Воин Забвения. Гранитный чертог - Счастная Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то вдалеке отбивал дробь дятел. Сначала этот звук был тихим и как будто вплетался биением сердца в плотную душную тьму, что спеленала Младу, точно излишне заботливая нянька. Но он нарастал, становился твёрже, к нему примешались другие голоса леса: шорох ветвей и травы, постанывание сосновых стволов и полусонное чириканье пичуг. Похоже, светало. В ноздри постепенно пробивался свежий, чуть влажный воздух. А во рту пересохло, гортань слиплась, казалось, намертво. Млада сглотнула липкую слюну и поморщилась, пошевелила неудобно вывернутой рукой – вроде, не сломана.
А затем уже загнанными до самых костей гвоздями напомнили о себе ранения. И в темени словно забилась деревянная колотушка. Млада пошевелилась снова. Села, упираясь здоровой рукой в сырую, прохладную землю. И открыла глаза. Всё вокруг покачивалось и плыло, перед взором вздрагивали цветные пятна. Штанина прилипла к раненому бедру, насквозь пропитанная кровью, в правом плече торчал солидный обломок древка стрелы. Сам же наконечник засел чуть наискось и как будто резал плоть изнутри. Зазубренный – доставать будет сложно и болезненно.
Млада посидела немного, пока не замерла круговерть леса, отыскала рядом на земле меч и попыталась встать. С первого раза не вышло. Она ругнулась, собралась с духом и попробовала снова. Покачнулась, схватилась за шершавый ствол сосны, ругнулась ещё раз – крепче. Сил почти не было – видно, потеряла прилично крови. Но сейчас раны были только чуть влажными. Она, спотыкаясь и кленя вельдов, поковыляла из низины на тропу. По пути заметила брошенный Галашем пустой тул и тут же – лук. А потом нашла и самого стрельца: он лежал ничком в траве, всё ещё сжимая в руке топор. И даже сквозь мутную пелену Млада видела – не дышит. Но она упрямо опустилась на колено и перевернула кметя на спину. Спереди он был иссечен точно стальным бичом. Мёртвые глаза неподвижно смотрели в пустоту.
В таком же виде нашлись на тропе Надёжа с Невером. Следопыт, похоже, держался и отступал дольше всех, а потому пострадал сильнее. В его спине торчали две стрелы с бурым оперением. Млада невольно опустилась рядом с ним – коленями в намешанную с кровью, вздыбленную грязь.
Паршиво. Как же паршиво всё вышло.
Она замерла, держась за раненое плечо, глубоко дыша, стараясь побороть давящую изнутри дурноту. И только несколькими мгновениями позже осознала, что кололо её неестественностью, чуждостью произошедшего больше, чем гибель трёх сильных кметей.
Вокруг не было ни одного тела вельдов.
Млада осмотрелась раз и другой – и верно. Всё походило на то, будто кмети в безумии зарубили сами себя. Неужто вельды оказались столь заботливы, что забрали тела собратьев в лагерь? Быть того не может! Но другого объяснения не находилось.
Ну и пёс с ними.
Млада медленно поднялась на ноги и, пошатываясь, снова ушла вглубь леса. Она и хотела бы убрать с тропы мёртвых кметей, но в первую очередь нужно было заняться собственными ранами. Сваленные в кучу дорожные мешки нашлись на том месте, где их оставили. Млада взяла свой, порылась в нём и перво-наперво крепко перетянула раненое бедро, скрутив чистую тряпицу жгутом. Для начала достаточно.
В мешке Надёжи она нашла запасной нож. Побродив по округе, нарезала с молодых сосёнок достаточно сухих веток. А потом не без труда развела костёр в том самом овраге, откуда недавно стрелял Галаш, не слишком заботясь, что её могут заметить с тропы. Нападут – всё равно одной не выжить. Если же тащиться далеко в лес – можно потерять силы. А там и заплутать. Тоже мало хорошего в её-то нынешнем состоянии, когда гудящая от удара голова была почти пуста, разум только вяло отзывался редкими мыслями, а ноги подкашивались едва не на каждом шагу.
Млада чуть посидела в тепле и, согревшись ровно настолько, чтобы бойчее шевелились заледеневшие пальцы, достала мешочки с перетёртыми в порошок травами: тысячелистником и зверобоем. Обстругала и расщепила на одном конце тонкую осиновую веточку. Сжав зубы, медленно, воткнула её в рану на плече – вдоль древка, чувствуя, как раздвигается пробитая мышца. Снова поплыло всё перед глазами от боли; потекла кровь. Млада перевела дух, одними губами произнося проклятия. Тонкой полоской ткани она крепко примотала веточку к древку, зажмурилась и дёрнула.
Вмиг её прошиб пот, а затем и озноб. Дыхание застряло в горле вместе с глухим криком. Окровавленный обломок стрелы – благо, вместе с наконечником – выпал из ослабевших пальцев.
Млада уняла скакнувшее в галоп сердце, присыпала рану порошками из трав, чтобы не воспалилась и быстрее заживала, а затем перевязала чистой тряпицей, насколько возможно это было сделать одной рукой. После этого занялась бедром – оно пострадало гораздо меньше.
Донельзя измученная, она переоделась в запасные рубаху и штаны, с сожалением глянула на дыру в почти новом нагруднике из плотной дублёной кожи, купленном в Ариване перед отбытием на север. Его изготовил мастер, с которым Младу познакомил в своё время Наставник. Как раз перед тем, как покинуть её. Будто знал, что умения старого ариванца ей ещё пригодятся.
Запив завтрак глотком воды, Млада затушила костёр и снова двинулась к тропе. Тело сопротивлялось, требовало оставить в покое, но нужно было заставить его работать. Иначе так ляжешь – и никогда больше не сдвинешься с места.
Закусывая от боли губу и потея, точно раб в копях, Млада оттащила тела кметей с дороги, укрыла за кустом можжевельника, привалив найденным поблизости лапником. Взяла из их мешков только воду и еду – остальное оставила в том же схроне. Мысленно она обещала себе, что расскажет на обратном пути старосте Садко о том, где искать погибших парней. И попросит провести обряд погребения честь по чести. Они это заслужили.
