Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

Запись в дневнике Жюля Ренара: «Похороны Верлена. Верно сказал один академик, похороны возбуждают, вселяют бодрость… Он вскричал: „Женщины сгубили Верлена!“»

Нет, всё значительно сложнее. Его душа ребенка не вынесла тягот мира.

В дне вчерашнем иль завтрашнем —Где мы?Где мы, сердце? В тумане глубоком

Ты провидишь недремлющим окомВсем поэтам присущую тему.Умереть бы в печалях, весельях, —О, любовь! — как часы и мгновенья,В непрестанном и вечном движенье…Умереть бы на этих качелях!

Верлен и качался на этих смертельных качелях, от печали к веселью, и до конца смерти, сохранял бессознательную потребность ласки. Но ни ласки, ни счастья по существу не узнал. Оставалось одно: успокоение в смерти. Смерть — «этого единственно ему не хватало», как написал французский писатель-эстет Поль Клодель. И он же:

Старик ушел. Он вернулся туда, откуда его прогнали…Только голос — то ли женщины, то ли ребенка,То ли Ангела — «Верлен!» — позвал его из тумана.

«Верлен» — имя нарицательное. Символ пьяного поэтического бреда и метущегося сердца.

«Дитя с душой чистой и честной» (Жюль Леметр).

«Волнующая непосредственность». «Стоны и крики бедного, безвольного дитя». «Бессознательное существо». «Полузверь-полубог».

По мнению Франсуа Коше, Верлен «навсегда остался ребенком, сохранившим свою детскую душу, всю свежесть чувства».

Из завещания Верлена:

«Мое завещание.

Я не оставляю ничего бедным, потому что я сам бедняк.

Я верю в Бога.

Незадолго до смерти от воспаления легких Верлена избрали «королем поэтов», самым великим из всех живущих во Франции.

На смерть Верлена отозвался Максим Горький в «Самарской газете» статьей «Поль Верлен и декаденты», в ней «Буревестник» отметил «розги, которыми судьба сечет культурные классы Европы» (а в России не секла?). Непосредственно о поэте: «Верлен был яснее и проще своих учеников: в его всегда меланхолических и звучащих глубокой тоской стихах был ясно слышен вопль отчаяния, боль чуткой и нежной души…» А далее Горький дал характеристику всем декадентам сразу: «Сначала это были дети, чистые сердцем дети, какими бываем все мы, к сожалению, очень краткое время…» Выросли — и «вопль отчаяния» от ужасной действительности. И как в одной песенке: «Мама, я хочу домой!..»

На рубеже XIX и XX веков Верлен был весьма популярен в России. Его любил переводить Федор Сологуб, находя у французского символиста созвучия со своей душой и судьбой. В дневниках Корнея Чуковского есть запись от 7 мая 1923 года: «Одинокий старичок, неприкаянная сирота, забитый критиками и газетами, недавно переживший катастрофу, утешается саморегистрацией. — Моих переводов из Верлена у меня зарегистрировано семьдесят».

Сам Верлен ничего не регистрировал.

Современник поэта Рене Гиль рассказывал, как застал Верлена за сосредоточенной молитвой, а через несколько минут тот уже весело восседал в плохоньком кафе. А на удивление Гиля ответил в духе героев Достоевского: «В нас, во всех людях, есть два существа, поддерживающие друг друга, но враждебные, ах, как враждебные! — ангел и свинья! Да, решительно свинья!..»

Кстати, о парижских заведениях. Всем туристам непременно посоветуют посетить ресторан «Лапель Анжель» («Ловкий кролик») на улице Соль, где собирались многие знаменитости: Пикассо, Аполлинер и, конечно, Поль Верлен. И еще — кафе «Дё Маго» на площади Сен-Жермен-де-Пре. Здесь частенько сиживали Поль Верлен и Артюр Рембо, ну, а позднее — Жан-Ноль Сартр и Симона де Бовуар. Это кафе славится лучшим горячим шоколадом в Париже. Но вряд ли в свое время Верлен и Рембо увлекались шоколадом: они предпочитали что-то горькое и хмельное.

Надо заканчивать повествование о Верлене. Дитя и поэт. Бюрократ и коммунар. Бродяга и иждивенец. Фермер и хулиган. А еще новатор. В стихотворении «Искусство поэзии» Верлен говорил о необходимости переосмыслить роль слова и поэзии, и, конечно, великий саморазрушитель: сознательно разрушал свою телесную оболочку, чтобы высвободить творческую энергию. Кто-то из несведущих в поэзии по-житейски сказал бы: непутевый…

И прислушаемся еще к одному мнению. Авторитета. Эмиль Золя:

«Верлен создавал свои стихи так же, как груша производит свои плоды. Ветер дул, а он шел туда, куда гнал его ветер. Он никогда не хотел чего-либо, никогда не спорил о чем-либо, не обдумывал, не исполнял, никогда он ничего не делал при полной деятельности своего сознания. Можно придумать для него иную среду, можно подвергать его разным влияниям, наделить его совершенно различными точками зрения, и несомненно, что его творчество преобразилось бы и приняло бы другие формы, но он остался бы столь же несомненно рабом своего чувства и гений его придал бы такую же силу песням, которые непроизвольно срывались бы с его уст. Я хочу сказать, что при такой натуре, вышедшей из равновесия и доступной всяким внешним проявлениям, почва имеет весьма мало значения, так как все в ней растет в полноте неотразимой личности».

Короче, Верлен как «листок, носимый по ветру».

Верлен — трудный поэт для перевода: очень много словесных нюансов. Пожалуй, лучше всех Верлена переводил, чувствуя его звук и ритм, Георгий Шенгели. Он в 1945 году подготовил книгу о Верлене: стихи, примечания. Но ей было суждено храниться в столе переводчика более 50 лет. Книга увидела свет лишь в 1997 году.

У Верлена трудная судьба и после его ухода.

Алхимик слова

Польский поэт, переводчик, сатирик и страстный антифашист Юлиан Тувим жил в трудные времена. Он выжил благодаря лирике и остроумию. Лирика множила его друзей. А шутки разили врагов. Вот лишь одна запись из записной книжки Тувима: «Помни о бедных, — говаривал некий лодзинский фабрикант, — это ничего не стоит». И еще одно знаменитое определение: «Эгоист — тот, кто заботится о себе больше, чем обо мне». Поистине, подобное мог написать человек с золотым пером.

Юлиан Тувим родился в Лодзе, в еврейской семье, 13 сентября 1894 года. Он очень любил Польшу и любил город, в котором родился — Петраковская улица, базар, гостиница «Савой», фабрики и нищие Балуты:

Пусть те восхваляют Сорренто, Крым,Кто на красоты падок.А я из Лодзи. И черный дымМне был отраден и сладок.

Родился Тувим в мелкобуржуазной интеллигентной семье, которая вечно колеблется между народными чаяниями и вкусами правящей элиты. Вечное неудовлетворение в душе и путанице в голове. Отец был банковский служащий средней руки, человек по характеру методичный, замкнутый и отрешенный. Мать — моложе его на 15 лет — натура более чуткая, нервическая, с идеальными порывами. Сын перенял от отца методичность, а от матери — артистичность натуры, родители жили недружно, дом был неуютен, средств мало, — вот в такой атмосфере формировался будущий поэт.