Голова путешественника. Минута на убийство (сборник) - Николас Блейк

– В чем дело, Найджел? Вы же не хотите сказать, что это был тот макинтош, который нашли на теле, правда? У меня тоже есть один, и он висит на вешалке в прихожей.

– Нет. Дело не в этом. Был на вас макинтош, когда вы ходили гулять?

– Я… да, думаю, был, – ответил Роберт, но с меньшей уверенностью, чем раньше.

Снизу, со двора, донеслось бешеное дребезжание велосипедного звонка.

– Видите ли, – медленно говорил Найджел, не сводя глаз с Роберта, – это объяснило бы все: и почему этот парень на улице видел вас без четверти час, и как был убит Освальд, и почему, и кем – о, все на свете, если только…

По лестнице застучали шаги, и громкий голос позвал:

– Папа! Папа!

– Если – что? – спросил Роберт Ситон с такой заинтересованностью, какой Найджел никогда еще не замечал у него.

– Если только это был не ваш макинтош – тот, который…

Найджел не успел договорить фразу до конца, когда дверь с шумом распахнулась, как от мощного порыва ураганного ветра, и Ванесса, розовощекая, с развевающимися волосами, запыхавшаяся, но безумно гордая, возвестила:

– Папа!.. Я нашла… Мару!

Прощание с розами

Через несколько минут Блаунт умчался на своей машине в Хинтон-Лейси. Вот что рассказала Ванесса. Рано утром она поехала в деревню на велосипеде за курами, которых заказывали у Пола Уиллингхэма. Пока птиц ощипывали, она ждала в гостиной. Она сидела там в большом кресле и считала деньги, и вдруг увидела, что не хватает шестипенсовика. Девочка подумала, что он мог завалиться в щель между сиденьем и боковиной кресла, сунула туда пальцы и вытащила… не шестипенсовик, а женский носовой платок. Она узнала платок Мары. В этот момент в комнату вошел Пол Уиллингхэм; он довольно бесцеремонно отобрал у нее платок и объяснил, что Мара, наверное, оставила его, когда в последний раз была у него в гостях. Ванесса спросила, когда это было, и Пол ответил, что недели две назад. Но Ванесса знала, что этот платочек был куплен дня за два до исчезновения Мары, потому что Мара тогда показывала его Ванессе.

Снедаемая любопытством и детективным азартом, Ванесса тут же решила действовать. Она взяла кур, заплатила за них, сложила в велосипедную корзинку и уехала. Но доехала она только до деревенской гостиницы, где оставила велосипед, а сама, призвав на помощь весь свой скаутский опыт, вернулась на ферму Уиллингхэма и стала осторожно вести разведку. Сначала она предположила, что Пол Уиллингхэм прикончил Мару, а тело спрятал где-то в доме или других помещениях. Укрывшись в тени одной из надворных построек, девочка стала искать участки свежевскопанной земли, но вдруг заметила, что занавески в комнате для гостей задернуты. Ей это показалось странным, потому что обычно Пол в дневное время открывает шторы во всех комнатах; Ванесса принялась наблюдать за этим окном. Через полчаса ее усилия были вознаграждены. Занавески осторожно раздвинулись, и за ними мелькнуло лицо Мары Торренс.

– Я поняла, что Пол просто прячет Мару и даже не думает ее убивать, – закончила свой рассказ Ванесса, не скрывая разочарования. – Или, возможно, он держит ее в плену для каких-то своих преступных и таинственных целей.

– Прекрасная работа, малышка, – улыбнулся Блаунт. – Попрошу до моего приезда всех оставаться в доме.

Роберт Ситон утомленно провел рукой по лицу, как только Блаунт вышел из комнаты. Найджел услышал, как он тихо проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Этому пора положить конец.

Джанет поднялась на ноги.

– Где куры, Ванесса?

– Все еще в велосипедной корзинке. Отдать их повару?

– Да. И пожалуйста, Ванесса, пойми: если ты шпионишь за другими людьми, гордиться тут нечем.

Ванесса застыла от неожиданности, затем кровь отхлынула от ее лица, девочка стала белее мела и какое-то время стояла, не в силах отвести от мачехи полные слез глаза. Потом слезы брызнули фонтаном, и Ванесса бросилась вон из комнаты, громко хлопнув дверью.

– Джанет, ты не должна была этого говорить. Это жестоко.

Голос Роберта звучал абсолютно бесцветно. Он взглянул на жену, и в его взгляде не было ни капельки любви, не было даже гнева, который порождается оскорбленным чувством любви, – Найджел подумал, что Роберт посмотрел на Джанет так, словно перед ним был совершенно незнакомый ему человек…

Услышав, как подъехал автомобиль Блаунта, Найджел пошел через двор к амбарчику. Мару с отцом и Блаунта он нашел сразу – они были в студии.

– Какая же ты дура, Мара, – услышал он, входя, голос Реннела. – Суперинтендант же сказал тебе, что это только вопрос времени и Лайонела обязательно поймают. Ну почему бы тебе не сказать нам, где он?

