Геворг Марзпетуни - Григор Тер-Ованисян

Сказав это, князь взял княжну за руку, и, пока все восторженно смотрели на героиню, возвел ее на лестницу, и, обращаясь к пароду, громко объявил:

— Воины и народ Гарни! Эта юная княжна искупила ваши грехи. Для спасения родины она предлагает в жертву свою жизнь. Конечно, вы, как и я, не захотите принять эту жертву, но для поощрения ее сестер мы должны вознаградить ее. Она доказала, что она достойная наследница сюнийских героических нахараров. Докажем и мы, что умеем ценить самоотверженность отпрыска айказских нахараров. По приказу царя я являюсь владетелем Гарни и начальником крепости. В мое отсутствие я поручил эту службу Мушегу, но Мушег вступил в отряд. Поэтому начальником крепости отныне будет сюнийская княжна Шаандухт. Шаандухт — невеста моего Гора и, следовательно, наследница моего дома. Тот воин или житель Гарни, который ослушается ее приказа, ответит перед этим мечом!

И князь, согнув дугой меч, поднял его над головой княжны.

— …И перед нашими мечами! — громко крикнули воины, и мечи их засверкали в воздухе.

— Да здравствует сюнийская княжна! — воскликнул народ. К голосу его присоединились и воины, которые были пристыжены словами князя и княжны. Когда князь приказал всем удалиться, группа молодых воинов подошла к нему и попросила принять в отряд. Князь отказал им, сказав:

— Вы последовали не моему примеру, а примеру княжны. Оставайтесь в крепости и верно служите своей начальнице. В будущем, если она попросит за вас, я приму вас под свое знамя.

Когда по приказу князя народ и остающиеся в крепости войска разошлись, воины княжеского отряда направились во дворец. Здесь князья и княгини окружили их и стали осыпать похвалами. Княгини Гоар и Мариам обняли и расцеловали Гора и Шаандухт, выражая свой восторг перед их бесстрашием.

А юный Гор, вдохновленный героическим поступком своей невесты, подошел к отцу и, волнуясь, сказал ему:

— Любимый отец! Ты перед всей крепостью торжественно заявил, что Шаандухт моя невеста и твоя наследница, и оказал ей высокое доверие. Моя благодарность тебе за это безгранична. Ты сделал меня самым счастливым и самым сильным человеком в мире… А теперь разреши мне вручить ей обручальный подарок как залог союза, который ты должен благословить.

— Хорошо, мой дорогой. Подари своей невесте то, что тебе хочется, — ответил князь ласковым голосом.

Гор прошел вперед и, отстегнув от пояса небольшой меч в золотых ножнах, подарок отца, опоясал им стан княжны.

— Пусть этот меч служит нам залогом обручения и защитит мою невесту от тайных врагов, — сказал он.

— Женщины мечей не носят, Гор, но я буду носить этот подарок в память твоей любви и отдам его тебе, когда ты вернешься после войны со славой победителя, — ответила Шаандухт, улыбаясь и краснея.

Князь Геворг, княгини и все воины отряда благословили молодых и принесли им свои поздравления. А сепух Ваграм, радующийся счастью каждого армянина, так был растроган, что обнял своими сильными руками обоих и воскликнул:

— Одного желания видеть вас счастливыми мне достаточно, чтобы сокрушить врага. Если в нашей стране много таких сердец, как ваши, пусть все они будут счастливы. Сепух Ваграм не умрет до тех пор, пока не поднимет над вашей головой крест во время святого венчания. А сделаю я это, изгнав последнего араба из пределов нашей родины.

— Да будет так! — воскликнули воины.

Радость и воодушевление охватили всех.

Когда княгини Мариам и Гоар благословили своих детей, князь Геворг вложил меч в ножны и, обращаясь к своим соратникам, сказал:

— Дорогие друзья! Нам остается выполнить еще один долг. Перед тем как выйти навстречу врагу, поедем к нашему государю, получим от него разрешение и благословение для начала нашего похода. В каком бы он ни был состоянии, где бы ни обретался, он — наш царь, его воля и его слово должны управлять нашими мечами.

— Да здравствует царь! — воскликнули в один голос воины.

В тот же вечер вооруженный отряд выехал из крепости Гарни, направляясь к Севану. Прекрасная начальница крепости на сюнийском коне, с отрядом вооруженной охраны, проводила воинов обета до ближайшей стоянки, где в уединении, обняв своего жениха, подарила ему свой первый поцелуй и со слезами на глазах благословила в дорогу.

