Сцены частной и общественной жизни животных - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, эта галантная прогулка начинающего фельетониста оказалась последней. Несмотря на свое имя, Пистолет не был создан для того множества трудов, оскорблений и клевет, из которых соcтоит литературная жизнь. Он был всего-навсего очаровательный и резвый Спаниель, исполненный радости и любви, глядящий на жизнь восторженным взором и призванный быть бравым Псом без предрассудков. Он ненавидел распри партий, обольщения самолюбия, междоусобицы театрального люда. Он явился на свет не для того, чтобы все критиковать, но для того, чтобы всем наслаждаться. Ничего он так не чуждался, как поисков неверного лая в концерте и неверных интонаций в тявканье ему подобных, ложных красок в оперении Птицы и ложных шагов в поведении Оленя, убегающего в чащу. Он любовался жизнью, движением, внешним миром. Он любил Животных по-братски, потому что не уступал им ни в силе, ни в доброте, ни в красоте, ни в отваге. Он любил Людей как они есть, потому что никогда не видел от них ничего кроме ласк и лакомств, заботы и сухариков. На беду, судьба поместила его в дом Литератора и помимо воли несчастный Зверь узрел вблизи то исключительное существование, которое кажется столь блестящим всем, кто наблюдает его издали[419]. Прибавьте к этим ежедневным печалям разочарования первой любви, измены актерок, которых Пистолет уверял в нежных чувствах, и вы поймете, отчего им постепенно овладела та роковая меланхолия, которая только что свела его в могилу. Пистолет, подобно величайшим поэтам, скончался от скуки. И он тоже умер со словами: «Здесь что-то было!»[420] Между тем это что-то было не чем иным, как благородным инстинктом охотника, нюхом Ищейки, помогающим отыскать хищного Зверя, ретивой бдительностью Гончей, неутомимым терпением Легавой, – всеми теми добродетелями, которые так необходимы на осенней охоте. Таковы были инстинкты благородного Животного; однако, вопреки природе, этого охотника превратили в фельетониста, из этого Нимврода сделали аббата Жоффруа[421], этому Зверю, призванному мчаться по лесу Шантийи следом за двадцатилетними принцами[422], поручили cтрочить доносы о театральных делах и закулисных интригах. Пистолета убила скука; он умер от горя и бедствий, умер как последний из фельетонистов. Когда бы он мог гоняться за рогатыми Оленями, а не за комедиантами, изображающими рогатых мужей, он был бы сегодня в таком же добром здравии, как вы да я.
Львица
Галоп в танцевальной зале Мюзара
В этот момент в Человеке обнаруживается такое множество звериных страстей, что сомневаться в его близости к нам становится уже невозможно
На деньги, собранные друзьями начинающего критика, будет поставлен надгробный памятник с самой простой надписью: «Здесь принимается подписка». Правда, до сей минуты мы еще не собрали и половины франка на возведение этого монумента. Неудивительно: ведь наш друг Пистолет всех хвалил и никого не обидел; у него было так мало врагов и так много друзей!
Но еще дешевле, чем самый скромный памятник, стоят надгробные вирши. Вот двустишие, которое сочинил на смерть Пистолета поэт нашего времени г-н Дейё[423], оплакавший его как писатель и как охотник:
Жизнь всех людей в наш век похожа на охоту:Они шумят, но им работать неохота.
Примечание издателяПУТЕШЕСТВИЕ АФРИКАНСКОГО ЛЬВА В ПАРИЖ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО[424]
Глава первая, из которой выясняется, какие соображения высшей политики вынудили принца Лео отправиться во ФранциюУ подножия горы Атлас[425], в пустыне, лежат владения старого и хитрого Льва. В юности он много путешествовал и добрался до Лунных гор[426]; он побывал в Берберии, в Томбукту и Готтентотии, повидал республики Слонов и Тигров, Бушменов и Троглодитов[427], все они поставляли ему дань, а он не доставлял им особых неприятностей; Бараны начали блеять у него в пасти, только когда под старость зубы его притупились. Эта бескрайняя снисходительность снискала ему прозвище Космополит, или Друг всех на свете[428]. Воссев на трон, он пожелал основать Львиное правосудие на восхитительной аксиоме: «Кто глотает подданных, глотает знания». Посему он слывет одним из самых образованных монархов. Что, впрочем, не мешает ему ненавидеть литературу и литераторов. «Они запутывают еще сильнее то, что запутано и без них», – говорит он.
Но, несмотря на все его старания, народ желал учиться. Жители пустыни показали грозные когти. Возроптали не только подданные Космополита, но даже члены его собственного семейства. Юные Когтистые Высочества упрекали отца в том, что он запирается вместе со своим фаворитом, огромным Грифоном, и пересчитывает свои сокровища втайне от всех.
