Новенький, какую игру ты затеял? (СИ) - Ахмедова Анастасия

Моя семья была из разряда интеллигентов: мы посещали званые вечера, у отца было много друзей, устраивающих подобные мероприятия, ходили в театры, музеи и картинные галереи, соблюдали все правила этикета, да и манера поведения не допускала в доме никаких криков и брани. Я рос в тихой и мирной обстановке, окружённый лаской и заботой.

Мама с детства привила любовь к искусству. Как сейчас помню, подарок на своё двенадцатилетие — гитара, которая стала толчком в принятии решения пойти в музыкальную школу, где меня научили петь и играть не только на подаренном инструменте. Ещё я неплохо освоил фортепиано. Всё в нашей семье было идеальным.

Всё… до определенного дня.

Демиан остановился, тяжело вздохнул и на время прикрыл веки, а когда распахнул глаза снова, то стал мрачнее, морщинка между бровей углубилась. По выражению его лица я поняла, что сейчас начнется рассказ той части из прошлого, которая причинила ему не мало боли и страданий.

— В тот день отец пришёл с работы в ужасном расположении духа, не ладилось с новыми партнёрами. Мама предложила отвлечься, сходить на выставку. Отец всё твердил, что если побудет один, закрывшись в своём кабинете, ему полегчает, но мама знала, его лучше его самого, знала, что таким способом он лишь навредит себе. Отца больше успокаивала смена обстановки.

Она настояла, силком вытащила из дома. Это действительно помогло, они возвращались домой счастливые, наслаждаясь октябрьским воздухом, ночным городом, позабыв о проблемах.

Но, их путь преградили какие-то отморозки.

Они были то ли пьяны, то ли обкурены, требуя денег. Родители отдали всё: деньги, телефоны, дорогие часы, мама даже серьги сняла, лишь бы они оставили их в покое. А эти выродки, разложив наживу по карманам, напоследок пырнули отца ножом, прямо в сердце… Мгновенная смерть.

Демиан напрягся, с силой сжал кулаки — в нём бушевала злость, а я от услышанного прикрыла рот ладонью.

— Их до сих пор не нашли. Эти ублюдки остались безнаказанными.

Он буквально выплюнул последнее предложение, медленно повернул ко мне голову и посмотрел какими-то странными стеклянными глазами, а затем снова уставился на город, продолжая свой рассказ.

— А знаешь, что самое страшное? Когда родной, а самое главное живой человек оставляет под землёй часть себя вместе с опускающимся гробом. Мама закопала бо́льшую часть своей души.

Голос Демиана дрогнул. Он замолк, тяжело сглатывая от нахлынувших эмоций, а я почувствовала как увлажнилась сначала одна щека, затем вторая.

Мне было больно смотреть на него. Разбитого и печального.

— Мама стала другой. Она похоронила жизнерадостную, добрую, заботливую и самое главное любящую женщину. Я думал, это временно, говорят ведь время лечит, а оно калечило её, медленно убивало.

Мама замкнулась в себе. Сын перестал существовать для неё. Она жила в своем мире, полном скорби, горя и самое главное — чувства вины. Она винила себя за то, что не осталась вместе с отцом дома.

Мы поменялись с ней местами, я стал ухаживать за ней: пришлось научиться готовить, потому что мама устраивала голодовки; пришлось найти подработку, потому что она безразмерно тратила деньги на совершенно ненужные вещи, объясняя это тем, что так ей становиться легче, а ведь мне за школу и дом нужно было платить. В дальнейшем и огромный дом пришлось продать за долги, и обзавестись крартирой. Спасибо, хоть до машины отца не добрались, осталась на память

Демиан тяжело вздохнул, и теперь поднял голову к небу.

— Но, как она обещала…лучше не становилось.

Однажды придя со школы, я почувствовал специфический запах, которого отродясь в нашем доме не было. Испуганно вбежал в её спальню и споткнулся, чуть не упав, а этот странный предмет, звонко откатился в сторону. Это была бутылка вина или виски, сейчас и не вспомнить, а мать без чувств лежала на кровати.

И таких дней было много. Мама нашла способ облегчения, на время забыть о своей потере. Только вот она совсем забыла, что не только ей было плохо, не только ей нужна была поддержка. И мы бы справились, без сомнений, если бы она меня не отталкивала.

