Волонтер - Павел Астахов

– Выводите всех наверх! – распорядился Дорофеев. – Звоните в городскую прокуратуру. Никого не выпускать!

Следователь был явно потрясен тем, что увидел в этом заведении. Он пытался маскировать свое нервное состояние отдачей команд, как нужных, так и совершенно бесполезных. Дежурный прокурор Москвы давно был оповещен и уже делал все, что от него требовалось. Выйти незамеченным из здания клиники и вовсе казалось невозможным. К больнице дополнительно подтянулась группа быстрого реагирования местного отдела полиции, вызванная Соломиным, которая тут же рассредоточилась по периметру здания.

– Найдите какую-нибудь одежду! – крикнул Артем и принялся вызывать «Скорую».

После разговора с диспетчером его взор устремился на Джеймса.

– Он под наркозом, – испуганно проблеял врач, все это время находившийся рядом с ним, и Павлов сразу узнал американский акцент.

– Так это он должен был получить новое сердце? – спросил он и сказал Марфину: – Вы можете снять маску. Она вам больше не нужна.

Американский доктор выполнил его распоряжение.

– Да уж, дядя, – вполголоса сказал Павлов, глядя на Джеймса, спящего под наркозом. – Тебя ждет неприятный сюрприз, когда ты проснешься. Если это вообще случится.

В операционную заглянул Юрий и сообщил:

– Коробов нашелся. Бился головой об дверь, но в остальном цел и невредим.

– Где Ремезов? – спросил Павлов.

– Ищут. Никуда не денется.

Павлов взглянул на Владимира и заявил:

– Если крысу загоняют в угол, то она будет защищаться до последнего.

Когда он вышел наружу, к нему шагнула Алла и тихо сказала:

– Не хочу, чтобы ты уходил.

Артем обнял девушку и проговорил:

– Да я и сам не уйду, пока ты не покормишь меня. Жутко хочу есть! – Павлов улыбнулся, и Алла крепко прижалась к нему.

Ускользнул

Ремезов сменил бег на шаг. Его лицо, посеченное осколками, болело, перед глазами, лишенными очков, все расплывалось, в боку кололо от перенапряжения, но он упорно двигался вперед. Морг находился в самом конце правого крыла. Похоже, нежданные гости туда пока еще не добрались. Там есть одна крошечная, почти незаметная дверь. Код замка знал только он. Даже этот заплывший хряк Коробов не был в курсе насчет потайного выхода из больницы.

Мысли Михаила Викторовича метались, словно напуганные рыбки в аквариуме. Он старался мыслить рационально, но это не очень у него получалось.

Неужели конец всему? Безмятежной жизни, невероятно прибыльному бизнесу?

Словно в ответ на этот вопрос в мозгу Ремезова сверкнула всего одна фамилия: «Павлов», и его зубы заскрежетали в бессильной ярости. Он ничего не пожалел бы, лишь бы оказаться с этим адвокатом в операционной, конечно, при условии, что тот окажется обездвижен, а ему будет предоставлена полная свобода действий. Вот тогда Михаил Викторович весьма доходчиво объяснил бы этому самовлюбленному павлину, кто в доме хозяин.

Ну да ладно, всему свое время.

Ремезов никогда никому не прощал обид. Даже в школе, будучи совсем ребенком, Михаил всегда помнил, с кем и когда у него возник конфликт, чтобы спустя дни, а то и недели в подходящий момент сделать бросок и ужалить врага в самое слабое место.

Он не простит Павлову этого поражения. От мысли о том, что все происшедшее явилось следствием подлых происков этого проклятого адвоката, пальцы Ремезова с силой сжимались в кулаки, на ладонях оставались красные вмятины от ногтей.

Наконец он оказался в морге. Охраны там не было. Из-за сработавшего сигнала тревоги вся она потянулась к главному корпусу.

Ремезов быстрым шагом миновал трехъярусные контейнеры, в которых хранились трупы, прошел в самый конец помещения. Он с трудом отодвинул высокий шкаф и увидел металлический люк. Михаил набрал на замке нужную комбинацию цифр, после чего открыл дверцу и брезгливо вдохнул затхлый прохладный воздух, заполняющий тоннель.

Лаз был узким, и Ремезов почему-то подумал, что Коробов точно застрял бы в нем. Он вспомнил мультфильм про Винни-Пуха, и эта мысль его рассмешила. Михаил закрыл за собой люк и пополз вперед.

Через несколько минут ржавая дверь трансформаторной подстанции, расположенной в ста метрах от клиники, чуть приоткрылась. Ремезов выглянул наружу. Кругом царила тишина.

«Вот было бы смеху, если бы на дверь кто-то повесил замок! – подумал он. – Тогда ты, уважаемый Михаил Викторович Ремезов, всю оставшуюся жизнь провел бы как крот, в подземном лазе и этой заброшенной будке, питаясь червями и жуками. Возможно, эту невзрачную постройку скоро вообще снесут напрочь. Ну и ладно. Свою функцию она уже выполнила».

