Рузвельт (СИ) - "Дилан Лост"

Вполне ожидаемо. Плохое самочувствие, дождливая погода, кризис или инопланетное вторжение — отцу только дай повод заслушать до дыр все свои старые пластинки.

— Задай-ка жару, детка. Вон та синяя пластинка, третья слева.

Я похлопала глазами от удивления.

— Я?! Мне включить музыку?

— Не дрейфь, руку тебе там никто не оттяпает. — улыбнулся отец.

Я медленно подошла к комоду, где стоял старый проигрыватель пластинок. Раньше нам с Джулианом нельзя было даже дышать рядом с ним. А теперь Чарли разрешает мне включать на нем музыку. Все эти изменения не внушали мне особого оптимизма.

Предварительно покопошившись у шкафа несколько минут, я взяла с полки нужный виниловый диск.

Включать проигрыватель — это очень ответственное дело, требующее максимальной концентрации, как при операции на открытом сердце. Я так заволновалась, что вспотели ладони. Пришлось вытирать их об джинсы.

— Дави на диск, если плотно идёт по штырю, не бойся. И смотри, чтобы он опустился на мат, иначе винил раздербанится вхлам. — Чарли подсказывал мне, не вставая с кровати.

Следуя четким инструкциям, я закрепила пластинку на металлический стержень и плавным движением руки опустила иглу.

И вот — чудо свершилось. Пластинка начала вращаться.

Карлос Сантана заиграл «Луну Гаваны», и мы с Чарли легли бок о бок. Доедая печенье, я рассказывала, как Олли все утро собачился с доставщиком овощей, который вместо гигантских бразильских помидоров привёз кубинские перцевидные. Как заявила Артуру тогда, что дрянной вкус хот-догов Олли зависит вовсе не от сорта помидоров. И как Артур дал покататься Хайду на своём «Феррари» и угостил Грэга огромной порцией тако. И как Артур…

Артур. Артур. Артур.

— Ты влюблена, детка? — совершено будничным тоном поинтересовался отец.

— Эм… Что? В Даунтауна?! — чтобы он не заметил моих раскрасневшихся щёк, пришлось отвернуться. — Это какая-то бредятина.

После вырвавшегося нервного смеха я вздохнула.

— Я такая дурочка, Чарли.

— Значит, влюблена. — сделал вывод он, улыбнувшись и протянув мне руку.

Я соединила наши руки плашмя, чтобы можно было сравнить их размеры. Помню времена, когда вся моя пятерня была размером с одну только его ладонь. Теперь кончики пальцев дотягиваются почти до самой последней фаланги огромных рук Чарли.

— Люби, пока любится, детка. Падай в эту несносную яму с разбега. — дал мне совет отец. — Все мы там рано или поздно оказываемся. Просто кто-то успевает обжиться на дне, а кто-то…

— Становится сюжетом «Молчания ягнят»?

— Вот именно.

Я спрятала своё пылающее лицо между подушкой и плечом отца.

— Не хочу влюбляться. Это ужасно. Хочу любить только тебя, Чарли, и никого больше. До конца своих дней.

— Я бы тоже этого хотел, детка. Но есть одна загвоздка.

— Что ещё за загвоздка?

Папа погладил меня по голове.

— У меня нет чертового «Феррари».

Я рассмеялась. Как же хорошо у Чарли под крылышком. Где нет никаких бед и несчастий, банкротства, повесток из судов, и где не нужно вечно ждать плохих новостей.

Я бы хотела, чтобы это лето длилось вечно, чтобы Хайд не облысел от своих экспериментов с волосами, Чак постоянно сидел с кляпом во рту у нас на кухне перед тестами на наркотики, а Артур не паковал чемоданы, грезя об Оксфорде.

Какая же я мечтательница. Самая настоящая чудачка.

Но проигрыватель уже несколько раз подряд крутит одну и ту же песню. И это даёт мне надежду. Я дура, знаю.

И все же я закрываю все-все двери в своём сознании на несколько замков и не даю выскользнуть ни единой секунде. Время теперь заперто.

Есть только Чарли, я и Карлос Сантана. Рок и блюз, и звуки электрогитары.

«Луна Гаваны», пожалуйста.

Пожалуйста.

Не заканчивайся никогда.

Глава 14

У нашей микроволновки всегда были замашки самой настоящей истерички. Но в этот День независимости она была в особо скверном настроении. На такие противные, истошные звуки не была способна даже Марисса, вызывающая дьявола в туалете «Круза».