Да… иногда были дни просветления, когда мама становилась прежней, и мы с ней приятно проводили время, позабыв все печали. Я ей рассказывал о своей жизни, а она о своих мечтах, но таких дней было слишком мало, всё возвращалось на круги своя.

Она вечно повторяла про мир, который стал серым и тусклым, после смерти любимого человека, про любовь, которая по моим наблюдениям стала губительной.

Я становился с годами черствее и грубее, потому что невозможно наблюдать за вечно пьяной женщиной, за её истерическими заскоками, когда она кричала о ненужности моего существования, потому что я слишком сильно похож на отца.

Мои наблюдения вылились в решение стать отрешённым.

Мне не нужна была любовь, мне не нужны были чувства и мир, который они могли открыть. Мне было и так хорошо.

Одиноко… Но хорошо.

Два года личного ада прошли незаметно. Два года одного и того же, пока однажды я не встретил девушку, которая изменила привычный уклад моей жизни, всего одним прикосновением. Она стала лучиком в моей жизни, и одновременно самым большим страхом.

Демиан повернулся ко мне, и посмотрел в упор, своими слегка поблёскивающими глазами.

— Целый год я наблюдал за тобой, Адель, из любопытства, не думая, что оно может вылиться во что-то большее, наивный… Ты назвала меня тогда трусом, я действительно был таким.

Он усмехнулся, но как-то сожалеюще, над самим собой. И теперь продолжил говорить, не сводя с меня глаз.

— Триста шестьдесят пять дней наблюдений за тобой, а потом ты вдруг исчезла, и знаешь что… Это меня взбесило, по-настоящему разозлило.

Весь мой гнев был направлен на мать, потому что из-за неё я боялся своих чувств, из-за неё я боялся менять что-то в жизни. Я был сдержанным, терпел унижения и оскорбления в свой адрес, но в тот день не выдержал, впервые накричал на неё, высказав всё накопившееся в душе. О тебе не забыл упомянуть. Словно сам не свой я крушил, орал и винил её во всём, а напоследок добавил что сбегу, оставлю одну, и плевать что будет, потому что не могу больше смотреть на то, как она губит себя, потому что просто устал.

Она расплакалась. Разрыдалась в голос, всегда сдерживая эмоции внутри, мама лила слёзы, словно из рога изобилия. Видимо, нам обоим нужна была встряска. Я ушёл, напоследок хлопнув дверьми, но утром вернулся. Не мог оставить её.

Не знаю наверняка, мои бурные эмоции помогли изменить её, или диагноз врачей, поставленный накануне, но мама стала прежней. Из неё будто нечисть изгнали. Врачи говорили, что ей осталось не более трёх месяцев, но она оказалась сильнее, и прожила ещё полтора года.

Демиан вымученно улыбнулся, и запрокинув голову, тяжело вздохнул, устремляя взгляд к небу. Воспоминания о родителях давили, выводили на эмоции, он очень сильно их любил.

Его сдержанность и чёрствость, трещали по швам. Сейчас Демиан походил на маленького мальчишку, брошенного и одинокого, нуждающегося в поддержке и любви. Я вытерла слёзы тыльной стороной ладони, и очень медленно приподняла руку, осторожно коснувшись его плеча, отчего он вздрогнул. Посмотрел на меня каким-то странным взглядом и продолжил говорить.

— Полтора счастливых года, мы были настоящей семьёй, как в прежние времена. Кстати, мама постоянно напоминала о тебе, говорила, что сценарию не обязательно повторяться, что у меня иная судьба, что я обязан тебя разыскать. Перед смертью она взяла с меня обещание, что я любыми способами найду тебя, Адель, и дам нам обоим шанс…

Демиан протяжно выдохнул, он как будто скинул с себя тяжкий груз, который давил на него столько лет.

— Теперь ты знаешь всё. Не надо плакать.

Я почувствовала прохладу на своей щеке, Демиан медленно вытер большими пальцами остатки слёз, а затем с наигранным задором и весёлостью произнёс: "У нас свидание или чёрт пойми что?!" Он резко соскочил и схватив за руку, потянул меня за собою.