6. Тягчайшая из печалей

Багровый диск луны, показавшись из-за Айцемнасара, осветил темное Гегамское озеро. Восточная часть озера загорелась буро-красным светом, словно тысячи лунных дисков погрузились в мелкую рябь воды. На Севане было тихо, огни погасли. Монахи, усталые после долгих церковных служб, заперлись в сырых кельях и погрузились в сон. Часовни и церкви, казалось, тоже дремали, и прибрежные волны своим плеском убаюкивали их.

Около храма святого Воскресения, возвышавшегося на восточной стороне острова, мимо разбросанных и покрытых мхом надгробных памятников, молча прохаживался взад и вперед человек высокого роста. На нем было широкополое одеяние, похожее на схиму, какую носят монахи, голова покрыта простой скуфьей. Только осанка и величественная походка говорили о том, что он не привык к монашескому облачению. Он присел на краю обрыва, где, подымаясь из озера, громоздились друг на друга скалы, образуя мощные преграды. Прикрывая остров с востока и с юга, они делали его недоступным не только для плотов и лодок, но и для пловцов.

Луна медленно поднималась по небесному своду. Темно-красный цвет озера переходил в серебристый, разливаясь по водной глади к далеким берегам, окруженным с одной стороны высокими горами и холмами, с другой — полями и плоскогорьями. Луна проливала спокойный свет. Сидевший на камнях человек наблюдал за прекрасной и мирной картиной природы. Ему казалось, что именно в такие минуты, когда мир покоится в объятиях сна, выходят из бездны злые духи или спускаются ангелы добра и предрешают судьбы смертных, даруя одним счастье, а другим — горе и страдание… Казалось, что именно в такой час были предрешены его печали и несчастья. Грустные мысли овладели им. Воображение рисовало картины прошлого, то прекрасные, то суровые и мучительные.

— Как я дошел до такого унижения?! — воскликнул он вдруг и поднес руку ко лбу, будто хотел отогнать печальные мысли, которые, как черные тучи, собрались над ним. Мучительные образы не исчезали. Серебристое озеро, горы с величественными вершинами, луна своим кротким светом и даже нежный ветерок, который колебал водную гладь и ласкал прибрежные травы и цветы, не приносили успокоения. Он не слышал даже шума волн у подножья скал. Душа его витала где-то далеко…

Но вот послышался легкий шорох. Он вздрогнул и, повернув голову, увидел, что к нему приближается закутанная в покрывало женщина.

— Кто это? — окликнул он, но, сейчас же узнав, поднялся с места. — Царица, это ты? — спросил он мягким голосом.

— Да, мой любимый государь… — ответила она почти шепотом.

— Здесь? Одна, в такую позднюю пору?

— Разве я одна? Ведь со мной царь Ашот…

— Где же твои прислужницы?

— Я пришла сюда без них, хотела непременно видеть тебя. Привратники сказали, что ты каждую ночь подолгу гуляешь тут… Я этого не знала.

— Да, ночью здесь очень хорошо… Но зачем ты хотела непременно меня видеть? Надо сообщить какое-нибудь известие?

— Известие? Нет.

— А что же?

— Хотела поговорить с тобой несколько минут.

— Не понимаю. Днем ты видишь меня каждую минуту, можешь всегда со мной поговорить. Зачем ночью лишать себя покоя?

— Покоя?.. Разве у меня есть покой? Разве я могу иметь его?

— Царица…

— Часы покоя навсегда утеряны для меня.

— В нашей стране теперь ни у кого не спокойно на душе.

— Сейчас да. Но когда изгонят врага, все обретут покой.

— А с ними и ты.

— Я? О, если б это было так…

— Неужели ты страшишься будущих нападений? Даже сегодня никакая опасность не угрожает тебе. Севан — неприступная крепость.

— Мою крепость и мои твердыни враг разрушил уже давно. Мой мир и покой утеряны навсегда…

— О чем ты говоришь? Ты опять намекаешь на старые обиды?

— О, позволь поговорить с тобой хоть раз, позволь раскрыть свое сердце. Разреши поплакать пред тобою…

— Царица, ты взволнована, тебе надо успокоиться.

— Не гони, умоляю. Оставь мне волнения и страдания. Я нахожу свой покой только в них…

— Но что случилось? Кто-нибудь нанес тебе оскорбление?

— Нет. Старая рана, старая печаль изнуряет и терзает мое сердце. Увы, нет руки, чтоб наложить на нее бальзам и повязку. Я покинута, я одинока, совершенно одинока… О, ты не знаешь, как тяжело быть одинокой!..

При этих словах царица разрыдалась.

— Царица, ты плачешь? Ты не дитя… Что скажут, если услышат? Пойдем, я провожу тебя до твоих покоев. Тебе надо отдохнуть.