Не удивительно, что почти все самые влиятельные мужчины Лондона поддались чарам Джемаймы: даже сегодня утром вид у нее был такой соблазнительный, что даже изможденное тело Мартина немедленно отреагировало.

— Мартин, — весело воскликнула она, — что здесь происходит?

Он едва смог ответить, потому что все еще созерцал ее роскошное тело. На ней были черные кожаные босоножки на высоких квадратных каблуках, которые представляли собой нечто среднее между обувью порнозвезды и школьницы, и Мартин был уверен, что она надела их специально для секса, вместе с белой рубашкой, через расстегнутые пуговицы которой выглядывали розовые трусики в мелкий черный горошек. Такая откровенная безвкусица привела бы в ужас Клаудию, но Джемайма выглядела в этом наряде замечательно. Ее непослушные рыжие кудри были недавно уложены, а лицо ярко накрашено. Когда она подошла и наклонилась, чтобы поцеловать Мартина, он заметил красные следы у нее на запястьях.

— Кто-то ударил Обри ножом, — сказал Мартин. — Он решил, что это сделал Ник.