Личный враг князя Данилова - Владимир Куницын

Лемешев добрался до кустов. Одна за другой три гранаты полетели в полицаев, и все было кончено. Майор вернулся к калитке. Осторожно, готовый к любым сюрпризам, выглянул на улицу.

— Князь! — громко крикнул Лемешев. В тишине голос был отчетливо слышан, но ответа не последовало. Олег выбрался со двора. Медленно, непрерывно озираясь, стал обходить кусты. Николая он нашел за тополем не сразу.

— Маша! — полный отчаяния крик услышал даже идущий к деревне Каранелли. Ноги сами собой понесли с бешеной скоростью, нехорошее предчувствие засосало в груди.

Золиня примчалась через несколько секунд. Отодвинула Лемешева. Наклонилась надлежащим ничком Даниловым. Хотела взять за плечо, чтобы перевернуть. Что-то помешало. С удивлением посмотрела на ТТ в руке, отбросила в сторону.

Большое кровавое пятно над сердцем, смешанное с грязью, алая струйка крови, стекающая по губам, дергающиеся в конвульсиях мышцы говорили о том, что Николаю осталось немного, может, меньше минуты.

— Что?! — крикнул подбегающий Каранелли. — Что с…

И вдруг что-то взорвалось в душе Луи. Сотни раз он видел, как умирают друзья, товарищи по оружию, знакомые и незнакомые солдаты, сотни раз терял людей, которые были ему небезразличны. Но вид окровавленного, почти мертвого Николая просто разорвал душу на части. В какую-то долю секунды он вдруг понял, что нет, да и не может быть человека роднее, чем русский князь Данилов. И без него он остается совсем один. Да, есть Лемешев. Но кем он станет, когда он выберется из этого леса? Гражданином своей страны. А Луи?

— Что ты можешь сделать? Что нужно? — с огромным трудом справившись с собой, спросил Каранелли у Маши.

— Нужен операционный стол, продезинфицированные инструменты и хороший хирург. А я могу только подавать ему то, что требуется. Тогда будет один шанс из тысячи. Не понимаю, почему он жив еще. С такими ранениями умирают мгновенно.

Иногда трудно сказать, как приходят в голову мысли. Но это точно возникла из слов медсестры. Он должен умереть, но пока еще жив. Здоровье отменное, раны быстро заживали. А вот откуда оно взялось?

— Олег, грузовик!

— Что?

— Быстрее, Олег! Быстрее!

Осторожно освободил плечи Николая от шашки, поднял на руки и понес навстречу автомобилю.

— Борт открой!

Оставив Данилова в кузове на попечение Маши, Каранелли запрыгнул в кабину.

— Гони, Олег! К тому месту, где мы переправлялись вчера через Свиную.

Грузовик с трудом одолевал дорогу, размокшую от вчерашнего дождя. Через километр она кончилась, и машина, натужено ревя мотором, продиралась через поля, покрытые высокой травой и кустарником. Не доезжая четверти километра, автомобиль застрял.

Когда Луи и Лемешев вынули Данилова из кузова, Маша попыталась нащупать пульс.

— Некогда! — крикнул Каранелли. — Олег, помогай!

Они бежали к реке, скользя по мокрой траве. Майор чувствовал, что сердце пытается выскочить из груди, горло саднит от судорожно захватываемого воздуха, и думал только об одном — как бы не упасть.

У реки Князя положили на траву. Лемешев свалился рядом, Луи тяжело дышал, оперевшись рукой на березу. Маша попыталась нащупать пульс Данилова. Подняла веко. Пятнадцать секунд спустя Каранелли отодвинул девушку. Взвалил безвольное, словно тряпичная кукла, тело Николая на спину.

— Он мертв, — негромко проговорила Маша.

— Ждите здесь! — бросил в ответ Луи, заходя в воду.

Свечение дерева в солнечный день почти незаметно. Если бы не тень от соседних, то можно было совсем не разглядеть.

— Не дай ему умереть! — осторожно опуская на землю друга, проговорил Луи.

— Команда принята, — отозвался в мозгу сухой голос. И сразу Каранелли почувствовал, как что-то изменилось на поляне. Он словно оказался в стороне, как бы за стеклянной стеной, жуткая усталость от последнего рывка с тяжеленным князем на спине дала себя знать. Ноги подкосились. Луи сидел на траве обессиленный. Он без всякого удивления констатировал, что панического страха перед деревом нет. Ушел куда-то после слов: «Команда принята». Командовать дело привычное.