Михаил Викторович отряхнулся и быстрым шагом направился к шоссе.

Спустя какое-то время ему удалось поймать частника. Тот удовлетворился предложенной суммой и посадил его в автомобиль, делая вид, что ему совершенно нет дела до мятого и окровавленного костюма пассажира.

«К Назе! – подумал Ремезов. – О том, чтобы ехать домой, не может быть и речи. Там меня сразу возьмут еще тепленьким. Остается надеяться, что до Назы правоохранители пока еще не добрались».

Водитель искоса поглядывал на его мятый костюм и хмурое лицо в кровавых разводах, но не задавал никаких вопросов.

Михаил Викторович равнодушно глядел на зарождающийся рассвет, а в голове у него зрел дерзкий план. Наза должна ему некую сумму, пусть и небольшую, но тем не менее. Кое-какие сбережения у него хранились в международных банках. Он мог воспользоваться этими деньгами в любой стране Европы. Заграничный паспорт у него всегда с собой. Куда поехать – тоже не проблема.

«Здесь масса хороших людей, и все они мои знакомые», – вспомнил он фразу Остапа Бендера и не смог сдержать улыбки. Ничего-ничего. Все будет в ажуре. Нужно только умыться и сменить костюм.

Пока сокращалось расстояние между пыльной «девяткой» и домом, где проживала Наза Амирова, Павлов размышлял, куда мог податься Ремезов.

– Уже оповещены все посты ГИБДД, – сообщил Соломин, только что беседовавший с дежурным по Москве.

– Его машина здесь, Юра. Он не дурак, хоть и истерик, – размышлял вслух Артем. – Если Мишенька и решит сделать ноги, то сядет к частнику. Его, конечно, опознать легко будет. У него вся рожа в свежих порезах. Нужно в аэропорты и на вокзалы ориентировки дать и официально объявить в розыск. Уверен, он вообще решит залечь на дно, но не здесь, а за рубежом. По крайней мере на время. – Павлов поразмыслил и добавил: – А может, стоит навестить некую даму? Я имею в виду Назу Валерьевну Амирову. Ремезов к ней неравнодушен, я это заметил.

Соломин посмотрел на друга.

– Ты думаешь?..

– Да.

Сережа

Около пяти утра видавшая виды «девятка» остановилась у подъезда, в котором находилась квартира Назы. Михаил Викторович расплатился с водителем и взглянул на окна, закрытые синими занавесками. Дверь вдруг открылась, на улицу выскочил какой-то мужик и быстро зашагал по двору. Наверное, в такую рань он уже торопился на работу. Ремезов воспользовался счастливым случаем и скользнул в подъезд.

«Не самое лучшее время для визита к женщине, ну да ладно. Не каждый же день происходят подобные форс-мажоры», – думал Ремезов, с нетерпением поджидая лифт.

Войдя в кабину, он на какой-то миг ужаснулся, увидев свое отражение в громадном зеркале. Волосы взъерошены, подслеповатые глаза с непривычки щурятся и моргают, все лицо в засохшей крови. Надо срочно привести себя в порядок.

Михаил вышел на четвертом этаже, нажал на кнопку звонка и услышал, как в квартире переливчато засвистел соловей.

«Детский сад, блин! – Ремезов ухмыльнулся. – Да, когда-то птичьи трели вместо стандартных звонков были модными, но потом ушли в прошлое. Странная эта Наза. Как и ее сынок, больной на всю голову».

Михаил Викторович снова нажал на кнопку и озадаченно посмотрел на дверь, словно на ней была написала причина, по которой ему до сих пор не открыли.

– Пора вставать, Наза! – сквозь зубы проговорил он и ударил в дверь ногой, потом еще раз.

«Вот же коза!.. Куда ты подевалась?»

Он не сомневался в том, что Амирова дома. Ремезов собирался стукнуть в третий раз, но вовремя одумался. Шум может привлечь соседей, а ему это ни к чему. Позвонить женщине он не мог, так как из-за боязни быть обнаруженным выбросил свой телефон еще в коридоре клиники, а сим-карту разломал чуть позже и выкинул остатки в какие-то кусты.

Пока Ремезов раздумывал, как поступить, у двери послышался шорох. Михаил Викторович превратился в изваяние. Кто там? Наза или ее ненормальный сынок?

Послышался тихий щелчок, и дверь отворилась.

– Миша? Что тебе?

Ремезов непроизвольно отпрянул – настолько сильно изменилась Наза. Волосы, некогда густые и пышные, теперь свисали на испуганное лицо грязными сосульками, кожа отдавала нездоровой желтизной, а глаза напоминали мертвые дыры. Она была босая, ее тело прикрывала лишь изодранная ночная рубашка, сплошь заляпанная кровью. Левая рука бессильно свисала плетью, и Михаил Викторович решил, что она наверняка сломана.