Русская фантастика – 2016 (сборник) - Светлана Колесник

Рулет-Бакстер лежит на спине. Воздух из его рта вырывается с тонкими всхлипами. Слим наводит пистолет и стреляет в середину залысого лба, потом присаживается на корточки и ощупывает карманы пиджака. Он, конечно же, здесь – предсектор, похожий на «Оракул-бонус». Для того чтобы увидеть глубокие слои протосценария, нужно ввести пароль… Рассчитывая нештатку, оракул предсказал все, кроме одного. Загодя зарывая пистолет, киллер никак не ожидал, что объект приедет сюда сам. Что ж, на то оракул и с бонусом…

Слим прячет предсектор в карман, еще раз обводит взглядом поляну с разбросанными телами, затем размахивается и швыряет «беретту» в серую путаницу кустов.

За ближайшими деревьями фургон с погашенными фарами, тот самый, в котором везли Слима, рядом с фургоном бронированный джип, рядом с джипом байк. Никакого байка в сценарии не было, но оказия очень кстати. Слим нахлобучивает на голову шлем, поворачивает оставленный в замке ключ и прыгает в седло. Мотоцикл рвет с места, оставляя позади поляну с ямой и трупами. Адьес, ребята. Приятных сновидений…

Он проснулся после полудня. До встречи с Тараканом оставалось меньше двух часов. Следовало поторапливаться, но, прежде чем приготовить кофе, Слим наскоро просмотрел сайты новостей. О смерти Рулета трубили все крупные агентства. Виновник информационного переполоха удовлетворенно хмыкнул и принялся за завтрак. Уже перед самым стартом он заглянул в предсектор, запущенный на просчет сегодняшнего дня. Полицейской засады у подъезда, судя по всему, не предвиделось, и Слим со спокойной душой вышел из квартиры.

На улице было солнечно, сновали пешеходы и машины. Теплый ветерок и птички. Постепенно приходя во все более приподнятое настроение, Слим доехал до Клаус-Центра, в первом же из банковских автоматов проверил кодовый счет и, убедившись, что клиент перевел гонорар, обналичил нужную сумму. Там же, в кабинке банкомата, Слим еще раз просмотрел изменения в протосценарии. Теперь на экране значилось: «Уже завтра я стану тебе не нужен…»

– Ну-ну, – неловко пробормотал киллер, пряча гаджет в карман. – Не стоит так трагично, старичок, ведь ты всего лишь устройство.

До Зентерплатц Слим добрался пешком. Помахивая серым пакетом с деньгами, он побродил между маленьких фонтанов, затем двинулся к центральной части площади. Ровно в три он остановился перед скамейкой, на которой сидел костлявый молодой мужчина.

– Разрешите? – улыбаясь, проговорил Слим.

Таракан молча сдвинулся к краю скамейки, и Слим опустился на сиденье. Свой серый пакет он небрежно поставил рядом с почти таким же, уже стоявшим на скамейке, затем откинулся на спинку и, щурясь, принялся наблюдать за игравшими между скамеек детьми. Спустя некоторое время, все так же не произнося ни звука, Таракан встал, подхватил пакет Слима и зашагал прочь. Слим подождал пару минут и тоже поднялся. Пакет Таракана был восхитительно увесист.

Тихо насвистывая, Слим шел в сторону автомобильной стоянки. За спиной звонко щебетали детишки, молодая мамаша, сюсюкая, склонялась над самоходной коляской, парень в игровых очках увлеченно тыкал пальцем в экран компифона. Губы Слима сами собой раздвигались в широкой улыбке.

– Простите, мистер, – проговорила красивая мамаша. – Вы не подскажете?..

– Что? – продолжая улыбаться, спросил Слим и в следующий миг увидел перед самым лицом миниатюрный ствол «вырубалки».

Тупая деревянная боль пронзила грудь и шею. Слим рванулся, роняя пакет, но сбоку на него кинулся парень в игровых очках, что-то толкнулось сзади в немеющие колени. Цветная мозаика брусчатки, переворачиваясь, ударила по щеке. Слим судорожно разинул рот и потерял сознание.

Стул накрепко привинчен к кафельному полу, руки зафиксированы сзади, где-то за металлической спинкой. Тугая лента наручников стягивает запястья. В голове еще шумит от недавнего химического рауша. Слим медленно шевелит шеей. Седоволосый человек с жесткими чертами лица вежливо улыбается ему с другой стороны стола. Слим сглатывает густую слюну.

– Ну что ж, сынок, – говорит седоволосый, – похоже, ты серьезно влип.

– Я вам не сынок, мистер, – непослушным ртом говорит Слим. – И я этого так не оставлю.

Седоволосый добродушно качает головой.

– Напрасно волнуетесь, мистер… – Он заглядывает в настольный терминал, – Перэн. Моя фамилия Штольвиц. Старший инспектор Штольвиц. Как видишь, мы уже навели о вас справки.