Хотя не мне ее осуждать, через пять минут я буду визжать точно так же. Депиляция — тяжелый спорт. Скрюченная восковая полоска, которую я достала из микроволновки, выглядела так, словно может меня убить.

Это все Хайд. Он виноват во всех моих бедах и дурацких идеях, которыми я становлюсь одержима. Если бы он не прожужжал мне все уши о том, что бритвенные станки — это пережиток времени для отсталых консерваторш с волосатыми ногами, я бы не сидела тем утром на кухне с дергающимся глазом и воском в самых неожиданных местах.

С самого края карниза за кухонным окном на меня смотрела птица. Необычная, экзотическая. Как будто бы пожаловавшая с другого материка. Небольшого размера, торчащим, как у какаду, хохолком и насыщенным зеленым оперением цвета новой прически Хайда. Склонив голову на бок, она, не отрывая глаз, следила, как я вот уже вторую минуту трусливо собиралась с мыслями, сидя с приклеенной к ноге восковой полоской.

Птичка будто бы говорила мне: «Давай, Тэдди, ты справишься. Это не больнее, чем засунуть руку в горячий тостер».

Пока у меня на лбу от нервов не выступил пот, я взялась за уголочек полоски, которая уже припекла мне голень.

— Три, — я сглотнула, — два…од…

В дверь так неожиданно постучали, что я дернулась на стуле, разворошив всю стопку с набором для депиляции. Резанув крылом по стеклу, птица улетела. А на кухне образовался полнейший беспорядок.

В свой заслуженный выходной дома я была совершенно одна. Джулиан был а автосалоне, Чарли на подработке, Джек снова таскался непонятно где. Так что открыть дверь и посмотреть, кого к нам принесло, кроме меня было некому.

— Черт.

Стучали довольно настойчиво. Оставив полоску приклеенной к голени, я уже поднялась с места, чтобы обойти устроенный хаос и открыть дверь.

— Мистер Картер, откройте дверь! Меня зовут Гарольд Хопкинс. Я являюсь управляющим конкурсной массы в вашем деле по банкротству и мне нужно провести осмотр жилого помещения!

Не дойдя до двери буквально полшага, я тут же развернулась и сменила траекторию направления.

— Мистер Картер! — все также раздавалось снаружи.

Но я к тому моменту уже была в гостиной, приподнимала раму окна. Забравшись на подоконник, я перекинула ноги через карниз и не очень грациозно плюхнулась с него на землю.

Обойдя дом крюком, я прошмыгнула на противоположную сторону улицы, оказавшись за спиной этого Гарольда Хопкинса.

— Эй, мистер! — свистнула я, изображая самый техасский акцент, на который только была способна. — Картеров сегодня нет, дружище, ты бы лучше поберег легкие. А то у их соседки есть дробовик, и она ох как не любит всякой шумихи!

Как ни в чем не бывало, я пошла дальше, вдоль улицы. И только завернув за угол, скрывшись с глаз все еще долбящегося к нам в дом управляющего, бросилась бежать со всех ног.

. .

Я неслась, как угорелая, без остановок почти четыре квартала под палящим июльским солнцем.

В моей голове надоедливо повторялась одна и та же раздражительная мелодия с барабанной дробью и хлопушками, под которую хор чирлидерш громко скандировал:

— Дайте нам «Т»! Дайте нам «Э»! Дайте нам двойную «Д»! Дайте нам «И»! Неудачница Тэдди! Бездомная Тэдди! Отсталая Тэдди с бритвенным станком!

Ненавижу чирлидерш.

Пулей долетев до многоэтажного здания, где находилась квартирка Кары и Хайда, я еще минут десять сидела на ступеньках лестницы в их подъезде, пытаясь отдышаться. Ну и еще не расплакаться.

После стука в дверь мне довольно долго никто не открывал. За стенкой раздавался грохот и чьи-то ручательства. Смутившись, я решила постучать снова.

— Иду-иду! — каким-то слишком низким, как будто бы не своим голосом проговорил издалека Хайд.

Когда дверь открылась, передо мной предстал друг в неестественно-неряшливом виде.

— Здарова, Тэдди. — низко протянул он. — Заходи, но не болтай много, голова гудит от… кхм, похмелья. Сядь и помалкивай