Дерево упорно работало, это мог понять даже Каранелли, для которого оно по-прежнему оставалось загадкой. Цвет ствола каждые несколько секунд становился другим, воздух непрерывно менял прозрачность, становясь то синим, казалось осязаемым, то прозрачным, струящимся, словно подогреваемый мощным источником тепла. Через несколько минут тело Данилова выгнулось коромыслом, упало, снова выгнулось. Из горла вырвался хриплый стон, скорее похожий на крик боли. Потом все успокоилось, Николай задышал. Ровно, спокойно, без рваных всхрипов. Каранелли облегченно опустил голову на траву. Пережитое нервное напряжение лишало сил. Ему показалось, что он только мигнул, в крайнем случае, — лишь на секунду закрыл глаза. Но вся усталость улетучилась, тело просто переполнялось энергией.

Одним прыжком Луи поднялся. Дерево едва заметно светилось ровным желтоватым цветом.

— Первичная релаксация закончена, — раздался уже хорошо знакомый голос. — Окончательное завершение цикла через двадцать часов. Доставленный субъект будет восстановлен полностью.

Каранелли понял не все слова, но догадался, что завтра Данилов будет в порядке.

— Я могу забрать его?

— Да. Разрешена транспортировка любыми средствами, не наносящими новых повреждений.

Луи замолчал. Так прошло почти полминуты.

— Спасибо! — наконец проговорил он.

— Команда требует уточнения, — отозвался в мозгу сухой механический голос.

Маша удивленно таращилась на грудь Николая. Она уже не сочилась кровью, затягиваясь с краев тонкой пленочкой. Сам Данилов, еще час назад выглядевший трупом, казался просто спящим. Лицо порозовело, исчезли мертвенно-бледные пятна. Дыхание редкое, но равномерное и глубокое.

— Так… так не бывает. Такое не может быть, — в голосе растерянность. Маша смотрела на Каранелли недоверчиво, даже с некоторым страхом. — Что вы сделали с ним?

Зеленые глаза смотрели в лицо француза, ожидая ответа. В голове роились самые невероятные предположения, среди которых то, что перед ней самолично присутствует дьявол, занимало далеко не последнее место.

— Тебя, если не ошибаюсь, Машей зовут?

Военная дисциплина великая вещь. Лемешев успел объяснить, кто здесь командир и как к нему обращаться.

— Ефрейтор Золиня, госпитальная медсестра сто пятьдесят седьмого полка, товарищ Артист!

Каранелли улыбнулся. Хорошо, по-доброму. Очень нужно, чтобы эта девушка поверила ему.

— Вот как! Значит, не Маша?

— Маша, — тихо проговорила медсестра, улыбаясь в ответ.

«Какая у нее красивая улыбка, — вдруг некстати подумал Луи. — И глаза. Два омута. В таких и утонуть можно».

— Так вот, Маша! Даже и не знаю, что делать. Конечно, я не обязан ничего объяснять. Но ты увидела слишком много. Боюсь, что каких бы обещаний молчать я не потребовал, ты все равно можешь сказать лишнее. Если не будешь понимать, что произошло. Слушай, повторять не стану!

Каранелли сделал паузу. Лемешев молча смотрел на Луи. Конечно, он знал намного больше, чем медсестра. Но не представлял, как сможет выкрутиться француз.

— Надеюсь, ты понимаешь, что советские ученые самые лучшие в мире?

— Да.

— Ну а врачи?

— Конечно.

— Отлично. А теперь попробуй представить, что могут сделать лучшие в мире врачи и ученые, если начнут работать вместе.

Но представить Маша пока не могла. Каранелли и не рассчитывал, что ему удастся так быстро довести свою мысль.

— Сейчас ты увидела результат работы последнего достижения советской медицинской науки. Так случилось, что самую наисекретнейшую установку не удалось вывезти. Ты помнишь, как мы оказались в твоем госпитале?

— Да. Вас вместе с товарищем Князем принесли к нам без сознания.

— Не все тогда пошло по плану. Аппаратура дала сбой. Но главное сделано — установка не досталась немцам. Они даже не подозревают, что находится у них в тылу. Надеюсь, ты понимаешь, как важно это достижение для нашей армии, для всего советского народа?

— Конечно, товарищ Артист!

— Отлично. А догадываешься, насколько секретно то, о чем мы с тобой говорим?

— Понимаю. Я никогда и никому ничего не скажу. Честное комсомольское!

— Верю. Теперь не скажешь, потому что понимаешь, в чем дело.

— Да, товарищ Артист. А я сначала подумала… — Девушка смущенно замолчала.

— Что? — рассмеялся Каранелли. — Что я связался с нечистой силой?

— Ага.

— Испугалась?

— Нет.

— Вот как? А почему?

— У нас в роду так повелось. Мой отец врач, дедушка тоже. А прабабушка — мама дедушки — знахарка. Она мне рассказывала, что ее всегда колдуньей называли, что с нечистой силой водится.