Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Россия и Запад – это параллельные европейские миры. Они лежат в одной плоскости, но все же не пересекаются. Очень часто в этих параллельных мирах развиваются симметричные экономические и политические процессы. Но протекают они по-разному. Многое из того, что происходит сегодня в России и кажется уникальным, парадоксальным образом является лишь отражением процессов, охвативших всю Европу. Набирающей силу европейской бюрократии противостоит новая правая волна, готовая вот-вот захлестнуть Европу. Левые «антиглобалисты» затаились в засаде до следующего кризиса. А сзади напирают либеральные фундаменталисты, готовые, как напалмом, выжечь политическое пространство всепроникающей политкорректностью.
У Путина в Европе гораздо больше союзников, чем может показаться на первый взгляд. Его политика находит тайную поддержку и у левых, продолжающих симпатизировать ушедшему в небытие СССР, и тем более у правых, атакующих сегодня европейскую демократию под неонацистскими лозунгами. В недалеком будущем мы можем оказаться свидетелями воссоздания «черного Интернационала» под эгидой России и при ее активной финансовой поддержке. Это будет самый наглядный способ убедиться в единстве Европы.
Россия – это своего рода полигон, на котором «обкатываются» методы решения проблем «большой Европы». Так уже было один раз в 1917 году. Во всей Европе тогда обострилась классовая борьба, но только в России она была доведена до своего логического конца и приняла злокачественную форму коммунизма. Для остальных русский коммунизм стал мощной прививкой от радикализма. Переболевшая «детской болезнью левизны» корневая Европа выработала иммунитет и решила проблему путем создания «социального государства». А Россия еще семь десятилетий переваривала коммунизм в себе.
Нечто подобное происходит с Россией и сегодня. Во всей Европе растет национализм и распространяется антиглобализм. Но только в России это движение может приобрести суицидальный характер, обернувшись третьей необольшевистской волной. В этом нет ничего удивительного, как говорил когда-то мой замечательный доктор: «При стрессе в организме всегда звенит самое слабое место». Россия сегодня «больной человек Европы», поэтому, когда в центре Европы падают революционные булыжники, на ее восточной окраине дрожат стекла.
У Запада есть существенное преимущество перед Россией – там помимо либерального фундаментализма и прочих радикалов всех мастей есть устойчивая традиция подлинного либерализма. Поэтому Запад в принципе способен принять вызов и очередной раз трансформировать европейское общество в нечто совершенно новое, не имеющее пока прецедентов в истории. России же, где голоса других «европейцев», кроме «западников», почти не слышны, а голоса «западников» тонут в модном хоре правых и левых радикалов, сделать это гораздо сложнее.
Радикализм легко может снова втянуть Россию в какой-нибудь кровавый эксперимент, из которого дай бог ей выйти живой. Более всего не хотелось бы, чтобы вновь сбылось мрачное пророчество Чаадаева: «Мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для последующих поколений».
Очерк 11
Европейский гамбит России
К политической катастрофе, как правило, приводит безукоризненная цепочка логически выверенных и беспристрастно просчитанных шагов безупречно компетентных людей. Доминирующими тенденциями в интерпретации нового курса Кремля стали психологизм и мистицизм. В той или иной форме большинство критически настроенных граждан склоняется к гипотезе о наиболее острой фазе конфликта с Западом как об «иррациональном выборе» Кремля – не обусловленном никакими объективными причинами волюнтаристском решении, объяснение которого находится скорее в области психоанализа, чем анализа экономического или политического. Расхождения возникают лишь в вопросе о том, как много человек «сошло с ума» – один, целая группа или вся страна.
Однако у конфликта с Западом есть не только субъективные (о чем много говорят), но и объективные причины. Он возник из клубка экономических и политических противоречий в отношениях России и Запада, которые накапливались десятилетиями, не находя своего разрешения, и которые Путин, прижатый давлением Запада к кремлевской стенке, решил разрубить «новороссийским мечом», как гордиев узел.
Спасать Россию – все равно что лечить лихорадку Эбола в Центральной Африке: не так страшен вирус, как невежество. Отношение к противостоянию раскололо общество. Публичные дебаты все больше напоминают кафкианскую дискуссию у постели ракового больного: «прогрессивные» доктора предлагают немедленно убить пациента, чтобы уничтожить опухоль, а деревенские родственники не пускают их к постели умирающего, говоря, что гордятся «самой лучшей на свете опухолью», потому что русскому хорошо все то, что немцу – смерть. Россия тем временем лежит, распростертая между либералами и националистами, как больной на полотнах Гойи.
Хорошей новостью для русских националистов является то, что Россия вовсе не сошла с ума, как это кажется многим порядочным людям, а пытается таким весьма спорным и диким образом защитить свои национальные интересы. И в этом, а не только и не столько в эффекте от деятельности контролируемых властью средств массовой информации кроется разгадка тайны пресловутых «86 процентов», голосующих за власть и «за все хорошее против всего плохого». Списывать послекрымские общественные настроения исключительно на пропаганду – значит заниматься успокоительным и бесполезным либеральным самообманом. Плохая новость для националистов, однако, состоит в том, что затеянный ради национальных интересов конфликт с Западом – это самый неудачный и практически самоубийственный способ их защиты.
Негативное отношение к существующему в России политическому режиму (разумеется, у тех, кто к нему относится негативно) не должно заслонять видение того, что Россия, как и любое другое государство в мире, имеет определенные экономические, геополитические (в том числе военные) интересы, которые не совпадают с интересами других государств, и, соответственно, имеет право предпринимать активные усилия по их защите.
Представления о том, в чем в конкретный момент времени состоят национальные интересы России, о возможных и допустимых способах их защиты, а также об их сравнительной эффективности могут существенно различаться. Но это не значит, что сами по себе национальные интересы России могут быть проигнорированы в рамках общественной дискуссии как нечто второстепенное и несущественное. А именно это сегодня происходит.
Чтобы дискуссия была продуктивной, надо начинать разговор с вопроса о национальных интересах России, а не заканчивать им. Только в этом случае у «докторов» и «родственников» появится шанс услышать друг друга.
Просматривая книги на стенде крупнейшего лондонского магазина Waterstone (мое любимое занятие, когда есть свободное время), я наткнулся на интересную брошюрку по истории Великобритании. Автор перечислял события, которые стали краеугольным камнем формирования национального самосознания современных британцев – кстати, этих событий оказалось не так много, как мы могли бы себе вообразить. Разумеется, все начиналось с Билля о правах. Но было там и создание национальной системы здравоохранения после Второй мировой войны (большевики создали ее в России за несколько десятилетий до этого). Последним пунктом значилась победа в войне с Аргентиной за удержание под британским контролем далеких Фолклендских островов. Это было для меня несколько неожиданно.
Украина всегда была крайне чувствительной, можно сказать, критически важной зоной сосредоточения российских экономических, политических и военных интересов, и имперский синдром, хотя и присутствует в поведении Кремля, отнюдь не является единственным и доминирующим мотивом его поведения. Украина так же важна для России, как Ближний Восток для США, и куда важнее, чем уже упомянутые выше Фолклендские острова для Британии. Можно сколько