– Потому что я этого не знаю, – с раздражением выдавила из себя девушка. – А, Найджел, привет. Прошу вас, скажите этим двоим, чтобы они оставили меня в покое и перестали приставать с вопросами, на которые я не знаю ответа. Никак не могу втолковать суперинтенданту, что мне абсолютно наплевать, если меня запрячут за решетку за то, что я препятствую полицейским в исполнении служебного долга… или как это называется на их птичьем языке.

– Тебе, может быть, и наплевать! – закричал ее отец. – А ты подумала…

– …что некому будет тебе готовить? Да, трудно тебе придется.

– Меня от тебя тошнит! Можешь ты хоть раз в жизни подумать не только о себе и этом головорезе, с которым ты связалась?

Улыбнувшись собственным мыслям, Мара промолчала.

– Роберт закончил поэму, моя дорогая, – сказал Найджел.

Лицо девушки просветлело, почти преобразилось.

– Вы читали ее? – с живостью спросила девушка. – Впрочем, я уверена, она восхитительная. Так оно и должно было быть. Боже, как я рада! – Она вздохнула и вытянулась на стуле. – Да, это стоило того! Как же я счастлива! Мне все равно, что теперь будет. Я заплатила свой долг, правда, Найджел?

– О да! – завопил ее отец, и его одутловатое лицо исказилось от злости. – Главное, чтобы Роберт мог сочинять свои сопливые стишки, а остальное не имеет значения. Даже убийство. Ну знаешь, моя девочка, ему больше не придется…

– Писать стихи? С чего бы это?

– Совершать убийства! Впрочем, и стихи писать тоже.

– Отец! Ты с ума сошел! Что ты имеешь в виду? – Мара стояла над ним со сжатыми в кулаки руками.

Словно испугавшись собственных слов, которые вырвались у него под влиянием бешеной зависти, Реннел отвел от нее глаза и ничего не ответил.

– Послушайте, мистер Торренс, – вмешался Блаунт. – Ваш долг сообщить полиции все, что вы…

– Да не знает он ничего! – закричала Мара. – Не верьте ни одному его слову!..

– Придержи язык, соплячка! – На какой-то момент суперинтендант вышел из себя. – Стрейнджуэйз, уведите ее отсюда. Хватит с меня, сил больше нет, как она мне надоела.

Мара позволила Найджелу увести себя наверх, в ее комнату; там она бросилась на кровать и разрыдалась.

– Это неправда! Неправда! Он всегда ненавидел Роберта. О Боже, я…

– Послушайте меня, Мара, – твердо произнес Найджел. – Возьмите себя в руки! Вы должны мне ответить на один вопрос. О том, что вы видели в ту ночь.

И Найджел задал ей этот вопрос.

Мара удивленно раскрыла глаза; она была настолько поражена, что на какой-то момент застыла на месте.

– Да, – непослушными губами прошептала она наконец. – Это вполне могло быть. Но…

– Вот и все, что я хочу знать. Нет, не спрашивайте меня ни о чем. Расскажите лучше про свои приключения. Думаю, это было отчаянное предприятие. Или просто веселое?

– Я на все пойду ради Роберта.

Рассказ Мары был краток. Вернувшись на моторке в Ферри-Лейси после разговора с Найджелом, она посчитала, что было бы несправедливо скрыть их беседу от Реннела. Чуть позже она слышала, как отец позвонил суперинтенданту Блаунту и сказал, что хочет сделать заявление. Теперь, когда Реннел понял, что полиция уже знает об истории Мары и Освальда и о том, что Освальд в ту ночь заходил в амбар, Мара опасалась, что он будет пытаться свалить вину еще на кого-нибудь. Тогда-то они с Лайонелом придумали, что он скажет Блаунту, а потом решили воспользоваться этим случаем, чтобы переключить внимание полиции на Лайонела. Ни тот, ни другая, как, возможно, слишком настойчиво подчеркивала Мара, никогда и в мыслях не допускали, что Роберт может быть преступником. Но они понимали, что в отношении него существуют серьезные подозрения. И Лайонелу пришло в голову, что если бы он смог хотя бы на какое-то время отвлечь внимание полицейских на себя, они перестали бы беспокоить отца, который таким образом получил бы возможность в более или менее спокойной обстановке закончить, ни на что не отвлекаясь, свою поэму.

Мара теперь понимала, что эта идея была наивной, а план – совершенно детским. Как бы там ни было, но Лайонел подбил ее принять участие в его осуществлении, тем более что долго уговаривать не пришлось: их вновь обретенная любовь превращала все, что они делали вместе, в захватывающую и невинную игру. Мара предпочла бы следовать за Лайонелом до конца, спать в канавах и стогах сена, делить с ним все радости цыганской жизни и все опасности, которые могут выпасть на долю сбежавших влюбленных. Но Лайонел решительно настаивал на необходимости разделиться – это давало ему больше свободы действий и, соответственно, позволяло выиграть больше времени для Роберта. В конце концов они договорились, что если дело дойдет до побега, одну ночь они проведут в Фоксхолвуде, а на рассвете Мара отправится пешком в Хинтон-Лейси и попросит Пола Уиллингхэма спрятать ее. Если он откажется или ее присутствие на ферме будет обнаружено, все равно Лайонел останется на свободе, так что большой беды в этом не будет.