– Я буду жаловаться.

– Имеешь право, – равнодушно соглашается инспектор. – В соседнем кабинете твой дружок Йозеф уже дает показания.

– Какой еще Йозеф? – упрямо говорит Слим.

– Тот, который передал тебе краденый прототип. Ты по уши в дерьме, сынок. Мы давно знали, что в корпорации происходит утечка, просто не могли поймать крысу. Чертовски сложно просчитать ходы человека, когда он просчитывает твои с той же степенью разрешения.

– Дудки, – Слим криво улыбается. – Ничего не докажете. На том, что лежит в пакете, по-любому нет моих пальцев.

Штольвиц серьезно кивает:

– На том действительно нет, зато есть на этом.

Пристально глядя на Слима, он выкладывает на стол предсектор, как две капли похожий на «Оракул-бонус». Слим невольно нагибается вперед и читает с экрана гаджета: «Уже завтра я стану тебе не нужен, потому что завтра ты будешь в тюрьме».

– Мы взломали пароль, – говорит Штольвиц. – Там достаточно улик, чтобы засадить тебя до конца дней.

Слим резко выпрямляется.

– Надо было еще раз прочесть сценарий перед площадью, – сокрушенно говорит он.

Запираться дольше не имеет смысла.

Инспектор качает седой головой:

– Ошибаешься, сынок. Сценарий достроился потом, после твоего задержания… По информационному факту. Упреждения не было.

– Ерунда, – бормочет Слим. – Откуда взялся спецназ на площади, если вы не считали протосценарий?

Штольвиц слегка жмет плечами:

– Группу вызвал я, когда заметил твоего дружка, Йозефа.

– А как же вы сами оказались на Зентерплатц?

Губы старшего инспектора растягиваются в тонкой сардонической усмешке:

– Интуиция, сынок… Просто интуиция.

Вячеслав Бакулин

Страж

Но стало ясно,

что не было счастья

владельцу богатства,

казны курганной,

ибо и воин

погиб в сражении,

и страж сокровищ

не смог избегнуть

возмездия в битве.

Я слышу рог. Его трубный голос, исполненный ликующего предвкушения битвы и дерзкого вызова, столь силен, что для него не помеха ни лиги лесов и холмов, ни завывание северного ветра с моря, ни гранитные стены моей крепости. Рог трубит, трубит не переставая, и с каждым мгновением звук все отчетливее, все громче. Все неотвратимее. И хотя перед моим взором лишь неровная стена сокровищницы, по которой мечется свет чадящих факелов, я отчетливо вижу и этот рог – тяжелый, витой рог дикого тура, оправленный в черненое серебро, передаваемый от отца сыну, от отца сыну и так – от начала времен, – и руку того, кто его сжимает. Да и самого его вижу я, хотя нестерпимый, сводящий с ума блеск сокровищ ослепляет даже мои никогда не мигающие глаза с узкими вертикальными зрачками, похожими на ножевой разрез, заполненный черной, запекшейся кровью. Да, я вижу тебя, мой скорый враг, хотя и не знаю, какого цвета твои волосы и глаза, какого ты роста и сколько зим ты встретил на своем веку. Какое мне дело до того, что за оружие ты сжимаешь в руке, ткань или сталь покрывает твое тело? Даже имя твое – лишь несколько звуков, что скоро сотрутся из людской памяти, а в лучшем случае его переврут сказители и певцы, развлекающие гостей холодной зимней ночью. Я вижу главное – древний рог и ярко-алый язычок пламени, в котором без следа сгорает любая скверна. Который не загасить водой всего мира. Который может потягаться даже с блеском бесценных самоцветов, что раскатываются под моими ногами как перезревшие орехи, – бессмертную, мятежную душу героя. Немногие, очень немногие могут увидеть ее такой. Я – могу. Потому что когда-то – часы или столетия назад – я был таким же…

Я слышу рог. Его голос, что сейчас накатывает на меня со всех сторон, точно морские волны на скалистый берег, чуткими пальцами прикасается к чему-то в моей душе, чему нет названия. И прикосновения эти вызывают к жизни странные, причудливые, нереальные видения, сопровождаемые прекрасной, чистой музыкой. Я прикрываю глаза и слушаю ее, слушаю, упиваясь каждой нотой, точно драгоценным старым вином. И – смотрю.

Первый луч солнца – добрый, дружеский поцелуй, едва задевший щеку лежащего в колыбели…

Первые слова – «мама»: любовь, ласка, тепло, «папа»: сила, восхищение, защита…

Первый снег – белоснежное покрывало, укрывшее все вокруг, искрящееся на лапах елей и хрустящее под ногами…

Первая история – чарующая, заставляющая замирать дыхание и сладко сжимающая сердце, делающая такой короткой самую долгую ночь…