Старый Лев много говорил, но мало действовал. Меж тем под львиными гривами зрела смута. Время от времени Обезьяны, засевшие в ветвях, затевали обсуждение опасных тем. Тигры и Леопарды требовали деления добычи поровну. Наконец, раскол в массы здесь, как и повсюду, вносила проблема мяса и костей.
Уже много раз старому Льву приходилось употреблять все силы для того, чтобы подавлять народные волнения с помощью среднего класса – Псов и Шакалов, которые продавали свои услуги совсем не дешево. Космополит, слишком старый, чтобы воевать, хотел окончить жизнь в покое, или, как говорится на львином языке, умереть в своем логове. Поэтому шатания трона приводили его в задумчивость. Когда Их Высочества Львята слишком сильно его раздражали, он урезал им рацион и брал их измором; ибо в путешествиях он узнал, что пустой желудок смягчает нравы. Увы! на какой только зуб он не пробовал этот вопрос. Видя, что брожение умов в Львивии грозит опасными последствиями, Космополит решился на меру весьма передовую для Зверя, но ничуть не удивившую чужестранных министров, хорошо знавших все уловки, какими он славился еще в юности.
Однажды вечером, сидя в кругу семьи, Космополит зевнул несколько раз и произнес нижеследующие мудрые слова: «Поистине я стал слишком стар для того, чтобы все время таскать на шее жернов, именуемый королевской властью. Грива моя поседела за эти годы, голос охрип, состояние истощилось, и все без толку. Я вынужден раздавать кости всем, кто именует себя опорой моего царствования! И если бы по крайней мере от этого была польза! Но ведь все кругом ропщут. Не роптал один я, и вот теперь эта напасть: я болен! Быть может, лучше мне все бросить и отдать скипетр вам, дети мои! Вы молоды, вы сумеете завоевать расположение молодежи и сможете избавиться от всех недовольных Львов, выпроводив их искать побед».
Тут Его Львиное Величество вспомнил молодость и затянул львиную «Марсельезу»:
Вперед, вперед, острите когти!И грива дыбом пусть стоит!
– Батюшка, – отвечал юный принц, – если вы склонны уступить воле нации, я открою вам, что Львы во всех концах Африки, возмущенные бездействием Вашего Величества, готовятся уже поднять бурю, грозящую потопить государственный корабль.
«Ага, негодник, – подумал старый Лев, – тебя поразил недуг наследных принцев, ты спишь и видишь, чтобы я отрекся от власти!.. Сейчас мы тебя успокоим!»
– Принц, – продолжил он уже вслух, – нынче правителю нужна не слава, а ловкость, и чтобы вас в этом убедить, я хочу поставить вас у кормила власти.
Эта весть тотчас облетела Африку и произвела повсюду неслыханный переполох. Никогда еще в пустыне ни один Лев не отрекался от власти. Некоторые были свергнуты узурпаторами, но никому не приходило в голову покинуть трон по доброй воле. Поэтому, за неимением прецедентов, церемония могла считаться недействительной.
На заре Большой Пес, командир стражников, в парадном мундире и при полном вооружении, выстроил свою гвардию в боевой порядок. Старый король уселся на трон. Над ним красовался его герб – Химера, убегающая от кинжала[429]. Все придворные Индюки встали в ряд, а главный Грифон принес скипетр и корону. Космополит благословил своих Львят и вполголоса обратился к ним с примечательным напутствием – единственной вещью, которую он согласился им даровать, поскольку сокровища свои он предусмотрительно оставил при себе.
– Дети, – сказал он, – уступаю вам мою корону на несколько дней, попробуйте понравиться народу, а я на вас посмотрю.
А затем, обернувшись к придворным, он крикнул вслух:
– Повинуйтесь моему сыну, он получил от меня необходимые указания!
Лишь только молодой Лев встал у кормила власти, он подпал под влияние львиного юношества, чьи чрезмерные притязания, доктрины и рвение, впрочем, вполне соответствовавшие образу мыслей львиных принцев, привели к отставке всех прежних королевских советников. Все подданные захотели продать принцам свои услуги. Мест при дворе оказалось куда меньше, чем законных притязаний; образовались недовольные, которые стали искать поддержки в рядах умных масс[430]. Началась смута, юные тираны поняли, что все валится у них из лап, и скрепя сердце были вынуждены прибегнуть к опытности старого Космополита, который, как нетрудно догадаться, сам разжигал недовольство в народе. Поэтому за несколько часов мятеж был подавлен. В столице воцарился порядок[431]. Засим молодые Львы приложились к царским когтям, а при дворе устроили большой праздник в честь возвращения к старому порядку, якобы по воле народа. Молодой принц, обманутый этой сценой из высокой комедии, возвратил престол отцу, а тот взамен возвратил ему свое расположение.
